Сын города - Том Поллок

«Притворись мертвой, притворись мертвой, – она понятия не имела, откуда в голове взялась эта мысль. – Притворись мертвой».

Через пару секунд притворяться не потребуется.

Волк бросил девушку, удар сотряс тело.

Зверь встал над ней, металлотрубная пасть широко распахнулась…

…и не захлопнулась.

Бет удивленно моргнула. Петли по углам импровизированной челюсти натужно визжали, но трубчатый волк не мог закрыть рот. Ноздри зверя извергали облака ржавчины.

– Че, парни?! Да! Очень сильно хорошо!

Бет вздрогнула, перекатываясь на плечо. Сквозь волны тошнотворной боли она увидела Виктора, стоящего в нескольких ярдах поодаль на тротуаре, в развевающейся шинели, взмахивающего фонариком, словно дирижируя оркестром. Вокруг него нетерпеливо толпились Белосветные, яркие, словно миниатюрные звезды.

Глаза русского безумно вспыхивали:

– Теперь, ребятки, мои хорошие ребятки, еще, – потребовал он. – Еще.

И стеклянные парни поправили свои фуражки и выгнули спины, потея чистым светом, выступающим на лбах.

Волчьи челюсти открывались все шире и шире, петли, визжа, сопротивлялись. Бет смотрела с испугом и восхищением, как две половинки звериной морды внезапно выгнулись, и с оглушительным визгом протеста чудовище Выси вывернулось наизнанку.

Одуревшая от происходящего, Бет встала. Порыв проспиртованного, с гнильцой, дыхания окатил девушку, когда Виктор наклонился осмотреть ее плечо. Она чувствовала, что уже исцелилась: цемент в крови затянул рану.

– Как это ты, Царица? – пробормотал он, почти загипнотизированный видом ее странной крови. – Даже в Спецназе такому не учить, моя богиня.

Девушка заметила других рыщущих волков, с пастями, посверкивающими в свете противников, и сердито толкнула русского.

– Нас окружают! – прокричала она ему в лицо. – Вперед!

Бет побежала на оранжевое свечение Натрииток. Жар обдал ее шею, когда Ламповые люди поспешили за ней.

Боль пульсировала в болтающейся поврежденной руке.

«Богиня, – подумала она. – Кто это чертова Богиня?»

Первая атака Выси оказалась слабой. Его волки кружатся на месте, хватая зубами воздух, но их теперь гораздо меньше, чем было. С другой стороны, нас тоже. Я бросаюсь бежать, осколки стекла кусают ноги. Мусорный тигр несется подле меня, и с нашей стороны раздаются усталые приветствия – всего два или три слышимых голоса, но молчаливый хор светится до самых облаков. Они думают, мы победили.

Но теперь подходят укротители: покачивающиеся металлические скелеты нетвердой походкой бредут по дороге, их шаги ухают, как колокола. Они приседают среди обломков волчьей стаи, сортируя лом пальцами, слишком маленькими и ловкими на массивных руках. Вместо ногтей у них гаечные ключи, кувалды и ножницы, проворно совмещающие суставы заново. Плечи соединяются с бедрами, монтируются полувосстановленные черепа.

Павшие волки встряхиваются и, рыча, поднимаются с асфальта, в то время как наши мертвые остаются пылью на земле.

Передо мной, нетвердо тряся головой, встает восстановленный волк. Я пружиню от его плеча и ударяю укротителя по коленной чашечке.

Он падает, но собратья тут же его восстанавливают. Это Металлическая Медицина, и нам нечем на нее ответить.

– ИЕЗЕК! – удается прореветь мне, прежде чем зверь, которого я использовал в качестве трамплина, вгрызется мне в живот. – ГДЕ ТЫ?

Воздух, перемалываемый тяжелыми крыльями, обдул кожу Бет. Вдоль набережной по каменной насыпи захлопали руки, капельки воды поблескивали на пальцах.

В поле зрения, продвигаясь толчками, вошли каменные фигуры всех возможных форм, в одеждах десятков веков.

Они с трудом добрались сюда; грязь со дна реки все еще цеплялась за их ноги. Но теперь скульптурный полк стоял на Набережной. Через просветы, пробитые временем и стихиями в их броне, Бет видела оскаленные зубы и пульсирующие, втягивающие воздух, глотки.

Тротуарные Монахи что-то замышляли.

Бет заглянула в глазную щель одного. Его глаза были с усилием распахнуты.

Потом, как один, Тротуарные Монахи исчезли.

«Что?.. Где?..»

Ответом ей был визжащий лязг. Через дорогу трубчатый гигант упал на колени, схваченный бронзовой обнаженной и каменным ученым. Их руки мелькали, разрывая металл, как бумагу, и Бет поймала себя на том, что не может оторвать глаз от стройной бронзовой женщины, стоявшей напротив нее, – вильнув литым бедрами, та легко оторвала металлический череп от плеч.

Пара статуй снова исчезла и вновь появилась, чтобы подрезать колени другого укротителя.

Безумная надежда заполнила Бет теплом.

«Почему же ты раньше не замечала, что статуи двигаются? – удивленно думала она. – Потому ли, что они перемещаются слишком медленно или потому, что слишком быстро?»

На берегу реки с новой силой закипела битва. Тротуарные Монахи мерцали, исчезали и вновь появлялись, обрушиваясь врагам на головы, придавливая металлических чудовищ немалым весом. Воздух наполнился учащенным дыханием, молитвами и криками.

Священники несли потери. Настоящая кровь бежала из их ран, черная и липкая из-за недостатка воды. Девушка наблюдала сражение с испуганным, жгущим горло восторгом, осмелившись надеяться, что Тротуарные Монахи изменят ход событий.

Этого не происходит. Священники не меняют ход событий.

В пылу сражения я лишь мельком наблюдаю бойню. Бедные камнекожие выдыхаются, замедляясь, словно игрушки, у которых кончается завод, и то тут, то там волки разбивают их. Статуи наводняют поле боя плотно сидящими надгробиями.

Осталась, возможно, четверть волчьей стаи и горстка укротителей. Но этого достаточно: их умелые пальцы уже перебирают трубковые суставы.

Где Бет? Я нигде не вижу ее.

Копье кажется тяжелее, чем обычно, и только тогда я замечаю, что правая рука разорвана. Боль льется в плечо, как будто она ждала, пока я замечу рану, чтобы выскочить и удивить меня. Трубчатые гиганты потрясают улицу тяжелыми шагами.

Волки уже кружат. Первобытный страх полощется в животе. Есть только одно, что остается сделать.

– Отступаем! – кричу я. – Отступаем к реке!

Секунду Глас пялится на меня. Потом кивает и перестраивается в огромную мусорную голову, вопящую голосом сотни крыс:

– ОТСТУПАЕМ! ОТСТУПАЕМ!

Мои солдаты – стеклянные, из плоти и каменные – вздрагивают, а потом как можно быстрее бросаются к воде. Натриитки тянут Тротуарных Монахов с отрубленными конечностями, оплетя их полями, словно рыболовными сетями. Я стою, подгоняя их, пока последний Белосветный не пробегает мимо. Вот я сам поворачиваюсь и мчусь за ними, и Трубчатые волки радостно воют, пускаясь в погоню.

До берега реки меньше сотни шагов. Расстояние тает. Я чувствую холодное дыхание волков на спине. Первые достигшие кромки воды солдаты моей армии топчутся в нерешительности. Некоторые оглядываются на меня с растерянным и выражением лиц, чувствуя себя преданными. Я знаю, что они думают: если волчья стая загонит их в реку, все они погибнут.

Я ловлю взгляд Гаттергласса. У нас всего один шанс.

– ОТВОРОТ ВПРАВО! – кричу я,

– ОТВОРОТ ВЛЕВО! – орет Глас, и я впрыгиваю в ряды моей армии и начинаю практически швырять стеклянные тела к западу вдоль набережной. У Гласа, превратившегося в гигантскую руку, сметающую десятки Тротуарных Монахов в противоположном направлении, получается быстрее.

Стеклянные девушки и парни кричат бессвязными вспышками бледно-желтого света. Под весом своих товарищей один из священников крошится в кровавый гравий. Однако в наших рядах открывается брешь. Волки пытаются притормозить, но их импульс слишком велик, и, проносясь мимо, они лишь изворачиваются, пытаясь тяпнуть нас за лодыжки. Металлические лапы в пыль сокрушают бетонный барьер, и звери, поднимая брызги, падают в реку.

Прерывисто дыша, я улыбаюсь Гласу.

Волчья стая встряхивается, шелестя по щиколотку в воде, поворачиваясь, готовясь нас преследовать. И останавливается.

Один из укротителей смотрит вниз на речную поверхность, и я знаю, что он видит: отражения Металлического Человека и Трубчатых волков в окружении сотен других отражений, в костюмах, джинсах или потрепанном камуфляже. Отражения без оригиналов беспощадно улыбаются, держа сварочные горелки, которые пофыркивая, начинают разгораться.

Я вспрыгиваю на пустой постамент на Набережной как раз вовремя, чтобы увидеть, как факел Зеркальной знати касается волчье отражение. В то же мгновение настоящий волк испускает страшный вопль, а его морда, вспыхнув раскаленно-белым, начинает плавиться.

У меня все еще звенит в ушах, когда каменная рука ложится мне на плечо. Я смотрю Иезекиилю в лицо; он поздравляет меня с маневром. Я рассеянно киваю.

Подо мной волки пытаются выбраться из реки, но их отражения скованы цепями и намордниками, и как звери ни рвутся из них, с тем же успехом они могли бы попытаться оторваться от собственных теней.