Сын города - Том Поллок

Что-то мелькнуло, и вот он уже стоял рядом с ней – огромный, с известняковыми крыльями.

– Говори. – Это не было предложением. – Тебе станет лучше.

Бет продолжала смотреть, понятия не имея, с чего начать.

– Чертова река, – вздохнул Иезекииль. – Когда еще судьба подкинет тебе такой шанс? – он со скрипом опустился подле нее. На его рясе появились и вновь запечатались трещины. – Я благословляю тебя, дочь моя, ибо ты согрешила, это происходило… ну, постоянно, по всей вероятности, после последней исповеди, так что давай. Придерживайся, пожалуйста, первостепенного; у меня нет ни времени, ни желания выслушивать, как ты, десятилетняя, воровала в магазинах. В любом случае исповедуйся. Я слушаю.

Бет открыла рот, остановилась, а потом слова полились потоком:

– Слишком много всего. Люди пошли за мной. Я попросила их… и они пошли. Как Фил и… и Кара, и все эти люди, каменные и стеклянные. И я пыталась, действительно пыталась помочь. Но теперь Электра умерла, и Фил почти… а эти священники – снова дети, и Кара… о, Христос и Темза, Кара… О боже… – Она остановилась, пытаясь восстановить дыхание.

Прекрасно вырезанное лицо ангела наблюдало за ней:

– Я недооценил вас, мисс Брэдли, – тихо сказал он. – Твоя проблема не в чувстве вины.

– Нет? – Бет вдохнула слезы назад. – А в чем же?

– В буйствующем эгоизме.

Бет вздернула подбородок, думая, что ангел издевается, но его голос звучал совершено серьезно:

– «Люди-шс-пошли-шеза мной!» – он блестяще ее спародировал, даже прерывающееся дыхание. – «Эти священники – снова дети». Покровительствуйте нам сколько душе угодно, мисс Брэдли. Нам всем по нескольку сотен лет, но мы не возражаем.

Потом он фыркнул:

– В самом деле! Как будто у нас нет глаз, чтобы видеть, разума, чтобы думать, а теперь и рук с ногами, чтобы маршировать и сражаться. – Каменная рука взяла Бет за подбородок. Девушка даже не заметила движения. – Послушай меня. Плохая новость для твоего эго, но хорошая – для сердца. Высь – чудовище. Он и его создания уничтожают все без разбора. Ты знаешь это; мы тоже. Мы следуем за тобой только потому, что ты оказалась права. И если бы это была не ты, мы бы следовали за кем-то еще. Филиус будет бороться до конца, с тобой или без тебя.

Это желание Богини, – его голос скрежетал с назойливостью, граничащей с фанатизмом, – как показывает появление святой кошки Флотилии. Ты приняла сторону Леди, и я это уважаю, но не позволяй себе впасть в заблуждение, считая себя важнее, чем есть на самом деле. Все мы – сосуды ее желаний.

Иезекииль выпустил подбородок девушки и отступил несколькими мерцающими движениями. Бет потерла кожу в местах, где отпечатались его пальцы. Синяки уже рассасывались.

– И, да, мисс Брэдли. Вы худшая медсестра, которую я когда-либо видел. Долгоносикам Гаттергласса приходится распарывать ваши стежки и переделывать все заново. Это затруднительно, и это пустая трата времени. Ради них, если не ради себя, найдите что-нибудь, в чем вы действительно хороши.

Глава 39

Бет нашла Гаттергласса склонившимся над Натрииткой, раненной так тяжело, что она с трудом освещала его лицо. Воплощение мусорного духа было маленьким, не больше ребенка, он гладил стекловолоконные волосы девушки пальцами – соломинками для содовой и нашептывал, что Мать Улиц ее любит.

Слышалось шипение и треск, полдюжины крыс разнюхивали путь по мусорной дюне, таща «живой» электрический кабель, вырытый в какой-то части единой энергосистемы. Гаттергласс натянул на пальцы презервативы, словно хирургические перчатки, и приступил к работе.

Бет не беспокоила его, пока он не закончил.

– Вам идет быть компактным, – заметила она, окидывая взглядом слишком большую голову из сдувшегося футбольного мяча, – жутковатым разлагающимся ребенком.

Гаттергласс на нее даже не посмотрел.

– В данный момент моему наблюдению вверены пять тысяч шестьдесят три различных организма, – отрывисто констатировал он. – Я их собираю, укрепляю и, в некоторых случаях, провожу операции на открытых сердцах. Откровенно говоря, хотел бы я посмотреть, как бы ты управилась с половиной и при этом вдохнула бы жизнь хоть в один бумажный пакет, не говоря уже о полном аватаре.

Маленькая мусорная марионетка порылась вокруг себя, вытянула измятую пачку сигарет и зажгла одну, зажимая швом губ.

– Вы курите? – удивилась Бет.

– Кому как не мне, иметь грязные привычки? – парировал Гаттергласс.

Бет наблюдала, как через ребра пробкового дерева повалил дым.

– Это как-то… на вас влияет? – поинтересовалась девушка.

– Влияло, – Гаттергласс прикрыл хрупкие глаза. Голос сквозил тоской. – Давным-давно.

Когда скорлупки снова открылись, Гаттергласс взглянул на Бет холодно, с оттенком враждебности:

– Чего вы хотите, мисс Брэдли?

Бет глядела на него через дым:

– А как по-вашему?

Принц Лондона обходился без матраса. Его спина и плечи были приподняты над землей, щебнем и обломками кирпичей. Пока Бет наблюдала, цвет щебня поблек, и бледная кожа парня немного потемнела, но только совсем чуть-чуть.

Она присела и убрала волосы с его лица. Челюсть Фила была сжата, глаза зажмурены.

– Он выглядит лучше.

– Конечно, лучше, – тон Гаттергласса не терпел возражений. – Ведь его доктор я. Хотя, надо отдать ему должное: этого маленького Бога не так-то просто убить. – Воздух вышел вздохом из головы-мяча: – Однако я понятия не имею, когда он проснется, – признался Гласс. – Между тем, полагаю, это делает нас с тобой командой, – сердито выплюнул он тут же. – Ты нужна мне, чтобы…

– Я ухожу, Глас, – поднимаясь, прервала его Бет.

Яичные скорлупки моргнули:

– Уходишь? Куда?

– К Святому Павлу. Я нужна Каре.

Гаттергласс погрузился в долгое молчание:

– Знаешь что? – наконец сказал он. – Я должен бы позволить тебе. – К удивлению Бет, его голос стал резок от гнева. – Пожелать тебе большой лондонской удачи и позволить кинуться прямо в пасти трубчатых волков. В конце концов, ты этого заслуживаешь. Я познакомил их, ты знала? Филиуса и Электру. Она была смелой, яркой и элегантной; она была его лучшим другом и, как никто другой, делала его счастливым.

Глас повернул голову и посмотрел на Бет с явным отвращением:

– Никто другой, кроме тебя. Так что во имя любви, которой он тебе докучает, я скажу это один раз. Не уходи. Думаешь, сможешь сделать лучше? Не сможешь. Высь разорвет тебя в клочья. Пройдись по Полям Сноса в поисках счастливого конца, и конец будет единственным, что ты найдешь.

Гаттергласс затих, буравя Бет скорлупным взглядом:

– Что, все еще уходишь? – спросил он наконец.

– А как по-вашему?

Таракан у Гаттергласса во рту неодобрительно щелкнул, и что-то ударило Бет по голени. Девушка поглядела вниз. Это был ржавый прут-копье Фила, принесенный волной копошащихся жуков.

– Возможно, оно тебе понадобится.

Его маленькое лицо выглядело измученным, но странно довольным:

– В том маловероятном случае, если ты подберешься достаточно близко, вонзи его Королю Кранов в глотку.

Пальцы Бет обхватили копье. Канавки и ямки в металле, казалось, точно соответствовали ее руке. Она почти что чувствовала отпечатки, оставленные на нем руками Фила.

– Не так уж много, – заметил Гаттергласс, – но без Великого пожара Матери Улиц приходится импровизировать.

Бет медленно выдохнула:

– Я убью его, Глас, – поклялась девушка, смакуя каждое слово. – За Фила, Электру, Кару. И за себя.

Улыбка шва Гаттергласса сквозила недоверием, но он, медленно распадаясь, кивнул. Глаза-скорлупки смотрели на девушку до последнего.

Когда Гаттергласс ушел, Бет наклонилась и поцеловала Фила в лоб.

– Ты привел меня домой, – шепнула она ему на ухо. Что-то кольнуло глубоко в груди: не хотелось оставлять его так, но у Фила был Гаттергласс, а у Гаттергласса была его армия. У Кары же, которую Бет любила сильнее и глубже всех остальных, которую она почти что позволила себе позабыть, – у Кары была только она.

Фил верил, что она могла стать похожей на него, значит, она у него в долгу и должна сделать больше, чем просто сбежать:

– Однажды я спасла твою жизнь, помни, – прошептала она, поворачиваясь, чтобы уйти. – Не позволяй этому стать потраченным впустую усилием. Я тоже попытаюсь.

До забора, огораживающего свалку, была всего сотня футов. Когда девушка побежала, асфальт, казалось, подпитывал ее, а мимо проносился Лондон со своими огнями, шумом, величием и зловонием; копье перед ней указывало строго на юг.

Вскоре краны начали яриться на горизонте, и девушка повернула на восток. Громада Святого Павла всплыла огромным черным жуком, скорчившимся под лучами восходящего солнца. Поля Сноса становились все ближе.