Августин. Беспокойное сердце - Тронд Берг Эриксен

«Я желаю знать Бога и душу, ничего больше». Душа слишком тесна, чтобы вмещать самое себя, говорит Августин. Он стал вопросом и загадкой для самого себя. Он, как первооткрыватель, пускается в путешествие по своим внутренним просторам, которые предлагают куда более неожиданные виды и перспективы, чем могут предложить просторы внешние. Правда, душа пытается скрыться от самой себя и сомневается в собственной способности отвечать за свои силы. Но с внутренним светом в качестве проводника душа не может скрыть от себя собственное содержание.

Если можно понять что–то о самом себе, наблюдая за другими, значит можно понять что–то и о других, наблюдая за самим собой. Августин часто идет именно этим путем. Самонаблюдение показывает ему и нечто общечеловеческое. Мы знаем по себе, что значит быть справедливыми, говорит он. Августин принимает сократовское и платоновское «Познай самого себя!» и радикально приспосабливает это к христианству. Только учение о Троице дает Августину ключ к пониманию единства и многогранности личности. Личность всегда помнит, понимает и любит самое себя — точно так же, как Триединого Бога.

Главными вратами в тайну личности стала для Августина память. Память была складом со множеством помещений. Там хранились чувственные впечатления, и оттуда они возвращались обратно в сознание. Иногда приходилось извлекать их оттуда усилием воли. Иногда они появлялись оттуда непрошеными, словно во сне. Все понимание и учение было обусловлено памятью. Что–то сохранялось намеренно. Что–то — неосознанно. Но память скрывает много этажей и ступеней, так что она может размышлять о самой себе.

Августин помещает в память и самосознание. Есть нечто, чего мы не можем забыть, а именно то, что мы существуем. Воля действует заодно с памятью — это происходит и тоща, когда что–то попадает в память, и тогда, когда извлекается из нее. Но память избегает полного контроля со стороны воли. Особенность человека в том, что он может хотеть помнить. Память хранит не только внешние впечатления, но и внутренние. Она может помнить самое себя. Глазу необходимо зеркало, чтобы увидеть себя, а душа знает себя, она как будто хранит память о самой себе. Августин говорит в «Исповеди», — книга X, которая содержит его самые глубокие рассуждения о памяти, — что он помнит, как помнил случаи из своего детства!

С памятью можно познакомиться только через воспоминания. Да и само слово «память» можно понять только потому, что помнишь, что это такое и что это слово означает. Память — это главный инструмент непрерывности личности. Августин помнит, что у него уже в детстве была хорошая память. Он рассуждает и о том, когда у него впервые проявилось рефлективное самосознание. Но главное, что память дала ему язык, когда он повторял звуки, издаваемые взрослыми. Он помнит чувства, которые испытывал в детстве и которых не испытывает теперь. Как ни странно, он помнит, что что–то забыл. Августина удивляет, что в памяти можно рыться и знать, что там что–то хранится, задолго до того, как найдешь это искомое.

Глава 16. Будни епископа

Многие авторы считают, что из всей античности мы лучше всего знаем Августина. По сохранившимся документам мы можем проследить его жизнь почти день за днем — в первую очередь по «Исповеди» и большому собранию писем. Больше всего исследователей интересуют молодой Августин и его путь к обращению. Во многих изданиях его автобиографии обращение в Милане считается своеобразным happy end беспокойных исканий молодого человека.

А между тем Августин жил долго и после того, как перестал быть грешником. Само собой разумеется, что грешник куда более интересен, чем святой. Однако полный портрет писателя и епископа должен отражать и то, что с ним случилось в последние сорок лет его жизни. Благодаря странным предрассудкам обращение считается победой Августина, а вот к чему эта победа привела, уже мало кого интересует. В Дальнейшем мы будем использовать замечательный труп Ф· Ван дер Меера «Августин — духовный пастырь. Жизнь и деятельность отца Церкви» (F. van der Meer. Augustinus der Seelsorger. Leben und Wirken eines Kirchenvaters. 1951), посвященный жизни Августина как епископа.

Величие Августина в последней половине его жизни имеет совсем не те свойства, какие обычно ищут у этого бескомпромиссного и красноречивого автора. Он стал епископом в затерянном провинциальном городке и оттуда поучал всех христиан. Его время, на первый взгляд, было заполнено самыми будничными, повседневными делами. Но Августин так серьезно относился к будничному и повседневному, что придал ему новое достоинство.

Он больше не вернулся в Италию, но завоевал в Африке такой авторитет, который никто не сумел оспорить или затмить. С 391 по 430 год он жил в провинции, ставшей его истинным монастырем и пробным камнем для его смирения. Внутренний и обычный героизм церковных великомучеников он превратил в повседневную борьбу со сплетнями, ложью и соблазнами. Смирение нашло свое воплощение в Сыне Божием. Если Бог сам позволил себе родиться в яслях и умереть в муках как человек, то и у людей нет оснований напускать на себя важность или торжествовать над кем бы то ни было. Все желания славы и блаженства Августин отложил до следующей жизни.

В течение трех лет Августин был монахом в родном городе в имении, которое он унаследовал от отца. Моника и Адеодат уже умерли, так что Августин остался один и мог целиком и полностью сосредоточиться на своей новой вере. Однако в годы между обращением Августина и принятием им сана пресвитера его христианство было еще сильно окрашено неоплатонизмом. Смыслом христианской жизни он считал мистическую встречу с Богом. Это был аристократический и исключительный тип христианства. Чтобы добиться признания, требовалось много труда и целенаправленных усилий, что было доступно лишь немногим, избравшим особый образ жизни. После 391 года Августин больше воспринимал себя уже не как носителя философской «страсти» — eras, но как избранного проповедника божественного «милосердия» — agape. Он обнаружил, что Бог может избирать ничтожных и презираемых (1 Кор. 1,27), что он сам относится к их числу и что ему нечем хвалиться.

Когда община Гиппона во время воскресного богослужения буквально захватила его в плен и потребовала, чтобы он стал ее пастырем, Августин горячо воспротивился этому. Но многое свидетельствует и о том, что такое избранив было воспринято им как приговор Божий. Таким же странным образом стал в свое время епископом в Мила· не и Амвросий, и, начиная с III века, императоры–солдаты — нередко против своей воли — получали сомнительное императорское достоинство благодаря неожиданному восторгу солдат. Трудно сказать, сколько протестов стояло за этой игрой. Смысл заключался в том, чтобы подчеркнуть, что сан священников и епископов, так же как и императоров, мало зависел от выбора самого человека, но давался ему высшими силами.

Можно предположить, что слеш и протесты Августина были вполне искренними. Этот погруженный в себя индивидуалист действительно боялся стать пастырем обычной общины, которая не привыкла к мистическим объяснениям. Он оказался пленником стада баранов, не обладавших необходимым развитием и пониманием особых потребностей именно этого пастыря. В начавшемся после рукоположения процессе Августин нашел и Церковь как институт, и святое таинство как средство благодати. Августин первым применил выражение servus servorum Dei к своему епископскому служению: «Слуга слуг Божиих». Вскоре после посвящения в пресвитеры в 391 году на него стали смотреть как на будущего епископа общины. Ибо состарившийся епископ Валерий понимал, что именно Авустин является тем человеком, какой необходим Церкви.

Вообще в африканских церквах не было принято, чтобы священники читали проповеди. Читать проповеди было делом епископов. Но когда знаменитый ритор стал священником, его сразу же допустили до кафедры проповедника. Это заставило Августина вчитаться в Священное Писание. Он и раньше хорошо знал отдельные книги Писания, такие, например, как письма апостола Павла, Псалтирь и Бытие. Но только теперь, благодаря обязанности читать проповеди, он принял Писание как незыблемый авторитет и источник истины. Только оказавшись в этом положении, Августин обнаружил, что все книги Писания несут людям одну и ту же весть и что эти книги обоюдно освещают смысл и истину друг друга.

Толкования Августина на Нагорную Проповедь и на рассказ о сотворении мира до сих пор показывают, чтб он сам считал своей главной задачей. Когда африканские епископы встретились в Гиппоне в октябре 393 года, молодому пресвитеру была доверена честь изложить собравшимся Символ Веры. Через год он, вопреки всем правилам, стал соепископом Валерия. После смерти старого епископа в 396 году Августин в сорок два года стал епископом Гиппонским. Обязанности перед общиной поглотили его целиком и полностью. И когда со временем они стали его единственным интересом, произошло его последнее, настоящее и самое значительное «обращение».