Августин. Беспокойное сердце - Тронд Берг Эриксен

Особенно важными епископу представлялись те дела, в которых христиане выступали против христиан (1 Кор. 6, 4–6). Обычно это были не уголовные дела, а тяжбы, требующие возмещения ущерба, когда нужно было найти приемлемое решение. Но и в уголовных делах, в которых были замешаны христиане, епископ часто оказывал давление на императорских чиновников. Цель вмешательств Августина всегда заключалась в том, чтобы помочь слабейшим. Состоятельные люди могли нанять адвоката, тогда как поддержка епископа была бесплатной правовой помощью.

Одно дело украсть по нужде, и совсем другое — присвоить себе чужую собственность, если у тебя уже есть все необходимое, говорит Августин (Толков на Пс. 72,12). Эти судебные дела давали Августину прекрасную возможность увидеть тенденции распада, царившие в римском обществе. Когда речь шла о защите справедливости в классовом обществе, Августин не питал никаких иллюзий. Там, где социальный разрыв между противными сторонами был достаточно велик, бессильно было даже «покровительство епископа» (tuitb episcopalis).

В Африке, где жил Августин, работорговля была обычным явлением. Сам он считал рабство злом, но неизбежным следствием первородного греха. Тем не менее, он был противником того, чтобы в рабство обращали свободных людей (Письма, 24). Часто родители сами продавали своих детей в рабство на определенный срок. Бывало также, что «работорговцы» (mangones) из Анатолии совершали набег на побережье, убивали мужчин, а женщин и детей забирали в плен (Письма, 10). Если речь шла только о язычниках, епископ в это не вмешивался. Но, если так поступали с христианами, он протестовал. Мир перевернулся с ног на голову. Теперь нападают варвары и забирают в рабство римских граждан, сетовал он (Письма, 10).

Августин был против применения пыток при судопроизводстве, потому что таким образом к признанию можно было вынудить невиновных. Столь же скептически относился он и к смертной казни (Проп. 302): во–первых, она была необратимым наказанием, и, во–вторых, виновный лишался возможности раскаяться в содеянном (Проп. 13). Виновный должен понести наказание за свое преступление, но человека следует спасти, говорил Августин. Следовательно, он отделял преступника, который как преступник должен понести наказание, от преступника, который как человек имел право на заботу и прощение.

В 413 году Августин вблизи видел смертную казнь. Марцеллин, которому он посвятил три первые книги трактата «О граде Божием» и который в качестве посланца императора был посредником между Августином и донатистами, был заподозрен в сговоре с бунтовщиком Гераклианом и казнен в Карфагене вместе со своим братом. Многое говорит о том, что Марцеллина перед императорской администрацией оговорили донатисты в отместку за то, что он в 411 году отклонил их требования о легитимности. Августин так горячо защищал Марцеллина, что ему пришлось опасаться за собственную жизнь.

Однако его заступничество не помогло. В целом ряде проповедей он обращался к императору с аргументами, опиравшимися на естественное право человека, прося сохранить Марцеллину жизнь. Чужак, противник, враг общества, несмотря ни на что прежде всего — человек, говорит Августин. Каждый приходится другому ближним. Августин поехал в Карфаген и 13 сентября 413 года посетил в тюрьме Марцеллина и его брата. На другой день они оба были казнены без каких–либо дополнительных предупреждений. А ведь в своем сочинении «О порядке» Августин оправдывал профессию палача как часть государственного порядка (II, 4).

Вера в демонов у Августина так же явственна, как и у апостола Павла. Отчасти эта вера объяснялась тем, что добрые ангелы должны были иметь противников, чтобы богословская метафизика не утратила равновесия. Демоны бессильны, и мы должны освободиться от их зла (О граде Бож. VIII, 17–19). И тем не менее они могут «нанести ущерб тысячью способов» — mille nocendi artes. Цитата взята из Вергилия (О граде Бож. II, 10; ср. Энеида, VII, 337). Августин пересказывает учение Апулея о демонах (О граде Бож. VIII, 16; IX, 3 и 8) и делает к нему дополнения (Письма, 9,3; О граде Бож. XVIII, 18). У Апулея боги живут на небесах, демоны — в водухе, а люди — на земле. Демоны вечны, они являются посредниками между богами и людьми. У платоников демоны отнюдь не всегда были злыми.

Но Авустин отстраняется от платоников и решительно заявляет, что демоны злы (О граде Бож. IX, 1–2). Демоны могут служить причиной возникновения войн, и они же вдохновляют театральные представления! (О граде Бож. II, 25). Они кружат вокруг луны и ждут Судного Дня. В 406 году Августин пишет небольшой труд на эту тему, читать который весьма интересно: «О прорицании демонов». Конечно, демонология неоплатоников в какой–то мере повлияла на Августина. Демоны — это падшие ангелы, которые невидимо витают в воздушном пространстве и подстрекают к непослушанию и подлостям. Но Августин называет местожительством демонов и ад в центре земли (О граде Бож. XI, 33).

Альтернативу демонам могли составить языческие боги, которые теперь остались без дела и не могли придумать ничего другого, кроме, буквально говоря, дьявольских проделок. Их фальшь была разоблачена. Они не могут помочь нам, когда дело касается бренных вещей, и уж они–то никак не могут приобщить нас к вечной жизни, говорит Августин (О граде Бож. VI, 12). В 95 псалме говорится, что все языческие боги — daemones. В своей книге о прорицательских способностях демонов Августин говорит, что демоны—обманщики и фокусники, которые удивляют публику своей способностью пройти через стену и войти в материальные тела. «Фальшь» в данном случае означает не то, что они ненастоящие, а то, что на них нельзя полагаться.

Таким образом Августин ни минуты не сомневается в существовании или коварстве демонов, но заявляет, что они злы и жаждут одного — навредить людям. Они рас» пространяют болезни, внушают злые помыслы и порочные желания. Они господствуют на земле и имеют силу в воздушном пространстве над землей. Единственный способ победить их — это привлечь на свою сторону более могучие силы с более высоких небес. Самое лучшее не обращать на них внимания и предоставить их самим себе. Главное, нельзя страшивать у демонов совета или полагаться на их слова. Святые таинства могут прогнать демонов и удерживать их на расстоянии. И апостол Павел, и Августин, и Лютер говорили о разрушительной силе демонов с реалистической достоверностью, и на них часто ссылались при изгнании злых духов. И если христианская паства до сих пор признает вместе с верой «очищение от демонов», это тень древней демонологии.

***

Даже став епископом, Августин не отказался от философии. Но он научился смотреть со стороны на все, что приобрел. Он больше не мог рассматривать философию и христианство как одно и то же. Древние философы не знали о смерти Спасителя на кресте или о его воскресении из мертвых. Они признавали мудрость Бога, но не инкарнацию мудрости в истории. (Пр. академ. Ill, 19; О порядке, II, 5). Августин никогда не забывал, что именно платоники освободили его от манихейского материализма. Желание участвовать в мыслях Бога и представление о Боге как вечно неизменном не оставляет Августина до самой смерти (Исп. VI, 5; Рассужд. на Еванг. от Иоан. II, 4; О граде Бож. VIII, 8–9).

Определение платониками зла как «умаление добра», или отсутствие блага (privatio boni) остается для Августина темой, которой он был верен всю жизнь (Исп. Ill, 7). Несколько позже в трактате «О граде Божием» он уже яснее видит то, что связывает, нежели то, что отличает, платоновского «Тимея» от библейского рассказа о сотворении мира. Платоническим является и его твердое убеждение в том, что чувства обманчивы и что только мышление может привести к познанию — правда, с помощью божественного «просвещения» (iiiuminatio).

Fine живя в Карфагене, Августин записывал свои мысли: «Я не знал, что ее (душу. —Л. Г.) надо просветить другим светом, чтобы приобщить к истине, потому что в ней самой нет истины. Ибо Ты возжигаешь светильник мой, Господи; Бог мой, просвещает тьму мою»» (Исп. IV, 15; Пс. 17, 29). Именно через душу — или вернее через «дух» (animus, mens или spiritus) — человек создан «по образу Божию». Человек — это душа, которая пользуется телом как инструментом (О граде Бож. XI, 2). Все эти мотивы Платона в конце века выдержали в сознании Августина проверку учением ап. Павла. Но важнее всего, наверное, то, что вера по–прежнему представлялась Августину средством к познанию, чем–то, что может быть использовано для получения знания, инструментом на пути к встрече с Богом, а не как цель сама по себе.

***

Непредвзятый разум с его идеалами ответственной свободы, достоинства, самопознания и соучастия — вот аспекты современного изучения личности. Все это требует способности к рефлексии — личность делает предметом своих размышлений самое себя. Современная личность формируется и живет в постоянном самоотражении. Существует явная этимологическая связь между «рефлексией» как действием мьюли и «отражением». И все–таки появление способности к рефлексии — это лишь часть истории о современной личности. На пути к нашему времени возникает много других метафор и мотивов. Ценность личности и истина утрачивают связь с преображением в героя или чудесным восхождением к сферам одиночества.