Рядом с зоопарком - Юрий Бриль

Мало-помалу Тюлень вылезал из дырки.

— Раз-два-взяли! Раз-два-взя… — Тюлень щучкой вынырнул на поверхность. Команда сделала дружный кувырок назад и встала на ноги. Поднялся, встал на ноги, хотя и очень медленно, Тюлень. Посмотрел сверху вниз на Фитилева. Пройдя сквозь дырку, Тюлень здорово видоизменился. Он стал нисколько не ниже телеграфного столба, но зато таким же и тонким, как телеграфный столб.

— Игдая с огдем, фаблюдайте пдавила подарной бедобдазности, — сказал Тюлень высоким, тонким, каким-то столбо-телеграфным голосом и пошел, пошатываясь, через школьный двор. У забора он остановился, почесал колено. Для этого ему даже не пришлось нагнуться — вот такие у него стали руки. Потом он спокойненько перешагнул через забор — вот такие у него стали ноги.

В подворотне Тюленя ждал Большой Гоп.

— Тюлень? Кабася? Ты, что ли?

— Кабазя, — укоризненно проблеял Тюлень, — издебаезя, да?

— На, Тюлень, рубль, сходи в аптеку, купи себе рыбьего жира. Я слышал, это хорошее средство от любого недуга.

Быть может, впервые за многие годы дружбы Большой Гоп пожалел Тюленя.

Проводив взглядом рыжего, в рыжей же форме, пожарника, физрук хлопнул себя по лбу. Ему пришла замечательная идея: а что, если перед соревнованиями всю команду продергивать через специальное калибровочное отверстие?! Несомненно, она получит немалое преимущество в росте.

Глава восьмая,

в которой старшее поколение ставится в пример младшему, и что интересно, вполне заслуженно.

Петр Никанорович шел по важному делу и столкнулся с Федей. Вернее, Федя столкнулся с Петром Никаноровичем. Грине повезло, успел проскочить незамеченным.

— Извините, — пробормотал Федя, выпутываясь из складок большого серого драпового пальто Петра Никаноровича.

— Торопишься? — грустно спросил директор. — Я вижу, очень торопишься. Так торопишься, что даже на уроках некогда посидеть.

— Да я… мы, мы это… склад, фу ты, клад… хотели для школы… там сокровища. Мы думали, потому что там дядьки говорили, но они ошибались. Жаль, на сокровища можно было купить новый барабан для ансамбля и еще чего-нибудь… жвачки, например… — Федя очень уважал Петра Никаноровича и потому говорил ему сущую правду, он даже хотел ему сообщить нечто большее, поделиться некоторыми своими опасениями, чтобы Петр Никанорович срочно принял меры, но тот прервал его.

— Стыдно, Елкин, очень стыдно. Еще и врешь… «Барабан». «Сокровища». Главное, кому? Взрослому человеку, директору… Хотел бы я знать, что с тобой, с вами всеми, происходит. О чем я говорил на линейке?

— Ну, повысить успеваемость, ну, укрепить дисциплину…

— А на деле что получается? Успеваемость до такой низкой отметки никогда не доходила. О дисциплине вообще говорить не приходится, по швам трещит, разваливается на части. Хотим, как лучше, а получается наоборот — как хуже. Да что я тебе говорю?! Бесполезно тебе говорить. Отцу твоему скажу; наверно, толку будет больше.

— Да мы… — сделал еще одну попытку сказать правду Федя. — Я хотел хищника, который сбежал из зоопарка, но это оказался не хищник, а этот… биоробот. Им могут воспользоваться…

— Честное слово, обидно за твоего отца. Ты вот что, ступай домой. Вымойся как следует и почистись. А то как какой-нибудь патрубок, весь в ржавчине. Я так думаю.

— Это специально вместо грима, — обиделся, что не верят правде, Федя. — Дело в том, что я на репетицию. Драмкружок у нас обычно по пятницам.

— М-мм, драмкружок, — грустно покачал большой головой Петр Никанорович, — а я, признаться, думал, что драмкружок у нас не работает, потому что нога у Иннокентия Михайловича все еще в гипсе. Видимо, я заблуждался.

На этом и расстались. Федя поплелся домой, а Петр Никанорович, отложив свое срочное дело, решил заняться другим — еще более срочным.

Накануне в школу приходила мама Подготовительного Севы, она сказала, что считает своим долгом предупредить, что через дырки в школьный подвал лазят не только кошки и не только собаки, но также и многие из подготовительных и что если так будет продолжаться и дальше, она лично, как и многие подготовительные мамы, своего ребенка в данную школу не поведет, так что у Петра Никаноровича есть реальная перспектива остаться на следующий год без первых классов. Сопоставив то, что говорила мама Подготовительного Севы, с тем, что видел собственными глазами, Петр Никанорович срочно двинул на стройку. На стройке работал отец Пети Коротких. Он был не только знатным каменщиком, но и активным членом родительского комитета. Выслушав просьбу директора, он без проволочек нагрузил тачку кирпичом и покатил ее к школе. Следующим рейсом он доставил необходимое количество раствора. В какие-нибудь полчаса он надежно, раз и на века, заделал обе дырки.

Федя поднялся на лифте на свой этаж, открыл своим ключом свою дверь, — прихожая была набита чужими вещами. Резко и незнакомо пахло чемоданами и папиросным дымом. В гостиной шум, разговор, звяканье посуды. Федя шарахнулся назад — уж не попал ли, случаем, в чужую квартиру? — но вышел папа.

— А вот мой наследник.

— О, наследник! — закричали однокашники Фединого папы и, высыпав в коридор, принялись тискать и мять Федю в руках, как какую-нибудь диковинную вещицу. На столе стояла пустая бутылка из-под шампанского, — скорее всего, она и была причиной проявления столь шумного восторга. Федя — лишь поводом.

— В кого он у вас такой рыженький? — спросила Диана Владимировна.

— Рыженький? — обиделся Федин папа. — С чего это ты взяла?

Тут вышла мама.

— А ну, марш в ванну!

Гости хохотать.

Федя быстренько вымылся, привел себя в порядок. Но чистый и причесанный, интереса у гостей не вызывал. В центре внимания был теперь папа.

— Друзья! Поднимем тост за беспокойное племя романтиков!

Федин папа считался романтиком, потому что его постоянно тянуло куда-нибудь ехать. Последняя идея была, пожалуй, самой замечательной. Он решил устроиться на корабль первым помощником капитана. У него уже имелась фуражка с «крабом», которую он по случаю купил в комиссионке. По улице он ходить в ней стеснялся, но дома иногда надевал.

Все зааплодировали, а беспокойный романтик папа засмущался.

— Дело в том, что каждый человек должен найти свое место в жизни…

— Я полагала, что ты его уже нашел, — сказала мама, имея в виду место рядом с собой.

Гости засмеялись, а Диана Владимировна шутливо погрозила пальцем.

— Ну что ты, что ты! — замахал руками папа. — Я хотел сказать, что человек должен жить не ради себя, а приносить пользу людям.

— Вот и приноси. Мне и сыну. Или мы не люди? Но ведь случается, ты нам приносишь вместо пользы — вред. Ездишь, а мы за тебя переживаем, портим нервы.

— Пользу я тоже приношу. Я, например, не зря ездил на север Урала в геологическую экспедицию. После долгих поисков мы нашли полезные ископаемые.

— Мы? Геолог Флюров нашел, а не вы. Во всяком случае, так писали в газетах.

— Это неважно, как писали. Я бил шурфы…

— А не баклуши! — подняла вверх палец Диана Владимировна.

— Да, не баклуши! Благодаря полезным ископаемым, которые мы нашли, государство станет богаче, а значит, все, в том числе я, моя жена, мой сын, станут лучше жить.

— Браво! — закричали однокашники Фединого папы.

— Вот он всегда был таким, — ударился в воспоминания один из них. — В детстве, помню, мы ездили на Южный Урал. Так вот, неподалеку от турбазы была высокая гора. Никто на нее не хотел взбираться, а он полез и, представьте себе, поднялся на самую вершину.

— Это в его характере, — улыбнулась Федина мама, поднимается в гору в самых неприступных местах, а в это время другие ловко взбираются по служебной лестнице.

Потом центр внимания переместился к Диане Владимировне. Много теплых слов было сказано о Петре Никаноровиче. Глядя на радостных и возбужденных взрослых, Федя подумал, что встреча уже началась, хотя официально она должна была открыться завтра. Ах, и какие же они молодцы — эти взрослые! Уже в детстве было ясно, что Федин папа будет покорять и покорит не одну вершину. Что Диана Владимировна непременно станет заведующей зубной поликлиникой, потому что с первого класса была активным членом сандружины. Что Петя (Петр Никанорович) прирожденный директор. Уже тогда, когда он был мальчиком, у него было серое драповое пальто и портфельчик был, хотя и маленький, но с двумя замочками.

Гости веселились, а Феде было грустно и обидно. Ах, какие, какие! Хоть бы один недостаточек у кого! Нет, одни лишь сплошные достоинства! Как им только не скучно жить?! А они, смена? Им, конечно, нужно подтянуться, им, конечно, нужно поднажать… «Ничего, мы еще посмотрим! — думал Федя. — Подумаешь, взрослые! Мы еще покажем! Вы еще узнаете!»