Измена. Верни мне мою жизнь. - Анна Томченко

я понял, что да, богине не место в хлеву.

У одного строителя я в те годы выиграл загородный дом. Недострой. Приехал, посмотрел и быстро перепродал его. Получил на руки живые деньги, но не стал покупать квартиру, а решил вложиться в стройку маленького посёлка на окраине. Через три месяца компания обанкротилась, и застройщики выплачивали взносы живой валютой. У меня на руках оказалось три недостроенных домика. Мне казалось, я проиграл. Но один из партнёров по покеру предложил свою строительную бригаду, которая, «так и быть», поработает в долг. Как только они достроили первый дом, я быстро его продал и выплатил долг, оставшиеся два я придержал и дождался повышения цен. С продажи поимел квартиру и стартовый капитал для первого собственного строительства. Кстати, именно с той бригадой.

Оборачиваясь назад, я понимаю, сколько всего было сделано и как бездарно я всё просрал. Уже две недели мы не виделись с Полиной. Я только звонил и путался в словах, натыкался на чёткие односложные ответы и боялся, что она снова больше не примет вызов.

Всё шло по одному месту, и я не представлял, как это исправить. Полина не хочет быть со мной. Я хочу, но не могу. Не могу каждый день подвергать её боли, воспоминаниям, страданиям. Что-то ведь должно во мне остаться от человека, чтобы я смог наконец совершить на самом деле правильный поступок. Не тянуть, как эгоист, Полину, не стараться вернуть, ведь ей будет больно.

Меня разрывало изнутри чувство потери, отчаяния и ревности. Этот противный Александр, как назло, всё не мог закончить свою усадьбу… Нет. Я понимал, что он, скорее всего, осядет в посёлке до осени, но мог бы хоть как-то поторопиться.

Всё нервировало.

Кабинет в офисе превратился в филиал ада, потому что я старался не уезжать домой. Там было невозможно без Полины. Я сидел на работе и много успел сделать, а сотрудники тихо перешёптывались, что у меня поехала крыша. А она и поехала.

Дни состояли из часов, и я как наркоман отсчитывал каждый из них в надежде, что вот скоро, вот сейчас, может, позвонит Полина, захочет меня увидеть.

Но телефон молчал.

Предатель.

А когда зашёлся трелью входящего видеозвонка, я, не думая, принял вызов. Ангелина моргала мне с экрана телефона и проводила пальцами по шее. Спускалась ниже, к ключице, и цепляла лямку ажурной сорочки.

Всё идёт к чертям.

— Привет, — выдохнув, сказала Геля. — Ты, конечно, меня бросил, но я всё равно скучаю…

Она скинула лямку сорочки, показывая перетянутую лентами бюстье грудь. Облизала губы. И я хрипло сказал:

— Сейчас приеду…

О измене, предательстве и боли

Глава 49

— Что для вас измена, Полин? — спросил Александр и откинулся на спинку стула. Я отложила ложку и отвела глаза. Обняла себя, чтобы сквозь мягкий хлопок пижамы почувствовать, что тело выдаёт неправильную реакцию на всего лишь слово «измена» — трясёт.

Я не хотела об этом говорить. Я вообще не считала правильным обсуждать такое с кем-то, кроме Макара. Если бы наша измена была продиктована действиями одностороннего порядка, то можно было с пеной у рта рассказывать, какая эта боль, предательство, нарушение негласного договора. Но между мной и Макаром стояла не только измена, но ещё и моё болезненное отношение к нашей личной жизни. А в такие подробности никого третьего я не собиралась и не соберусь никогда посвятить.

Это слишком личное, слишком интимное для вечерних разговоров с Александром, тем более что я воспринимаю свой развод ещё острым, раздражающим жизнь событием. Я так долго была одна, а потом у меня появился Макар, и вот снова исчез. И я не хотела вновь почувствовать этот привкус одиночества. А ещё меня до дрожи пугало, что сейчас снова придётся как-то строить жизнь со своей мамой, потому что, следуя её логике, раз я развелась, значит, возвращаюсь в семью, а это снова привыкание, требования и дурацкие правила. Не уверена, что смогу выстоять перед её напором, но это было намного легче делать, стоя за спиной Макара. Он всегда как-то так умудрялся закрыть меня и поставить границу, которую никому нельзя переступать. А сейчас…

— Предательство? — тихо спросила и подняла глаза на Александра. Он потёр подбородок с щетиной ладонью и потом положил руки на стол.

— Хорошо… — протянул медленно. — Тогда вот как. Предаёт ли мать ребёнка, заставляя его учить алгебру, когда он хочет рисовать?

Я нахмурила брови и попыталась уловить логику. Сравнение было очень неудачным.

— Вы утрируете. Измена супружеская и материнская это разные вещи. Такое нельзя сравнивать.

— Но, согласитесь, это тоже предательство. Только ребёнка. Навязывание своих желаний, нарушение личных границ…

— Не думаю, что в таком варианте стоит сравнивать.

— Но вы говорите про предательство… — повторил Александр.

— Это разные вещи, — выпалила я, привставая со стула, потом сама удивилась такой своей реакции и села обратно.

— Но всё равно предательство. Только почему-то ваш вариант порицает общество, а на второй закрывает глаза.

Я фыркнула и сложила руки на груди. Странная у Александра логика, извращённая. И непонятная. Чего он хотел добиться своими гениальными умозаключениями? Вызвать во мне чувство вины, совесть разбудить?

— Тогда боль, — ещё один вариант предложила я. И скосила глаза на Алекса, ожидая, как теперь он будет выкручиваться. Он встал из-за стола и дотянулся до чайника, щёлкнул кнопкой, и тишину кухни разрезал шипящий звук бурлящей воды. Загремела посуда в шкафу, и Алекс, показав мне бежевую кружку, вскинул бровь. Я кивнула, принимая приглашение на чай. К слову, вот чай Александр заваривал удивительный, в меру крепкий, с сушёными фруктами, которые я брала для перекусов, и свежим лимоном. Густой пар поднялся облаком над заварником, и спустя томительные несколько минут передо мной стояла чашка с ароматным напитком. Я обняла пальцами кружку и вдохнула сочный запах цитрусовых.

— Знаете, Полин, — начал Александр медленно, усаживаясь за стол напротив меня. — Мне вот было больно, когда на меня на днях балясина упала. Или вот когда я со скалы сорвался. Там вообще адская боль была. Такая, что лучше бы сдох.

— Вы опять юлите, — поджала губы я, потому что так выходило, что на любой