Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если даже снять явное приукрашивание результатов деятельности митрополита Филиппа, исходившее от его позднейших панегиристов, то все равно останется бесспорным факт, что в годы игуменства этого незаурядного организатора соловецкая вотчина находилась в состоянии процветания. В монастыре, по словам летописца «прибыло людей» (в 1566 г. в нем жило не менее 200 монахов)[1175]
Огромные строительные работы и хозяйственные усовершенствования потребовали от начальствующих лиц Соловецкого монастыря мобилизации всех его финансовых ресурсов и одновременно привели к усилению крепостного гнета. Это вызвало недовольство среди монахов и соловецких крестьян, жаловавшихся на рост поборов. Накануне строительства Преображенского собора монахи говорили: «О отче, недостатком в киновии суще и оскудение велику, градовом не прилежащи, откуду имаши злато на воздвижение великия церкви? Аще и не хотяще, но покоряющеся наставнику своему»[1176]. Еще больше, вероятно, были недовольны крестьяне соловецкой вотчины.
В феврале 1556 г. Соловецкий монастырь получил от Ивана IV жалованную грамоту на село Пузырево Бежецкого Верха, перешедшее в монастырь «на помин души» И.В. Полева[1177]. В конце апреля — начале мая крестьяне этого села отправили к игумену своего челобитчика Клевнева, жалуясь на то, что монастырские приказчики взимали оброк и пошлины сверх жалованных грамот и окладов. В частности, приказчик давал хлеб в заем «в насоп» (под проценты) из расчета на два — третий, требуя при этом себе поминки, заставлял пахать пашню «сверх окладу» и т. п. В результате соловецкие власти в специальной грамоте 2 мая 1561 г. установили новый оклад повинностей. Крестьяне должны были с выти давать по 4 четверти ржи и овса («в новую меру в городецкую»)[1178], не считая натуральных сборов (сыры, яйца, и др.), и исполнять подворные повинности. В год им следовало пахать на монастырь с выти по четверти ржи да полчетверти овса[1179].
Устанавливались и регламентировались пошлины доводчику. Вводилось обязательное присутствие на суде пяти-шести крестьян добрых или средних. Судебная пошлина уже устанавливалась с рубля по алтыну, а езд доводчику на версту — по деньге (в 1548 г. за это полагалось полденьги). Крестьянам строго-настрого предписывалось «приказщика слушати во всем и на монастырское дело ходити на солнечном всходе, как десяцкой весть подаст». Вместе с тем подтверждалось право крестьян меняться дворами и землями и продавать их с доклада приказчику и с обязательной уплатой похоромного и других пошлин[1180].
В середине XVI в. в Соловецком монастыре резко увеличилось число наемных людей. В условиях роста податного гнета вставал вопрос о распределении налогов между крестьянами и казаками. В сентябре 1564 г. монастырским властям подана была челобитная от крестьян и казаков Сумской волости, которые говорили о том, что «в Суме о волостных розрубех и о всяких тяглех промеж собою смущенье живет великое». Поэтому игумен Филипп с братьею 30 сентября 1564 г. составляют специальную уставную грамоту — «указ о всяких розрубех и о тяглех[1181]. Постановлено было, чтобы расклад повинностей («разруб») производили выборные люди: по два человека из лучших, середних, меньших крестьян и из казаков. Таким образом, монастырь стремился как-то переложить на самих крестьян ответственность за раскладку платежей. При этом «кого чем те окладчики обложат земских людей и козаков, и те б люди платили однолично без всякого переводу смущенья».
Чрезвычайные налоги, вызванные трудностями военного времени, частично перекладывались и на казаков. Примет[1182] (обежные деньги) должны были платить только земские люди (по обжам). Но «службу ратчину» несли и крестьяне, и казаки. Если в «приметнех же отписех» написаны будут наместничьи и дьячие деньги, полоняничные и посошные и городовое дело, то их обязаны были платить и земские люди, и казаки лишь в том случае, если не было установлено «ратчины». «А которого году лучится служба ратчина, то казаки, платившие этот налог, освобождались от уплаты остальных податей, т. е. «двоих бы денег одного году не платили». Если у казаков были свои дворы и хозяйства, то их следовало «по разсуженью, которой чего достоит», класть в выти. «Головщина» раскладывалась по головам без различия между казаками и волостными людьми.
Итак, фактически казаки прочно втягивались в уплату государственных налогов.
Усиление феодального гнета в соловецкой вотчине проявилось также в ограничении крестьянского солеварения, которое наносило ущерб промысловой деятельности монастыря как прямой конкуренцией, так и отвлечением рабочих рук. Теперь в Сумской волости крестьяне могли варить соль «сто ночей да шестьдесят ночей», причем запасать дрова можно было лишь на год и не более 600 саженей. К работам на монастырь начинали привлекаться даже дети и подростки для охоты, сбора грибов и ягод[1183]. Крепостническое ярмо все туже и туже затягивалось над когда-то вольными людьми, нанимавшимися на соловецкие промыслы.
Четыре дошедших до нас послания Филиппа в Соловецкий монастырь лишний раз подтверждают то, что хозяйственные мероприятия проводились в монастырской вотчине не только от его имени, но и по его инициативе. Первые три послания написаны Филиппом сразу же после избрания его на митрополичий престол (около августа 1566 г.). В них он сообщает о посылке в монастырь полученных им ценных вкладов. Он дает распоряжение относительно новгородца Тучка Цветного, который решил передать свои двор и сад в монастырь с тем лишь условием, чтобы ему разрешили сохранить свое владение до смерти и добились обеления двора от оброка[1184]. В послании 30 января 1568 г. Филипп пишет, что им послано 10 рублей на чистку недавно выкопанного пруда: «А покинути его, ино от Бога будет грех, а от людей сором, а жаль прежних трудов и убытков, а уже готов и плотина сделана, только вычистить»[1185]. В пруду он советовал развести рыбу. Для проведения всех этих начинаний следовало «людей наймовати и хлебом кормити своим»[1186].
К сожалению, у нас не сохранилось прямых данных, которые помогли бы отчетливо представить себе общественно-политические взгляды соловецкого игумена[1187]. Настойчиво повторяющиеся просьбы в упомянутых посланиях о том, чтобы монахй молились во здравие царствующего дома, носят трафаретный характер и не прибавляют ничего существенного к облику Филиппа. Торжественно напыщенный тон звучит и в послании 1567 /г., написанном по случаю нового похода в Ливонию[1188].
Скорее всего, митрополит Филипп принадлежал к числу нестяжательских сторонников Сильвестра. За это говорит уже то, что монастырь пользовался особенными привилегиями в середине XVI в., когда у власти находился всесильный благовещенский протопоп. Сильвестр, как и ближайшие родичи Филиппа Колычева, благоволил к старицким князьям и происходил из новгородской среды[1189]. То, к чему призывал Сильвестр в своем наказании сыну[1190], позднее в условиях Соловецкой вотчины осуществлял ее предприимчивый игумен.
Основное острие полемики нестяжателей было направлено не столько против монастырского землевладения вообще, сколько против хищнической эксплуатации крестьянского труда во владениях духовных феодалов[1191]. Если в начале XVI в. Вассиан Патрикеев и Максим Грек писали о необходимости личного труда монахов в их селах, то в середине XVI в. Сильвестр поставил вопрос об использовании труда наймитов (правда, в условиях городского хозяйства).
После смерти царицы Анастасии (1560 г.) Сильвестр, уже находившийся в опале, был переведен из Кириллова монастыря в Соловецкий[1192], где и умер. Уже Н.М. Карамзин высказал мысль о том, что он кончил свои дни «любимый, уважаемый Филиппом»[1193]. Это не исключено. Весьма вероятно, что Филипп принимал участие в заседаниях Стоглавого собора[1194]. Бывал он в Москве и раньше, в 1550 г.[1195]
В январе 1554 г. в Соловецкий монастырь сослали под надзор обвиненного в ереси троицкого игумена Артемия, который стремился развить учение основателя течения нестяжателей Нила Сорского[1196]. Однако, вероятно, уже вскоре «Ортем побежал с Соловков» в Литву[1197]. Возможно, что игумен Филипп или имел прямое отношение к организации этого побега, или посмотрел на него сквозь пальцы. Во время собора, обвинившего Артемия в ереси, двое соловецких старцев поддержали бывшего троицкого старца и не дали обвинительных показаний, которых домогались осифлянские судьи; это были Феодорит и Иоасаф Белобаев[1198].
- Опричнина. От Ивана Грозного до Путина - Дмитрий Винтер - История
- 1941. Козырная карта вождя. Почему Сталин не боялся нападения Гитлера? - Андрей Мелехов - История
- Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.) - Виталий Витальевич Тихонов - История
- Блог «Серп и молот» 2019–2020 - Петр Григорьевич Балаев - История / Политика / Публицистика
- Опричнина и «псы государевы» - Дмитрий Володихин - История
- Иван Грозный и Пётр Первый. Царь вымышленный и Царь подложный - Анатолий Фоменко - История
- РАССКАЗЫ ОСВОБОДИТЕЛЯ - Виктор Суворов (Резун) - История
- Ищу предка - Натан Эйдельман - История
- Открытое письмо Сталину - Федор Раскольников - История
- История России с древнейших времен. Том 27. Период царствования Екатерины II в 1766 и первой половине 1768 года - Сергей Соловьев - История