Три месяца, две недели и один день (СИ) - Шишина Ксения

— Куда ты идёшь?

— Во двор.

— Только давайте там недолго. Скоро будет чай.

Я выхожу на улицу, и, заслышав то, как полностью стеклянная дверь скользнула на своё место, Тимоти и Лилиан тут же оборачиваются назад. Они оба сидят на третьей из семи ступенек, ведущих к воде, три из которых находятся уже под ней, опустив ноги в прозрачную и чуть колеблющуюся жидкость. Во мне само собой возникает неконтролируемое и необузданное желание немедленно сделать то же самое.

— Раздвиньтесь, сладкая парочка. Хочу сесть между вами, — и, даже не задирая брюки, я смело или безрассудно, смотря, с какой стороны смотреть, погружаю ноги в бассейн и наблюдаю за тем, как стремительно намокает бежевая ткань, что невольно провоцирует меня на короткий, но отчётливый смех.

— Ты чего? — тут же спрашивает Лилиан, оказавшаяся от меня по правую руку, довольно болезненно пихая мой бок левым локтем. — Тебе уже весело что ли?

— Просто интересно, если я сейчас окунусь прямо в одежде, мама, как и прежде, не пустит меня в дом, пока я не сниму с себя всё мокрое и не вытрусь насухо?

— Ты сошёл с ума. Тим, он тронулся головой, ведь так?

— Знаешь, сестрёнка, это ведь худший День благодарения в моей жизни, — откровенно говорю ей я, бултыхая воду, но не слишком, чтобы не забрызгать белое платье и светлые брюки друга, которые он, в отличие от меня, предусмотрительно завернул, — и я помню, что формально он был вчера, а значит, это просто самый ужасный праздничный ужин, какой только может быть. Но тебе в любом случае полагается сказать мне, как ты обычно это делаешь, что однажды мы все вспомним тот момент, когда считали себя наиболее несчастными и подавленными, и ещё посмеёмся над тем, как это было глупо, потому что всё имеет свойство забываться и проходить.

— Она хотела бы просто быть бабушкой. Два часа в день пару-тройку раз в неделю.

— Мне бы тоже этого хотелось. Я был бы плохим полицейским, а она хорошим, и каждый раз это заканчивалось бы неизбежными и неминуемыми ссорами. А Оливия… — а впрочем, я не знаю, чью позицию бы она занимала, если бы не делала выбор просто в пользу нейтральной Швейцарии, потому что невозможно поставить человека на какое-то место, когда ты заочно знаешь, что это совершенно не имеет смысла. — Но не судьба.

— Но ты не один. Мы твоя семья и друзья, и, что бы ни было, ты всегда можешь к нам обратиться. И ещё. Мы тут посидели, поговорили и решили, что подарим тебе кроватку. Можем как-нибудь поехать все вместе, чтобы ты выбрал, какую хочешь, но платить будем мы. Это даже не обсуждается.

— И Лилиан отложит некоторые заказы в сторону и сошьёт балдахин, — добавляет Тимоти, смотря на подсвеченную подводными светильниками воду и на прилегающую территорию, освещённую затерявшимися среди высоченных деревьев фонарями, — такой, какого ни у кого не будет. Единственный в своём роде.

— Это же пылесборник в чистом виде.

— Это красиво, и ты это примешь, — снова пихает меня Лилиан, и если так пойдёт и дальше, то я уйду отсюда как минимум с парой синяков. Но я не говорю ей о том, чтобы она прекратила вести себя, как малое дитя, и что вся эта мишура, наверное, больше подходит для девочек, чем для мальчиков. Я воздерживаюсь от любой формы выражения порицания, потому как заслуживаю его сильнее кого бы то ни было, ведь создаю сложности там, где их не должно было бы быть, — это для моего племянника.

— Ладно, будь по-твоему, — и, встав, я ныряю в бассейн, ощущая, как одежда мгновенно тяжелеет, но у меня нет ни единого намерения делать с собой что-то нехорошее, и моё тело всплывает на поверхность почти автоматически и в обход сознания, — давайте, идите сюда. Здесь просто здорово. Хотя бы ты, Лилиан.

— Ни за что, — но меня не удовлетворяет этот ответ, и я затаскиваю свою сестру в воду, не слушая все её шумные «нет». Впоследствии мама впускает нас в дом не раньше, чем мы переодеваемся в вынесенную ею сухую одежду. Всё прямо как в семнадцатилетнем возрасте. Может быть, мне стоило остаться в нём навсегда. Ну, по крайней мере, в душе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Глава двадцать первая

— Что-то не так? Ребёнок не в порядке?

На дворе второе декабря, и я подозреваю нечто неладное уже несколько минут прямо с тех пор, как Лив сделали ультразвук и невнятно перенаправили нас к врачу. Едва врач заходит в кабинет, я спрашиваю прямо и не колеблясь. Если она скажет, что необходимы деньги, чтобы что-то исправить, провести лечение или сделать какую-либо операцию, то они совсем не проблема. Хотя всё это несколько некстати ввиду сегодняшней вечерней игры и в особенности скорого завтрашнего отъезда на выездные встречи, важнее ребёнка ничего не может быть. Я просто должен знать, с чем мы имеем дело. Только так удастся сработать на опережение и решить, как действовать дальше.

— Если вы спрашиваете, не появились ли какие отклонения, то нет, он развивается согласно норме, но я вижу несколько повышенный тонус матки.

— Скажите прямо, это может привести к преждевременным родам? — до специалиста мне, конечно, далеко, но при наличии времени и моральных сил некоторое время назад я начал периодически погружаться в нашу тему, много читая в том числе и про риски, а также о характерных внешних признаках той или иной физиологической проблемы. Это может помочь понять хоть что-нибудь даже без жалоб. Поэтому теперь я в некотором роде осведомлён, о чём спрашивать в первую очередь, а что не так уж и значительно.

— Да, может, мистер Картер, — кивает она прежде, чем продолжить, — обычно тонус усиливается за счёт чрезмерной физической активности или из-за поднятия чего-то особенно тяжёлого, и также немаловажное значение имеет стресс. У вас ситуация осложняется не совсем типичным протеканием беременности, — как же замечательно, чёрт побери, оказывается, можно зашифровать понятие аборта, — но я считаю, что, если устранить эти факторы, всё автоматически придёт в норму. Пока ничего критического, что говорило бы о том, что этого не произойдёт, я не наблюдаю. Думаю, постельного режима в течение недели будет вполне достаточно. Организм молодой и справляется отлично, но давайте дадим ему немного отдохнуть. И ещё я пропишу вам успокоительные препараты. И продолжайте принимать витамины. А там посмотрим. Вы только не переживайте, Оливия. Это не значит, что вам нельзя вставать. С остановками, но вы сможете передвигаться на небольшие расстояния, и лестница два-три раза в день тоже не навредит. И не забывайте про свежий воздух, но только из дома одной лучше не выходить, — врач уже полностью сконцентрировалась на Лив и обращается преимущественно к ней, как будто меня здесь и нет, потому что она отвернула голову и спряталась за своими волосами. Со стороны это выглядит как расстройство и осознание вины, ведь состояние матери напрямую отражается на ребёнке, а она совершенно о нём не думает. Данная ситуация лишнее тому доказательство, но я больше не настолько глуп и слеп. Я не собираюсь верить в то, что ей вдруг сделалось искренне плохо из-за обозначенной угрозы его благополучию и появлению на свет точно в назначенный срок. — Миссис Картер? Может быть, вы хотите остаться здесь? Чтобы мы вас госпитализировали? Если так вам будет спокойнее?

— Так это всё-таки необходимо? Вы считаете, что она должна остаться?

— Я считаю, что нет ничего страшного, если рядом с ней будут близкие люди. Но если вы не можете обеспечить уход и покой, то…

— Нет, всё в порядке. Это не проблема, — я ни за что не признаюсь, что как раз-таки на этом пути полно подводных камней и порогов, и не все из них напрямую связаны со мной, а точнее лишь наименьшее их количество. Сидящая тут будущая мать в значительной степени предоставлена самой себе, потому что вообще тщательно избегает некоторых слов в своём лексиконе и признания себя беременной. Но здесь как не знали правду об истинном статусе наших отношений, так и не знают, и лучше бы этому не меняться.

— Хорошо. Но вы можете звонить мне в любое время. Мистер Картер?

— Да?