Искупление: Повесть о Петре Кропоткине - Алексей Шеметов

Катя, встретившая его бурной радостью, за столом теперь сидела тихо, слушала его как-то не по-детски, не так, как летом на даче. Она с тех пор нисколько не выросла, но заметно повзрослела, может быть, потому, что ее братец жил ныне в Пажеском корпусе (дядя навестил его перед выездом из Петербурга) и девочка осталась в доме одна среди взрослых.

— Каточек, я привез тебе прекрасную книгу, — сказал дядя. — «Сказки Кота Мурлыки». Хочешь, почитаю?

— Да, хочу, — спокойно сказала Катя. Не запрыгала, как прежде, когда он дарил ей книжки.

Ну вот, ей уже и сказки не так нужны, вдруг с грустью подумал дядя. Девочка исчезает, быстро уходит в прошлое. Летом от лая собак отказалась, сейчас и сказки ее не обрадовали. Нет, не в прошлое, а в будущее она уходит. И это хорошо. Соня Перовская в ее годы тоже, наверное, уже расставалась с детством.

— Что же ты, милый братец, до сих пор не женишься? — спросила сестра (тут она не задевала его тайны: не из-за дел своих он оставался холостяком).

— Просто не нашел еще ту женщину, какая предназначена мне в жены, — сказал он.

— И долго будешь искать?

— Собственно, я и не ищу ее. Рано или поздно встречу.

Может быть, после каторги, подумал он. На каторгу идти без подруги. С Сергеем Синегубом пойдет Лариса. Аня Кувшинская двинется за Чарушиным или вместе с ним, если угодит в Петропавловку до того, как его отправят в Сибирь. Сердюков с Любой Корниловой успели обвенчаться до тюрьмы. Натансон живет в ссылке с Ольгой Шлейснер. Что же ты-то, в самом деле, не можешь найти подругу?

— Тургенев встал на твоей дороге к той женщине, — сказала Елена. — Как ты летом говорил? Тургенев виноват — создал слишком высокий идеал женщины. Да, таких, каких он с любовью описывает, в жизни совсем мало.

— Но ведь есть же, Леночка, есть. Такова ты, милая моя сестрица. Встречу такую, как ты, немедля женюсь.

— Дядя Петя, а кто написал эти «Сказки Кота Мурлыки»? — спросила вдруг Катя.

— Вагнер, Каточек, — сказал Кропоткин, обрадовавшись. — Николай Петрович Вагнер. Он профессор зоологии, но и пишет сказки. Прекрасные сказки.

— Покажите, пожалуйста, книгу.

— С удовольствием. Леночка, уже темнеет, пускай подадут свет.

Елена кликнула горничную, и та вскоре принесла яркую настольную лампу. Кропоткин вынул из портфеля книгу, подал ее Кате. Та поспешно перелистала ее и протянула дяде:

— Прочтите какую-нибудь, я люблю, когда вы читаете.

— Хорошо, Каточек, прочту. — Кропоткин надел очки. Последний раз ей читаю, подумал он. В следующие дни не удастся. С утра до поздней ночи встречи и разговоры с московскими товарищами, потом в Петербург, а потом… — Прочту тебе «Макса и Волчка». Сказка о двух очень разных мальчиках. Садись, Каточек, ближе.

Катя села рядом.

— «Макс проснулся поздно…» — начал Кропоткин.

И пошел, пошел рассказ о проказливом, но очень впечатлительном мальчике, как он живет, всеми любимый, в барском доме, как бабушка прощает ему любую шалость. Но шалит и проказничает он только днями, а ночами все думает, почему солнце не всегда светит, почему не все люди живут хорошо. И однажды он уходит в темный лес, где, по рассказам бабушки, живет леший, а по его догадке — тот, кто правит миром и у кого можно выпросить счастье всем людям. Заблудившись, он долго бродит по жутким дебрям. И вот падает в отчаянии на землю, рыдает и кричит, зовя бабушку. И в это время с дерева спускается ловким зверьком лесной мальчишка — Волчок. Волчок смеется, из леса вывести не хочет, но берет Макса под свое покровительство. И они живут в лесной глуши, Волчок ловит силками куропаток, кормит товарища, а Макс рассказывает у костра сказки, пробуждая в одичавшем мальчишке заглохшие человеческие чувства. Однажды и Волчок поведал «сказку» о своей жизни на фабрике, где он работал с утра до ночи, чтоб в конце недели принести домой пятак. Его дружок Сенька захворал, не смог заработать пятак и стал вымаливать у других мальчишек. Никто ему не помог, и тогда Волчок отдал дружку свой недельный заработок. Сенька сжал пятак в ладошке, пошел было домой, но тут же упал и умер.

Катя всхлипнула. Дядя положил руку на ее вздрагивающее плечо и продолжал читать, как Волчок ушел от злых людей в лес, как Макс теперь уговаривал его вернуться к ним. Если все, кому тяжело живется, уйдут в леса, то кто же будет бороться за несчастных?.. Макс не вынес лесной жизни и тяжело заболел. Умирая, он просил Волчка передать бабушке золотой крестик и вернуться к людям. Волчок хоронит дружка и покидает лес.

Чтец положил книгу на стол. Катя опустила голову, задумавшись.

— Да, Петя, у тебя сулимовский голос, когда волнуешься, — сказала Елена.

— А куда ушел Волчок? — спросила Катя.

— Помогать несчастным, — сказал дядя. — Бороться.

— А как он будет бороться?

— Бороться можно, Каточек, по-разному. В России много ропщущих, но мало кто отваживается на путь борьбы. Представь себе, если бы все обездоленные встали стеной в защиту себя, а мы помогли бы им…

— Петя, Петя, — остановила его сестра.

Он посмотрел на Катю. Она уже загоралась, лицо ее порозовело, глазенки сверкали. Растет наша смена.

— И что, если все станут стеной? — сказала Катя. — Мамочка, зачем перебила?.. Чем мы можем помочь обездоленным, дядя Петя?

— Хотя бы сочувствием, участием в преодолении нужды, — отступил он от прямого ответа, чтобы успокоить сестру.

Но Катя поняла, что он ушел в сторону. За чаем она молчала, задумавшись.

В полночь Кропоткин, прежде чем пойти в комнату, в которой ему была приготовлена постель, зашел в спальню сестры, взял со стола зажженную свечу и долго стоял перед портретом матери, святой женщины, не по-земному красивой, с чуть склоненной к плечу головой, с большими глазами, полными любви и сострадания. Могла ли она, если бы не покинула сей мир так рано, благословить сына на то, на что он пошел? Нежная, душевно хрупкая, она тяжело переживала крепостные домашние порядки батюшки и российскую деспотию. Не потому ли так скоро оборвалась ее грустная жизнь? После ее смерти, три года спустя, они с Сашей, уже не дети, а отроки, нашли в кладовой ее дневники, пронизанные тоской по человеческому счастью и болью ко всем страждущим. В большой деревянной шкатулке, инкрустированной серебром, хранились вместе с дневниками и нотами тетради с мятежными поэмами Байрона и запретными стихами Радищева, Рылеева и Ламартина. В одной тетради они нашли «Родину» Некрасова, тогда им еще неизвестного. С этой шкатулки и началось их увлечение противоборствующей русской литературой пятидесятых, затем шестидесятых годов… Нет, мать не остановила бы сына, узнав, на какой путь он ступил. Со слезами, но благословила бы. А отец проклял бы.

Ложась спать, он думал о завтрашних встречах с московскими товарищами. По дороге с вокзала в Старую Конюшенную он завернул на Моховую, хотел зайти в студенческую артельную библиотеку, где частенько бывают здешние «чайковцы», но у подъезда встретился с Варей Батюшковой, и та сказала, что в библиотеке никого нет, а завтра все соберутся в гостинице у госпожи Алексеевой. Посмотрим, кто там соберется и что это за госпожа Алексеева, думал он, уже засыпая.

Утром его разбудила сестра.

— Петя, к тебе какой-то мужик. Ждет в приемной.

— Что за мужик? — привскочил он. — Может, из тамбовских моих арендаторов?

— Ничего не объясняет. «Дозвольте видеть его сиятельство», и все.

Кропоткин быстро оделся и вышел в переднюю. Мужик в нагольном полушубке и барашковой шапке стоял у порога, закрыв лицо ладонями. Кажется, плакал.

— Что с вами, дружок? — встревожился Кропоткин.

Мужик вскинул голову и захохотал.

— Сергей! — кинулся к нему Кропоткин. — Откуда? Из тверских краев? Давно в Москве?

— Что, будете держать меня в прихожей, ваше сиятельство? Изволь, друг мой, принять, а потом уж расспрашивай.

— Черт, ты просто ошеломил меня. — Не предложив ему раздеться, Кропоткин повел его к себе. Проходя через гостиную, он столкнулся с Еленой, стоявшей в недоумении. — Леночка, это мой давний друг, — сказал он. — По чашечке кофе нам.

В комнате Сергей сбросил с себя шапку и полушубок и сел на диван, откинувшись на спинку.

— Не узнаешь?

Он был без бороды и усов, с коротко подстриженными волосами, в сюртуке с шелковыми лацканами, в белейшей сорочке с галстуком-бантиком.

— Пришлось, Петенька, преобразиться. Беглец.

— Рассказывай.

— Отпилились мы с Рогачевым. Заарканили нас. Повели к становому. По дороге попали в гулящую деревню. Престольный праздник. Подцепили нас мужики и стали водить из избы в избу. К вечеру конвоиры упились. Остались ночевать, улеглись в избе вместе с арестантами. Ну, мы с Митей и дерзнули в полночь. К утру верст двадцать отмахали, дошли до полустанка, а тут и товарный поезд подоспел. Вот и вся история.