Искупление: Повесть о Петре Кропоткине - Алексей Шеметов

Побродив внизу, Кропоткин поднялся на верхние этажи, тоже забитые толпами. На стенах всюду висели огромные чертежи — маховые колеса, рычаги, муфты, валы, кривошипы, шестерни, винты, турбины и разные прочие элементы машин. Институт знаменовал движение страны к технической цивилизации. Он готовил больше шести тысяч технологов — образованных слуг капитала. Но среди них, в недрах этого технического храма, зарождались кружки противников крепнущего российского капитала.

Он обошел верхние этажи, спустился вниз и тут у лестницы наткнулся на Перовского.

— Вы на лекцию? — спросил его Кропоткин.

— Нет, я ищу Эндаурова.

— Хорошо. Найдете — выходите на улицу. Поговорим.

— Сию минуту. — И Перовский кинулся наверх.

Кропоткин не успел еще одеться, как они подбежали к раздевальной.

Вышли на Царскосельский проспект.

— Где же нам поговорить? — сказал Перовский.

— Идемте в «Еленку», — сказал Эндауров. Кропоткин недовольно поморщился. «Еленкой» технологи называли дешевую студенческую столовую, устроенную великой княгиней Еленой Павловной, совсем недавно умершей. Из всей царской фамилии Кропоткин чтил лишь ее да Марию Александровну, императрицу. Будучи пажом, он знал закулисную придворную борьбу их с высокопоставленными крепостниками. Они упорно настаивали на освобождении крестьян, всемерно поддерживая Милютина, и побуждали императора к реформе. Не веря теперь никаким благим монархическим начинаниям, бывший паж и сейчас не потерял уважения к покойной Елене Павловне, женщине широкого образования и искреннего сочувствия бедам народа. Глумливое словечко «Еленка» неприятно кольнуло его, но он, конечно, не одернул Эндаурова.

— Пройдемтесь лучше по проспекту, — сказал он. — Вам не холодно? — Он оглядел студентов. Перовский был в полушубке и меховой шапке, а Эндауров — в пальтишке и фуражке с зеленым околышем.

— Нет-нет, я не мерзну, — сказал Эндауров. — Морозец приятный, пройдемтесь.

— Разговор небольшой, — сказал Кропоткин. — Должен вам сообщить, что вы приняты в общество.

— А разве не на сходке принимаете? — спросил Эндауров.

— Сходиться сейчас не время, да и некому. Нас в городе всего пятеро. Мы хорошо вас знаем, давно уж помогаете нашему обществу в работе. Завтра в восемь вечера приходите в «Белую лебедь», Сердюков поведет за Невскую заставу. Шлиссельбургский тракт под присмотром, студентам появляться там небезопасно, так что фуражку-то не надевайте, Эндауров.

— А я к рабочим в ней не хожу.

— Хорошо ли вы все обдумали, решив вступить в наше общество? Нас громят, тюрьма-то ведь неизбежна.

— Знаем и готовы к ней.

— Вас, будущих инженеров, ждет безбедная жизнь… Посмотрите. — Кропоткин остановился и окинул взглядом уходящий вдаль проспект, по которому в ту и другую сторону неслись прогулочные санки с меховыми полостями, расписные кареты, уютные дорожные возки. — Посмотрите, какая раздольная развлекательная жизнь, и она будет вам доступна — собственные экипажи, выездные лошадки, визиты. Стоит ли менять все это на каторжные работы?

— Мне и сейчас такая жизнь может быть доступной, если поклонюсь отцу, — сказал Перовский. — Но я не хочу никому поклоняться. Не хочу служить мамоне.

— Вася, повидайтесь с Любой Корниловой, — сказал ему Кропоткин. — Она получила от вашей сестры письмо.

На Обуховском мосту они встретились с человеком, понуро шагавшим в глубокой задумчивости, уткнув лицо до самого носа в оттянутый шарф. Он прошел было мимо, но вдруг, услышав голос Кропоткина, вскрикнул:

— Петр Алексеевич!

Кропоткин обернулся и попал в медвежьи лапы забайкальского казака Полякова.

— Поймал-таки, изловил! — тиская своего сибирского друга, кричал Поляков. — Трижды заходил в вашу берлогу, все нет и нет.

Перовский и Эндауров повернулись и пошагали в обратную сторону.

Поляков наконец выпустил из рук Кропоткина.

— Эй, дорогу! — крикнул кучер с облучка взлетевших на мост санок.

Они отошли к парапету.

— Пятнадцатого марта — заседание Географического общества, — сказал Поляков. — Ваш доклад о ледниковых отложениях.

А вот это уж совсем некстати, подумал Кропоткин.

— Но к докладу я не готов, — сказал он.

— Успеете подготовиться, еще целый месяц. Сам вице-президент просит. Неужто и Семенов для вас уж ничего не значит? Не допускаю, Петр Алексеевич. Вы так всегда им восхищались. Нет, вы должны, понимаете, должны доказать свою ледниковую гипотезу. Только вы можете опровергнуть теорию дрифта Лайеля, как он опроверг в свое время теорию катастроф Кювье.

— Милый Иван Семенович, за один месяц я ничего не докажу и никого не опровергну.

— Но доклад, я уверен, вызовет большой интерес у наших географов. Его все ждут. Ждут и геологи.

— Ладно, дружище, я подумаю, — сказал Кропоткин.

Думал он недолго. Все решил на пути от Фонтанки до Мойки. К Малой Морской подошел с твердым намерением представить Географическому обществу обстоятельную записку о финляндских и российских ледниковых отложениях. Исследование о ледниковом периоде ему завершить, конечно, не удастся, а доклад действительно может серьезно заинтересовать других географов, и они, возможно, доведут его дело до конца.

Войдя в свою комнату, он сразу, даже не скинув шубы, достал из нижнего ящика стола «ледниковые» папки. Еще пять лет назад, до финляндского путешествия, он опубликовал большую статью об эрратических валунах и дилювиальных образованиях. С тех пор скопился огромный исследовательский материал, уже достаточно обработанный и почти готовый к печати. Он занял бы, пожалуй, целый том «Записок Географического общества». Но сейчас предстояло изложить ледниковую теорию в записке, которую можно прочесть на одном заседании. Дело нелегкое. Надо ведь обосновать гипотезу на самых существенных изученных фактах. Что ж, придется порядочно потрудиться.

С этого дня его жизнь как бы раздвоилась. С семи утра он писал записку для Географического императорского общества, возглавляемого великим князем Константином, братом императора, а с полудня бросался в водоворот других дел, дел другого общества, воюющего с империей. Не странно ли? Нет, не странно. Общество географов только именовалось императорским, царь им нисколько не интересовался. Константин же председательствовал совершенно бездейственно. И не для него трудился Кропоткин, а для тех, кто со временем станет истинным хозяином Земли и должен будет знать ее историю. Зная движение мощных древних ледников, пространства и границы ледникового покрова, люди смогут лучше изучить природу планеты, ее осадочные породы, ее почвы, ее озера и болота, ее флору и фауну. Человечество, свободное от сословной вражды и от войн, войдет в тесное сношение с природой и проникнет в самые сокровенные ее тайны. Исследуя далекое прошлое, Кропоткин предвидел будущее свободного человечества, и его географическая работа нисколько не противоречила и не мешала его практическим революционным делам, ибо революцию он понимал как прорыв в будущее, как прыжок эволюции.

Он закончил записку точно к сроку.

И утром пятнадцатого марта собрался в Географическое общество, но тут подоспело уведомление секретаря — заседание переносится на двадцать первое число сего месяца, так как предстоящий доклад весьма заинтересовал геологов, а они не смогли бы его выслушать, поскольку у них сегодня свое заседание. Кропоткин сердито скомкал уведомление и швырнул в мусорную корзинку. Он мог бы заняться сегодня делами своего общества, но вчера ни с кем не договорился о встрече, сообщив друзьям, что идет на заседание географов. Ладно, пойду на Выборгскую, решил он. Может быть, кого-нибудь встречу.

Он вышел из дома и увидел на противоположной стороне улицы низенького человека в темно-желтом пальто и кожаной шляпе, расшагивающего по мокрому тротуару. Я уже видел из окна этого господинчика, вспомнил Кропоткин. Час назад он тут прохаживался и еще вот гуляет. А день-то сырой, холодный, серенький, совсем не располагающий к прогулке. Не для удовольствия снует здесь сей голубчик.

Кропоткин пошел через грязную мостовую прямо на господинчика. Тот повернулся и пошагал к Вознесенскому проспекту, но спокойно, все той же неспешной, прогулочной походкой. Кропоткин пошел к Невскому. Дойдя до Гороховой, он оглянулся. Господинчик следовал поодаль за ним, но уже поспешая. Ясно, шпион. Надо оторваться, чтоб не привести его на Выборгскую.

Пересекши Гороховую, Кропоткин вошел в магазин меховой одежды Левенсона. Он долго стоял у прилавка.

— Что вам будет угодно-с, ваша милость? — спросил приказчик. — Чем изволили заинтересоваться?

— Шубами, — сказал Кропоткин.

— Мужскими? Дамскими?

— Теми и другими.

И приказчик начал подавать ему одну за другой шубы — бобровые, куньи, выхухольи, хорьковые, ильковолапчатые, выдровые, колонковые, песцовые, енотовые, лисьи. Кропоткин рассматривал их, некоторые примерял к невысокому своему росту, другие накидывал на плечи. Потом взял и раскинул на руках шубу роскошного собольего меха, шоколадного цвета с золотистым отблеском.