Песнь одиноких китов на частоте 52 Гц - Матида Соноко

Ох, ты не говоришь, да?

Я ответила вместо мальчика:

– Да. Пока мы зовем его Пятьдесят Два.

Муранака удивился, однако расспрашивать не стал и просто улыбнулся:

– Я не из плохих типов, можешь так меня не бояться. Но если все-таки пугаю, можешь сесть за Мисимой. Там я никак тебя не достану.

Пятьдесят Два поспешно сел у меня за спиной. Я подождала, пока он усядется, и обратилась опять к Муранаке:

– Я смотрю, ты с детьми не очень.

Он печально признался:

– У моей сестры сынишка ужасно не любит чужих. Меня боится, будто я бука какой-то, и сразу ревет.

Какой же он бука? Не поймешь детей. Михару при этих словах прыснула.

– Ладно, давайте к делу. Значит, так: я не собираюсь отдавать мальчика ни Котоми, ни Синаги, – решительно сказала я, и Муранака посерьезнел.

– Котоми плохо с ним обращается, а Синаги делает вид, что ничего не происходит. Несколько дней назад мальчик прибежал ко мне ночью в поисках защиты – а мы познакомились совершенно случайно. Он весь был облит кетчупом с головы до ног.

– Плохо обращается…

Муранака вытаращил глаза и перевел взгляд на Пятьдесят Два, который прятался за моей спиной, вцепившись в мою одежду. Далее я сообщила, что, узнав, что мальчик умеет писать, начала с ним общаться и что ходила к Котоми предупредить, что буду за ним присматривать. Рассказала и о том, что мы втроем ездили в Китакюсю. Муранака, который давно знал Котоми, видимо, был в шоке и даже почти не кивал. Он явно чувствовал себя уже не так беззаботно, как раньше.

Когда я закончила свой рассказ, Михару налила всем ячменного чая[21]. Когда она поставила чай перед Муранакой, тот, откашлявшись, осушил стакан одним глотком. Затем, словно что-то решив, посмотрел на Пятьдесят Два и виновато наклонил голову.

– Не то чтобы я не верю словами Мисимы… Но ты не мог бы показать мне свои синяки? Это же невероятно. Вернее, я не хочу верить. Не могу поверить.

Я оглянулась на мальчика. Он встал и снял с себя футболку, которую я ему дала ранее. Все тело было в гематомах. Михару отвела взгляд, Муранака нахмурился, потом снова наклонил голову, простонав:

– Извини. Тебе, наверное, неприятно.

Пятьдесят Два все так же тихо надел футболку, а я спросила:

– Теперь поверил?

Мужчина кивнул, сжимая в руке стакан.

– Да нет, я же вижу, как спокойно мальчик себя ведет, чему тут можно не поверить… Синаги-то говорил, что ребенок как дикий звереныш, сладу с ним нет. Мол, ни слов не понимает, ничего… Вот оно, значит, как.

Муранака бормотал, словно про себя, потом как-то вскинулся и вдруг горько засмеялся.

– Помнишь, я тебе рассказывал… Тогда я немного смягчил выражения, но, вообще-то, наш директор очень прохладно относился к двоечникам.

Я так и думала. Он производил именно такое впечатление.

– Когда мы окончили школу, он стал по-другому к нам относиться, и мы с друзьями решили между собой, что это он о нас так заботился. И только один – он отсюда уехал – сказал, что директор, наверное, просто помешан на чистоте. Хочет видеть только чистое, идеальное и не может допустить, чтобы на том, что попадает в его поле зрения, было хоть пятнышко грязи. А как только директор перестает это видеть, ему становится все равно, а вовсе не потому, что он нас помиловал.

Несложно представить, что такой человек не признает Пятьдесят Два своим родным внуком. Но неужели он может делать вид, будто не замечает, как над ребенком издевается его дочь?

– Погоди, но ведь Котоми, лучшая ученица, забеременела в старших классах и уехала из города. Как он это допустил?

Если бы дочь забеременела школьницей, я бы ожидала, что он заставит ее сделать аборт. Возможно ли, что он так легко позволил ей бросить школу? На мои сомнения, Муранака предположил:

– А об этом наверняка знает моя бабуля. Она до восьмидесяти лет была бессменным председателем «Клуба старичков» и в курсе всего, что происходило в городе.

Значит, та самая знаменитая бабушка… то есть ославила-то она меня, но и сама была хорошо известна в городе. Что ж, мир здесь очень тесен, отношения между людьми крепко переплетаются. Муранака предложил:

– Давайте спросим у бабули. Она и про мать Котоми, которая ушла от своего мужа, Синаги, тоже знает. Та работала учителем начальной школы, и уж про нее ничего плохого никто никогда не говорил, хорошая была женщина. Я, правда, у нее не учился, сам толком ничего не знаю.

– Хм. То есть она бабушка Пятьдесят Два? А когда они развелись?

– Вот этого не помню. Не настолько интересовался Котоми, – виновато ответил Муранака, почесывая голову.

Бывает ли такое, чтобы и бабка по отцу, и бабка по матери были хорошими людьми? Немного поразмышляв над этим, я решила, что смысла ломать голову нет, и ответила гостю:

– Можешь устроить нам встречу со своей бабулей? Нужно найти место, где мальчику будет спокойно, поэтому раздумывать времени нет. Дай нам поговорить, хочу сама ее расспросить.

Муранака удивился и забормотал:

– Только моя бабуля… Она на язык несдержанная, может брякнуть что-нибудь грубое… Если это тебя не смущает…

– Да плевать. Отвези нас к себе домой.

Муранака кивнул.

– Если бабуля встанет на нашу сторону, наши позиции усилятся, хотя предсказать, как дело повернется, невозможно. Ну что, поехали?

Пятьдесят Два потянул меня за одежду. Я улыбнулась, глядя на его взволнованное лицо:

– Говорят тебе, не бойся!

Дом Муранаки находился за «Кондо-мартом». Стоя перед крепкими воротами большой традиционной японской усадьбы, подумала, что Муранака-то – мальчик из богатой семьи, пусть и по местным меркам. Подруга ляпнула это вслух, на что он отмахнулся:

– Просто старый дом. Папаша работает в кооперативе, мамаша подрабатывает в овощном отделе «Кондо-марта». Днем дома только бабуля, так что сможем спокойно поговорить.

Вслед за хозяином мы зашли в прихожую. Нас встретил широкий флаг с надписью «Большой улов». Видя, что мы немного оробели, Муранака объяснил:

– Осталось от прадедушки. Бабуля, я дома! Это Махоро, можно тебя на минутку?

Из дома тихо донеслось:

– Чаво там?

Послышался звук шагов. Из темноты вышла пожилая женщина с выкрашенными в лиловый цвет волосами в мелких кудряшках. На ней было явно купленное в «Кондо-марте» платье с узором из гибискусов.

– Ух ты, вот это персонаж! – тихонько воскликнула Михару, и я пихнула ее локтем в бок, а сама вежливо поклонилась:

– Простите, что навязываем свое общество. Я…

– А-а-а, та самая девица с холма. Видела тебя как-то в «Кондо-марте», – заявила старушка, перебивая меня.

Она