Взять живым ! - Владимир Карпов

- Лейтенант все видел, - уточнил Люленков. - Два дня он лежал перед вашей проволокой.

- О, лейтенант очень храбрый человек! - льстиво откликнулся пленный. Мы не ждали вас днем. Мы знали: вы приходите ночью.

Он явно хотел уйти от разговора о том, что стрелял больше других. И Ромашкину почему-то подумалось, что рыжий, наверное, был лучше этого честнее и порядочней. Поинтересовался: кто же такой рыжий?

Люленков перевел вопрос.

- Его звали Франтишек, он чех из Брно, до войны был маляром, - охотно ответил пленный.

- У вас что, смешанная часть? - заинтересовался капитан.

- Да, теперь многие немецкие части и подразделения пополняются солдатами других национальностей. Мы понесли большие потери.

- А может быть, это потому, что другие национальности - чехи, венгры, румыны - не хотят воевать против нас, а вы их заставляете?

- Не знаю. Я маленький человек. Политика не мое дело.

Ромашкина все больше раздражал этот хитрец. "Маскируется под рабочего, спасает шкуру, фашист проклятый". Брезгливо отодвинулся подальше от него.

А вернувшись в свой блиндаж, сказал Пролеткину:

- Саша, ты был прав насчет той лошади... Перед нами стоит прежняя дивизия.

Пролеткин просиял, взглянул на Рогатина победителем.

- Слышал, что лейтенант сказал? Вот и подумай теперь, кто из нас балаболка?

Рогатин только почесал в затылке.

Остаток дня Ромашкин вместе со всеми участвовал в пиршестве, которое устроил старшина Жмаченко. Был весел, но неприятный холодок нет-нет да и окатывал его. Все еще не верилось, что днем, на виду у врага они утащили "языка" и вернулись без потерь!

А когда легли спать и в блиндаже погасили свет, его стала бить нервная дрожь. "Тормоза не держат, - с грустью подумал Василий. - Да тут натяни хоть стальную проволоку вместо нервов, и то не выдержит. Это ж надо, днем, на виду у всех! И как мы решились? Если пошлют еще раз на такое задание, у меня, наверное, не хватит сил. Впрочем, днем теперь и не пошлют, - подумал он с облегчением. - Командование тоже понимает, что такое может получиться только раз".

* * *

Все лето полк Караваева провел в обороне, а с сентября начались тяжелые и на первый взгляд совсем безрезультатные наступательные бои. Велись они почти беспрерывно.

В полном изнеможении Ромашкин снял изодранный, грязный маскировочный костюм. Обессилевшие руки не поднимались. Его разведчики находились в таком же состоянии.

Позвал старшину, приказал:

- Тебе, Жмаченко, и всем, кто с тобой оставался, всю ночь дежурить посменно. В первой траншее - по одному бойцу на сто метров, и те, наверное, уже спят. Как бы фрицы голыми руками всех вас не передушили.

- Фрицы тоже вповалку лежат, вы крепко им поддали сегодня, - ответил Жмаченко. - А охрану я выставлю, отдыхайте спокойно, товарищ лейтенант. Лейтенантом назвал по привычке - со вчерашнего дня Ромашкин старший лейтенант, однако он и сам еще не освоился с новым званием.

- Поддали своими боками, - заворчал Голощапов.

И Василий мысленно вновь увидел, как малочисленные роты поднимались нынче в атаку. Больно смотреть.

"Куда там наступать! Если фашисты нанесут контрудар - на своих позициях не удержишься".

Не раздеваясь, Ромашкин повалился на жесткие нары и мигом заснул. Спал, казалось, совсем недолго, а уже кто-то тянет за ногу.

- Товарищ старший лейтенант, проснитесь!..

В блиндаже было темно, лишь алый бок железной печки светился в углу. Усталость еще не прошла, в тепле она расплылась по телу вязкой тяжестью.

- Вас до командира полка требуют, - шептал старшина, опасаясь разбудить других, и шепот его убаюкивал еще сильнее.

"Зачем понадобился? - соображал в полусне Ромашкин... - Неужто опять за "языком" пошлют?"

Он встал на слабые еще ноги, нащупал автомат, привычно вскинул на плечо и, не открывая полностью глаз, досыпая на ходу, направился к двери.

Колючий ночной мороз сразу прогнал сонливость, взбодрил. Ромашкин втянул шею, сунул руки в карманы и хмурый зашагал по оврагу. Снег взвизгивал под ногами, будто от боли.

У блиндажа командира полка какие-то люди усердно дымили самокрутками. Подойдя вплотную, Василий рассмотрел: собрались командиры батальонов, артиллеристы, политработники, тыловики.

Караваев и Гарбуз вышли, когда адъютант доложил, что все прибыли. Лицо у командира полка тоже мрачное, в глазницах сплошная чернота. Гарбуз чуть бодрее.

- Товарищи командиры, - негромко сказал Караваев, - в блиндаже мы, пожалуй, не поместимся, давайте поговорим здесь. Я не задержу вас. Мы вот с комиссаром только что вернулись из дивизии. Нам опять поставлена задача наступать!

Ромашкин не поверил своим ушам: "Не может быть!" Остальные отозвались сдержанным, явно неодобрительным гулом. Командир первого батальона, худой и длинный капитан Журавлев, спросил:

- С кем же, товарищ подполковник, наступать? В ротах людей - раз, два и обчелся.

Караваев посмотрел на него сочувственно, но ответил твердо:

- И все равно будем наступать. Немцы снимают войска с нашего фронта и перебрасывают под Сталинград. Пленный, добытый вчера разведчиками, подтвердил это: немецкий полк, с которым до сих пор имели дело только мы, теперь обороняется на широком фронте против двух полков нашей дивизии, потому что его сосед справа выведен в тыл.

Комбат Журавлев зло глянул на Ромашкина, будто он был виноват в том, что немцы перегруппировывают свои силы.

- Не одним нам тяжело, - продолжал Караваев. - Вся дивизия... да что дивизия, несколько дивизий ведут наступление на пределе своих возможностей. Но мы должны сорвать планы противника! Я уже распорядился о пополнении стрелковых рот за счет тыловых подразделений. На передовую направляются повара, писари, коноводы, ремонтники. Кто что получит и кто кого обязан отдать, узнаете у начальника штаба. А теперь слушайте боевой приказ...

Караваев поставил задачи стрелковым батальонам, артиллерии, специальным подразделениям. Разведвзвод он оставил в своем резерве. Приказал Ромашкину быть рядом с полковым НП.

После командира говорил Гарбуз:

- Товарищи, я знаю, как вы все устали. Но под Сталинградом решается наша общая судьба. Разъясните это всем. Люди поймут. Коммунистам и комсомольцам надо первыми вставать в атаку и вести других за собой...

Ромашкин еще затемно расположил свой взвод в указанном месте. Разведчики подминали под себя мелкий кустарник и в ожидании, пока потребуется резерв, устраивались "досыпать" на морозе.

Василий поднес к глазам бинокль. Утренний снег отливал синевой. В нейтральной зоне чернели редкие кустики. Вчерашних убитых там не было: их убрали ночью. Вражеские траншеи просматривались еще смутно, а в наших уже можно было разглядеть даже лица солдат. Вон мелькнуло очень знакомое чернобровое лицо. "Это же Гулиев! - узнал Ромашкин. - И своего ординарца командир полка отправил в цепь".