Призраки Дарвина - Дорфман Ариэль

Его письмо меня не особо удивило. Я как будто хотел, чтобы меня вывели на чистую воду; может быть, я откровенно солгал в надежде, что мне погрозят пальцем и потребуют, чтобы я, как потерянная душа в мифе кавескаров, излил правду незнакомцу. Я начал лихорадочно строчить ответ. На английском, естественно. Столько времени я скрывался от окружающих, прятался в своей комнате, заживо погребенный под лицом Генри, и теперь ощутил огромное облегчение, поскольку мог поведать свою историю без каких-либо украшательств, свободно и как есть. Закончив — семь страниц спустя, — я почувствовал себя свежим, обновленным, воодушевленным, и это ощущение усилилось, когда письмо на следующий день улетело к адресату.

Памятуя рассказ Каннингема об агенте Макаруске, который допрашивал миссис Хадсон в библиотеке, и его предположение, что за нами установлена слежка, я попросил отца — он не требовал объяснений, и я не стал ничего объяснять — отправить письмо с почтового отделения без обратного адреса. Нехорошо получится, если конфиденциальную информацию перехватят и она попадет не в те руки. Учитывая признание в собственной уязвимости, я не сомневался, что профессор Вударович четко выполнит мои указания и отправит ответ на рабочий адрес отца.

Письмо пришло не быстро, но новости, которые в нем содержались, снова вызвали душевный подъем.

Если у нас с женой получится прибыть в Пунта-Аренас, несмотря на мои проблемы с передвижением, двое старейшин-кавескаров готовы принять нас и, если угодно, провести церемонию, которая могла бы принести некоторое облегчение мертвым, и не исключено, что живым тоже. Их озадачивало только одно. Они не были owurken, шаманами, поскольку большинство древних ритуалов больше не практиковалось в полугородской среде, где молодежь утратила веру. Если я действительно одержим, они боятся, что у них не хватит знаний, чтобы изгнать демонов из моего тела, невзирая на то что отголоски церемоний, как и сам язык, переданы им предками. Если бы они участвовали в погребальном ритуале, что именно стало бы окончательным пристанищем, учитывая, что тело утрачено, возможно, навсегда, как и все пожитки умершего?

Я несколько дней размышлял, как ответить на этот вопрос, и тут ответ подсказал папа. Радость, которую он испытал, узнав о выздоровлении невестки в первый день нового года, постепенно испарилась, поскольку поведение Кэм стало более навязчивым и странным. Сначала, возможно мысленно посоветовавшись с мамой, которая велела бы проявить осмотрительность, он сдерживался, но передумал, когда Вик позвонил в конце июля и признался, что Барри Каннингем обеспокоен все более резкими требованиями моей жены, которая оказывала чрезмерное давление на агентство. Может, удар по голове не прошел бесследно? Но когда мой отец наконец выразил свои сомнения, он обвинял не ее, а меня — за то, что я потакаю ее мании.

— И что прикажешь делать?

— Сожги их.

— Кого «их»?

— Фотографии. Документы, заметки, ксерокопии, источники, всю эту хрень, всю. Но прежде всего фотографии. Все до единой.

Я не понимал, как это нам поможет или заставит Кэм прекратить изыскания.

— Фотографии, — настаивал отец. — Тогда, в твой четырнадцатый день рождения, помнишь, как я умолял маму избавиться от них? А она убедила меня, черт возьми, их сохранить. О, если бы я… о, я виню себя за то, что не имел смелости превратить эту дрянь в пепел прямо тогда, доказать дикарю, что он не имеет над нами власти. Вместо этого мы позволяем ему расти всякий раз, когда мы…

— Но ты же сам требовал проводить эти чертовы фотосессии, снова и снова, чтобы выяснить, на месте ли…

— Знаю я, знаю. Это моя ошибка, тупая, глупая, идиотская — игнорировать инстинкты. Хранить яд в нашем доме! И когда он убил твою маму, я должен был пойти наверх и сжечь этого дикаря, как ведьму, посмотреть, как ему понравится, когда его облизывают и пожирают языки пламени, как нас пожирало его чертово лицо, и это гребаное лицо обуглилось бы, превратилось бы в пепел, который мы развеяли бы по ветру или спустили бы в унитаз. Я лежал без сна по ночам — один, совсем один, протягивая руку туда, где раньше спала твоя мать. Я лежал, широко раскрыв глаза в темноте, думая, что эти фотографии совсем рядом, в коробке, просачиваются сквозь половицы, как змеи, плюют ядом в тебя, в меня, в нас всех. Я собирался с духом, чтобы сжечь это дерьмо, но меня всегда сдерживала память о Маргаретте, ее проекте, ее чаяниях, нежелании предать то, о чем она мечтала в надежде, что это выход. Когда Кэм появилась в нашей жизни, я погасил этот порыв, потому что она так похожа на твою мать. Я же видел, что ее соблазняет монстр, но обманывал себя, поверив, что она сможет его приручить. А потом он вызвал ту амнезию — и даже тогда я сдержался, было несправедливо выбрасывать фотографии, когда Кэм не могла протестовать, участвовать. А когда она очнулась, я обрадовался: может, он насытился. Но теперь ясно, что он наложил на нее еще одно заклинание, привлек легионы других злодеев, и мы должны решительно вмешаться, ты обязан показать ему, кто здесь главный, и именно ты, а не я должен это сделать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Он ошибался. Этот путь мести и гнева не успокоил бы Генри. За многие потерянные годы это меня ни к чему не привело.

И все же папина вспышка гнева подсказала мне ответ на вопрос, который старейшины кавескаров передали через Франо Вударовича.

Фотографии!

Нужно отвезти их туда, где родился Генри, на остров, откуда его вырвали с корнем, где последние из кавескаров почтут Генри и его историю. Даже если это не освободит меня, это правильный поступок. Его тело утеряно безвозвратно, но изображения вызывают у духа наибольшее негодование. Пьер Пети сделал унизительное пленение бессмертным и вечным. Но мы могли бы обратить вспять то, что с ним сотворили, хотя бы символически, хотя бы дать понять, что мы все осознали. Отвезти его домой.

Но как покинуть пределы страны так, чтобы меня не сфотографировали или не засняли на видео? В аэропортах установлено наблюдение, кругом скрытые и явные камеры. Хотя Кэм намекнула, что у нее есть кое-какие идеи, как обойти систему безопасности; вероятно, она наверняка придумала какой-то безрассудный план — нет, я хотел представить ей решение, а не проблему. Она была права: я удручающе зависел от ее инициативы. И, кроме того, кто знает, откажется ли она от своих поисков индуистских акробатов в Лондоне и туарегов в Сент-Луисе на достаточно долгий срок, чтобы придумывать, как незаконно вывезти меня из Штатов, нет, Кэм, скорее всего, отложит мою идею на дальнюю полку на неопределенный срок, а если бы я мог все распутать… Что я и сделал, причем быстрее, чем ожидал. Меня вдохновил Генри, который, должно быть, нашептал мне решение, лежавшее прямо перед носом, моим и его.

Он покинул свой дом по морю, и мы, конечно же, доберемся туда аналогичным способом. Прибытие на Огненную Землю на корабле позволит избежать столпотворений в общественных местах и предположительно вездесущих шпионов Дауни. Осталось найти судно, которое доставило бы нас туда, под управлением человека, которому мы могли доверить пусть не все наши секреты, но, по крайней мере, признаться, что нам угрожают не только коварные течения или ураганы, но и враги из племени людского. Нам нужен кто-то, готовый пойти на риск и немного нарушить закон, с многолетним опытом хождения по всем океанам, желательно пожилой, которого никто больше не хочет брать шкипером, возможно, слегка ку-ку, чтоб он был готов удовлетворить прихоти молодой пары, тоже немного сумасшедшей. Кто-то, кто так хотел получить работу, что был бы предан нам до последнего.

И как же тебе, Фицрой Фостер, учитывая, что ты не выходишь из дома, найти такого?

На следующий день — это было воскресенье — Барри Каннингем чудесным образом решил мою проблему.

Он позвонил и сообщил, что находится в городе. Не будем ли мы возражать, если он зайдет в гости?

Первое, что он сделал, когда подошел к двери, это предъявил нам с Кэм — папа уехал на рыбалку на весь день — листок бумаги, на котором были написаны слова, вверху заглавными буквами: «Ведите себя нормально», ниже: «Сделайте вид, что я пришел поговорить о свадебных планах Лоры и Вика, пока мой технарь обыскивает дом в поисках подслушивающих устройств. Кивните, если согласны».