Месть в конверте - Фридрих Незнанский

«Врет! Нагло врет! — подумал Турецкий. — Все она прекрасно знает, только не хочет говорить. И даже имя девушки назвать не желает».

— То ли Маша, то ли Даша… А может, Наташа.

— Простите, но это несколько неправдоподобно звучит. Вы даже не знаете имя девушки, в которую был влюблен ваш сын? Притом настолько влюблен, что из-за нее бросил институт и ушел добровольцем в Чечню!

— Мой сын всегда был довольно странным ребенком. Он был очень замкнутым, рос в каком-то своем мире и не пускал в него других.

— Даже собственных родителей?

— Даже собственных родителей. Так что боюсь, что…

— Что же… Я благодарю вас за помощь. Хотя мне почему-то кажется, что вы не рассказываете мне все, что знаете.

— Извините. Если это возможно, мне бы хотелось поскорее закончить этот неприятный разговор.

«Врет, стерва. Покрывает сыночка!»

Турецкий поднялся.

— Ну не смею более вас задерживать. Всего вам доброго. И до свидания.

— Вы полагаете, что я еще вас увижу? — поинтересовалась Елена Станиславовна без энтузиазма.

— Не сомневаюсь, — лучезарно улыбнулся в ответ Турецкий.

Из машины Турецкий позвонил Славе Грязнову.

— Привет, Славик!

— А, здорово! — отозвался Вячеслав в трубке мобильника. — Ну что, поговорил с вдовицей?

— Поговорил, — проворчал Турецкий. — Не хочет наша вдовица помогать следственным органам.

— Что, ничего путного не говорит?

— То есть просто абсолютно не идет на контакт. Про сыночка своего никак не распространяется. Ничего не знаю, ничего не видела, ничего не слышала. У мальчика свой внутренний мир, и он никого в него не допускал. Как зовут подружу — не помню, не то Даша, не то Наташа. Одним словом, глухо, как в могиле.

— Знаешь, Сашок, о чем все это говорит?

— Ну скажи, о чем же, по-твоему, все это говорит?

— Она сама подозревает собственного ненаглядного сыночка. И именно поэтому покрывает его перед нами. Не хочет его нам, так сказать, сдавать.

Турецкий помолчал несколько секунд.

— А что? В этой мысли что-то есть. Впрочем, она нам сейчас не особенно помогает, но все равно интересно.

— Так что, мадам Смирнова не сказала тебе, где найти этого самого Виктора?

— Она дала адрес квартиры, где жил покойный Жаворонков.

— В смысле его папаша?

— Ну да. Но с сынком Елена уже длительное время не контактирует: поссорились — а из-за чего, она отказывается говорить.

— Н-да, странная семейка, — хмыкнул Грязнов.

— Короче, Славка, я сейчас еду туда.

— К Жаворонковым?

— Ну да.

— А ты знаешь, что я тебе сейчас скажу?

— Ну?

— Точнее, спрошу.

— Ну же валяй, не томи.

— У тебя оружие с собой?

— Нет, — рассмеялся Александр.

— Зря ржешь, дубина, — рявкнул Грязнов в трубке. — Мне что-то этот Витек ужасно не нравится.

— Вячеслав Иванович, вы стареете! — продолжал веселиться Турецкий. — Ты что, старик? Или у тебя уже тоже развилась мания преследования?

— Брось, Сашка, балагурить, так твою мать! Ты же знаешь мою интуицию. Я старый сыскной пес, и мой нюх проверен не раз и не два. И вот чует мое сердце, хоть ты тресни: нахлебаемся мы еще с этим Витьком по самое не могу.

— Ну раз ты так беспокоишься за мою драгоценную жизнь — что, кстати, очень трогательно и любезно с твоей стороны…

— Ой, перестал бы ты выступать!

— …Тогда приставь ко мне конвой.

— Конвой не конвой, — все еще серьезно ответил Вячеслав, — а давай-ка мы с тобой вместе съездим. Давно мы с тобой вместе не ездили на дело!

— Так бы и сказал, что засиделся в своем кабинете, хочешь прокатиться, на людей посмотреть, себя показать.

— Так что, заедешь за мной?

— Ну конечно, заеду, куда же я денусь! Ты где сейчас — на Петровке?

— Ну да.

— Тогда будь готов, я стартую.

— Что это ты, Славка, в панику ударяешься? — произнес Турецкий, когда Вячеслав, кряхтя, погрузил себя в щеголеватый темно-синий «Пежо-406». — Подумаешь, эка невидаль с подозреваемым поговорить — то ли я в первый раз замужем!

— Вот хошь — верь, хошь — не верь, а у меня предчувствие насчет этого поганого Витька.

Грязнов для убедительности рубанул ребром ладони по передней панели.

— Я, конечно, твои предчувствия уважаю, — сказал Александр. — Так же, как и твои суеверия.

— Ах суеверия! Вот как ты…

— Ну не обижайся. Просто мне кажется, что ты перестраховываешься.

— А знаешь, старик, иногда лучше перестраховаться!

— Когда это мы руководствовались подобными принципами?

— Никогда не руководствовались. И очень глупо с нашей стороны. Но тогда мы были молодые, горячие… Безмозглые. Рисковали почем зря. А сейчас хочется верить, что все же немного мозгов у нас появилось…

— Послушай, ну мы, конечно, стали пожилыми зубрами, но все же порох-то у нас еще остался, а? В наших пороховницах?

— Пороху хватит, — подмигнул Грязнов, похлопывая себя по пояснице.

— Ладно, хватит болтать, — сказал Турецкий. — По-моему, мы приехали.

Вячеслав Иванович молча достал из кобуры пистолет Макарова.

— Слав, да перестань. Ну что ты готовишься, как на войну!

— Ладно-ладно, — прохрипел тот. — Не учи ученого. У тебя работа интеллектуальная — концепции там, теории, дедукция. Разговоры разные, разоблачения. А мы, понимаешь, народ простой, наше дело преступника брать. Так что иди себе тихонько за мной и не мельтеши, — закончил Грязнов, заходя в подъезд.

— Дверь заперта. Мы не знаем код, — горестно пожаловался Турецкий.

— Ну это же старо как мир! — научил его Грязнов. — Ты что, телевизор не смотришь? Самые стертые клавиши и есть те самые, кото…

Но он не успел закончить свою менторскую тираду, потому что тяжелая дверь отворилась и через нее просочилась крохотная смешная девочка лет шести, с огненно-рыжими косичками.

— Ты видишь, — шепнул Грязнов, вставляя ногу в образовавшийся проем. — Рыжие не дремлют! У нас везде свои кадры.

Чувствуя себя героями остросюжетного кино, друзья двинулись вверх по лестнице.

Однако их ждало разочарование. В квартире номер 32 явно никого не было. Одинокий звонок разносился по всем ее углам, но некому было ответить на него.

— Вы это… к кому? — испуганно скрипнул старушечий голос за спиной.

— Мы, бабуля, из уголовного розыска, — несколько упрощая формулировку, ответствовал Грязнов, доставая и протягивая бабуле удостоверение. — А скажите-ка нам, как нам найти Виктора Жаворонкова?

— Ой, неужели натворил чего Витюшка? — охнуло ветхое привидение, материализуясь в типичную дворовую старушенцию в платочке и бесцветном халате.

— Не-ет, — заверил ее Вячеслав Иванович. — Ну что-о вы. Просто он проходит свидетелем по одному очень-очень важному делу.

— А-а, — шамкнула бабуся.

— А вы давно его видели?

— Да с тех пор, как папка-то его опочил, царствие небесное Георгию Федоровичу, Витюшка-то здесь и не живет.

Сыщики переглянулись.

— А мамка, та еще раньше сбежала. Говорят — с любовником, прости господи…

— А где же он живет? Виктор-то?

— А бог его ведает! Я знаю только, что приходит он где-то в неделю раз и выходит завсегда с котомкой. Я думаю, — старушка конспиративно понизила голос, — что он продает книги. Книг-то у Георгия покойного было видимо-невидимо! Видно, деньги сынку надобны.

— Спасибо вам, уважаемая, — молвили хором оба детектива, но вошедшая в раж бабуля продолжала:

— Вот ведь удивительное дело! Георгий, царствие небесное, такой положительный был человек, такой спокойный, вежливый… А семья у него какая-то, — бабка вновь понизила голос до заговорщицкого, — сумасшедшая! Что жена, что сын…

Она готова была говорить еще, но Турецкий и Грязнов узнали все, что им было нужно, и поэтому поспешили распрощаться.

— Ну что ты об этом думаешь? — спросил Александр, когда оба они вышли на улицу.

— Здесь нужно поставить засаду. — Грязнов был озабочен. — Если он появится, то сразу…

Вячеслав сделал жест хватательного характера, такой эмоциональный, что неведомый пока взрывник, если бы мог его увидеть, наверняка бы испугался и сдался без боя.

— Да, это можно, — лениво согласился Турецкий. — Людей-то хватит?

— Обижаешь! Дам лучших из лучших.

— Но беда вся в том, что он может, как назло, не появиться здесь еще неделю, а то и две. А у нас нет столько времени.

— А ты уверен, что это именно он?

— Что «он»?

— Наш взрывник.

— Ну уверенным быть нельзя ни в чем, — проговорил Турецкий. — Но посуди сам: ведь все сходится очень удачно. Странный ребенок, мозги не на месте. Несчастная любовь, Чечня. Там, поди, насмотрелся всякого разного — и совсем крышей поехал. А тут приезжает домой — папа кончает с собой. Спрашивается, почему? А потому что мама ушла к другому. А к кому же это к другому? А вот к тому самому генералу Евгению Ивановичу Смирнову, который папу покойного так несправедливо обижал.