Охота на маршала - Андрей Кокотюха

– Интересно, по какому такому другому?

– Законы военного времени не действуют. Иные должны работать. И если закон есть, Григорьича выпустят. Не сегодня, так завтра.

– Это ты ее успокаиваешь? – Соболь кивнул на Анну. – Хорошо. Допустим, нам надо просто сидеть и ждать, пока МГБ разберется. Кто будет решать, виноват ли командир и если виноват, то в чем? Капитан Аникеев, начальник местного отдела, который тебя, Ваня, собирался застрелить? Не так давно, кстати. Вина твоя в том, что спал не в том месте и не в то время. Или подполковник Коваль командира пожалеет? Тот самый, у которого есть приказ чуть не от самого Берии вывалять нашего Жукова в дерьме? Молчишь? Правильно делаешь. Извини, Аня, за резкость. Я только хочу, чтобы Иван отбросил любые иллюзии. И тебя ими тоже не кормил.

Хоть комната была жарко натоплена, Анну бил легкий озноб. Зябко поведя плечами, она плотнее закуталась в платок, сказала негромко, слабым, но отнюдь не плаксивым голосом:

– Мужчины, вы бы помирились.

– Мы не ссоримся, – успокоил ее Борщевский, недовольно глянув на Павла. – Выход найти хотим.

– Ничего мы пока не ищем! – отмахнулся Соболь, словно отбрасывая прочь слова друга. – Хватит же, Ванька, дурить себя и других! Ладно, ты думаешь, командира подержат и выпустят. Хотелось бы, согласен. Но давай успокоимся, все вместе. И впрямь наморщим умы. Годится?

– Добро, – принял Иван. – Есть идеи у тебя, может быть?

– Они появятся, когда поймем, за что его взяли. – Теперь Соболь выровнял дыхание, говорил уже спокойнее. – Аня, ему при аресте предъявили что-то?

– Нет. Я бы сказала. Пришли, велели сдать оружие, собираться. Митя даже не спросил, в чем дело. Шепнул, чтобы Ваня… – легкая заминка, – то есть… оба вы чтоб осторожнее держались.

– Выходит, нам сперва нужно выяснить, чего ему шьют. И аж потом думать, в каком направлении вести действия, – подытожил Павел, добавив: – Как дважды два.

– Валяй, сходи к Аникееву, – хмыкнул Борщевский. – Он тебе все расскажет.

– Не городи огородов, Ваня. Командир, кстати, прав – нам с тобой рядом с этой историей лучше явно не светиться.

– А рядом со мной? – вырвалось у Анны, которой, видать, не улыбалось сейчас оставаться одной, пусть того требуют конспирация и элементные меры безопасности.

– Тут все пучком, – поспешил успокоить Борщевский. – О наших отношениях с твоим мужем знает, считай, вся милицейская управа. Да и для соседей не секрет, других знакомых. Вот хоть тетя Вера подтвердит. Так что если мы с Павлом станем тереться у тебя дома, дополнительного внимания не привлечем. Соболя тоже в милиции видели, как он с Митей обнимался. Здесь партизанщина не нужна.

– Согласен, – кивнул Павел. – Вот первая по-настоящему здоровая мысль, услышанная от тебя, Ванька. Насчет же обвинений мыслю просто. Анна – жена. Она имеет полное право принести своему Гонте передачу. Учитывая, что он не человек с улицы, а, на секундочку, начальник милиции, есть шанс получить личную свиданку. Там-то Анна и спросит, что предъявили. Вот ситуация частично и прояснится.

– Сам же мог додуматься, – проворчал Борщевский, имея в виду себя. – Аня, он дело предлагает. Ни у кого из нас такой номер не пройдет. У тебя должно получиться.

– Я и без того собиралась к Мите пробиваться! – подхватила Анна.

– Ну вот, значит, получаешь боевое задание, – усмехнулся Соболь.

– И если там все шьют белыми нитками – садись писать письмо товарищу Сталину, – серьезно сказал Иван. – Он должен знать, в конце-то концов, какие безобразия и самовольства тут у нас творятся!

Не удержавшись, Павел покрутил пальцем у виска.

– Понял?

– Нет, не понял. – Борщевский говорил уверенно. – Мы с тобой управу ни на Аникеева, ни на Коваля не найдем. Над ними руководство есть. Просто никто пока не сигнализирует.

– Слушай, Ваня… Извиняюсь, конечно… Хочешь – попробуй мне после такого даже в рожу заехать… Я тут слыхал, ты с водкой крепко подружился в последнее время? Мозги часом не пропил?

Борщевский не заставил себя ждать. Резко вскочил с дивана, сжал кулаки, двинулся на Павла. Но на плечах у него с коротким отчаянным криком внезапно повисла Анна, и это охладило Иванов пыл. Пальцы разжались. Сунув руки глубоко в карманы потертых галифе, он попытался сохранить хотя бы видимость спокойствия:

– Я тебя, кажется, уже как-то по-хорошему просил: прекращай эти свои разговоры и намеки в адрес товарища Сталина. Одно дело – Гонту забрали, и совсем другое…

– Черт! Когда до тебя дойдет, бритая твоя голова! – перебил Соболь, теперь в голосе звучало плохо скрытое раздражение: – Все это – одно большое дело! И вагоны с трофеями, которые самовольно, без приказа Берии, никто увести у Жукова не посмел бы! И то, что мы с тобой вчера в лесу наворотили! И арест командира, да и меня вот так загребли ни за что! Обо всем знают, где надо! – Павел ткнул пальцем в потолок, будто бы тот, кто принимал все решения, впрямь сидел именно у них над головами. – Не будь таким наивным, ты ж боевой офицер! Забыл лес под Каменцем? Хрен с ним – других случаев навалом, сам же мне назовешь! Скольких толковых людей, настоящих мужиков и даже партийцев особисты свели в могилу только за четыре военных года? А чего эти суки из НКВД творили до войны, забыл разве? Ваня, ну почему ты всем им веришь? Что должно случиться, чтобы ты понял в конце-то концов: нет на них в нашей прекрасной стране управы! Нигде! Ни в Киеве, ни в Кремле, ни в небесной канцелярии! Если такая, конечно, имеется… – Павел перевел дух, отметив непонятно зачем: так разошелся, что уже и курить не тянет. – Насчет Киева… Аня, кто там к командиру приезжал? Как фамилия?

– Мурашко. Откуда – не припомню сейчас. Митя не говорил, это мужские дела…

– Киевский военный округ, – уверенно сказал Соболь. – Вот бы на эту самую Мурашку выйти. Шанс реальнее, чем Сталину писать. Согласись, Иван.

– Не спорю, – кивнул Борщевский. – Тут ты сам себе противоречишь, Павло.

– Как это?

– А вот так это! Да, Киев ближе, чем Москва. Только до военного округа идти так же долго, как до товарища Сталина. И я не думаю, что Мурашко этот, или кто там еще из штабных, все бросит, кинется Григорьича вызволять.

– Меня вытащили…

– Там, как майор намекал, что-то смог сделать лично Жуков. У меня чуйка есть: именно сейчас до маршала не достучаться. Его как раз мы с тобой и Митькой отбелили, если можно так сказать.

– Здесь тоже вопросы, – заметил Соболь. – Кстати, если попробуем сами их решить, глядишь, командиру реально поможем.

– Ты о чем?

– Забыл разве? Гришка Ржавый слинял-то! Да не просто: прихватил с собой что-то из тех вагонов. Раз так, то, выходит, не все мы предали огню, вот это как дважды два! И сдается мне, не меха, ковры да злато-серебро искали тогда на станции Коваль с Аникеевым.

– Немец с ними был, – напомнил Борщевский.

– Правильно. Дополнительная задачка. Выглядит пока все так, будто кто-то чего-то потерял. Вот печенкой я чую, Ванька: связана эта история с арестом нашего командира. Если вычислим, что они все ищут, – считай, половину дела сделали. Там и выход нарисуется. Это, конечно, если мы с тобой не хотим МГБ штурмом брать. – Соболь криво усмехнулся.

– Не смешно.

– Говорю же – случай крайний, – успокоил его Павел. – Скажи лучше, передумал жалобу товарищу Сталину писать?

– Для начала надо разобраться, о чем его информировать. А потом… – Ответ прозвучал, как компромисс не столько с Соболем, сколько с самим собой.

– Ну, ладушки. – Павел громко хлопнул в ладоши, потер ладони. – Вывод следующий. Анна, добиваешься свидания с мужем. Собирай передачу. У нас с Иваном уравнение посложнее: найти, где прячется Ржавский. Чую, он залег глубоко – но вряд ли далеко.

– Принимается. А как это сделать?

– Ум наморщи, – снова ухмыльнулся Соболь. – И давайте, люди добрые, больше дела – меньше слов. Раз решили, что наше появление у командира дома не вызовет подозрений, там и встречаемся. Приглашаешь, Аня?

– Даже покормлю, – ответила она.

Вытерла влажные уголки глаз. И улыбнулась, впервые за это время.

…Павел вышел первым.

Иван задержался. Анне показалось – Борщевский ищет любой мелкий повод, чтобы остаться с нею наедине. Она так и не поняла, под каким предлогом ему это удалось. Лишь обратила внимание: Иван волнуется. И это вызвано сейчас не только арестом бывшего командира. Явно намереваясь что-то сказать, Борщевский почему-то не мог собраться с мыслями, нервничал еще сильнее. Снаружи ждал Соболь, на повестке – масса важных дел, которые пока не ясно, как удастся решить. Тем не менее Иван не уходил, переминался с ноги на ногу, погладил себя по бритому черепу, явно не зная, с чего начать. Эффект, невзирая на общее напряжение, получился несколько комичным, прямо хоть в кино снимай, и Анна, улыбнувшись шире, поторопила и подбодрила одновременно:

– Говори, Ваня, не тяни. Что?