История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 6 - Джованни Казанова

Накануне дня, когда г-н де Шавиньи неожиданно приехал пообедать со мной, М-м… и ее мужем, бонна спросила меня, был ли я влюблен в Голландии. Я рассказал ей то, что случилось со мной и Эстер; но когда я продвинулся в область изучения нимф, чтобы обозначить маленький признак, известный только ей, моя очаровательная бонна подбежала ко мне, чтобы закрыть мне рот, давясь от смеха и падая в мои объятия. При этом я не мог удержаться, чтобы не поискать также и у нее этот маленький признак, и в пылу смеха она смогла оказать мне лишь очень слабое сопротивление. Не имея возможности перейти к великим свершениям, в силу своего состояния, я умолил ее об услуге, чтобы помочь вызвать кризис, который мне стал необходим, оказав ей в то же время такую же нежную услугу. Это продолжалось едва минуту, и наши глаза, любопытные, влюбленные и доброжелательные, в этом участвовали. После свершения она сказала мне, смеясь, но с самым умным видом:

— Мой дорогой друг, мы влюблены, и если мы не поостережемся, мы не ограничимся в ближайшее время простыми шалостями.

Говоря так, она поднялась, вздохнула и, пожелав мне доброй ночи, ушла спать с маленькой девочкой — своей компаньонкой. Это было в первый раз, когда мы дали себя увлечь нашим чувствам. Я пошел спать, чувствуя себя влюбленным и предвидя, что должно произойти у меня с этой молодой женщиной, которая заняла теперь в моей душе столь большое место.

Мы были приятно удивлены завтрашним утром при виде г-на де Шавиньи вместе с г-ном и г-жой М. Мы гуляли до обеда, сев затем за стол с моей дорогой Дюбуа, в которую мои гости, как мне показалось, влюбились. На послеобеденной прогулке они от нее не отходили, а я, со своей стороны, пользовался удобным случаем, чтобы повторить устно М-м… историю, которую я ей описал, не говоря, однако, что вся заслуга лежала на Дюбуа, потому что она была бы оскорблена, узнав, что той известна ее слабость. М-м… сказала мне, что испытала высшее удовольствие при чтении моего письма, по единственной причине, что эта Ф. не сможет больше думать, что провела два часа со мной.

— Но как, — спросила она, — могли вы провести два часа с этой женщиной, не почувствовав, хотя и в темноте, что это не я? Меня унижает, что различие между мной и ею не оказало на вас никакого эффекта. Она меньше меня, значительно более худая, на десять лет старше и, что меня удивляет, у нее дурной запах изо рта. Вы, между тем, были лишены лишь зрения, и ничего не заметили. Это невероятно.

— Это опьянение от любви, мой дорогой друг, и потом, я видел перед собой только вас, глазами души.

— Я понимаю силу воображения, но воображение должно отступить перед тем фактом, что вы были заранее уверены в том, что встретите меня.

— Вы правы; вот ваша прекрасная грудь, и когда я думаю сегодня, что держал в своих руках эти два дряблых пузыря, мне хочется себя убить.

— Вы это чувствовали, и вас это не отвратило?

— Уверенный, что я в ваших объятиях, как же мог я ощутить что-либо неприятное? Самая грубость кожи, неудобства слишком просторного «кабинета» не могли заставить меня усомниться или уменьшить мой пыл.

— Что я слышу! Мерзкая женщина! Зловонная противная клоака! Отказываюсь в это поверить. И вы могли мне все это простить?

— Полагал, что я с вами, и все представлялось мне божественным.

— Ничего подобного. Найдя меня такой, вы должны были швырнуть меня на паркет, даже побить.

— Ах! Сердце мое! Как вы сейчас ко мне несправедливы!

— Это возможно, дорогой друг, я настолько рассержена на этого монстра, что не знаю, что говорю. Но теперь, когда она отдана слуге, и после жестокого визита, который она должна была стерпеть, она должна умереть от стыда и ярости. Меня удивляет, что она поверила этому, потому что он на четыре дюйма ниже вас, и, кроме того, как она могла поверить, что слуга проделал это так, как вы должны были бы проделать? Я уверена, что в тот момент она была влюблена. Двадцать пять луи! Это ясно. Он удовольствовался бы и десятью. Какое счастье, что этот мальчик оказался так кстати болен! Но вы должны были сказать ему все?

— Как все? Я допустил, что он вообразил себе, что она дала мне рандеву в этой прихожей, и что я действительно провел с ней два часа. Размышляя над тем, что я приказал ему делать, он увидел, что я, почувствовав себя заболевшим, испытывая отвращение, разочаровался и решил ее пристыдить, чтобы отомстить, и чтобы она не смогла никогда хвалиться, что имела со мной дело.

— Это очаровательная комедия. Бесстыдство этого мальчика — что-то выдающееся, и еще более его смелость, потому что эта Ф. могла солгать о своей болезни, и вы понимаете, какому риску он подвергся.

— Я подумал об этом и боялся этого, потому что чувствовал себя хорошо.

— Но теперь вы лечитесь, и я тому причиной. Я в отчаянии.

— Моя болезнь, мой ангел, это пустяки. Это некие истечения, называемые «белые цветы». Я применяю только раствор ляписа, я вылечусь в восемь — десять дней и надеюсь…

— Ах, мой дорогой друг!

— Что?

— Не будем об этом думать, заклинаю вас.

— Это отвращение, которое весьма естественно, когда любовь слаба. Я несчастен.

— Нет, я вас люблю, и вы будете несправедливы, если перестанете меня любить. Будемте нежными друзьями и не будем думать более о том, чтобы дать друг другу знаки любви, которые могут стать для нас фатальными.

— Проклятая и подлая Ф.

— Она уехала, и через две недели мы также уезжаем в Базель, где останемся до конца ноября.

— Удар нанесен, и я вижу, что должен подчиниться вашим условиям, или, лучше сказать, своей судьбе, ибо все, что со мной случилось с тех пор, как я в Швейцарии, фатально. Единственное, что меня утешает, это что я сумел спасти вашу честь.

— Вы заслужили уважение моего мужа, мы будем отныне истинными друзьями.

— Если вы должны уехать, я вижу, что лучше сделаю, уехав до вас. Это убедит ужасную Ф., что наша дружба не носила преступного характера.

— Вы мыслите как ангел и все время убеждаете меня в своей любви. Куда вы едете?

— В Италию; Но сначала остановлюсь в Берне, затем в Женеве.

— Значит, вы не заедете в Базель, и это хорошо, потому что иначе бы пошли разговоры. Однако, если можно, в те немногие дни, что вы проведете здесь, примите веселый вид, потому что грусть вам не идет.

Мы присоединились к послу и М., которым было не до того, чтобы думать о нас, среди разговоров с Дюбуа. Я посетовал им на скупость, которую она проявляет по отношению к блесткам своего ума в отношениях со мной, и г-н де Шавиньи сказал, что полагает, что мы влюблены друг в друга, она посетовала на него, и мы продолжили прогулку с М-м…

— Эта женщина, — сказала мне она, — шедевр. Скажите мне правду, и я подарю вам до вашего отъезда свидетельство своей благодарности, которое вам понравится.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});