В дебрях урмана - Александр Михайлович Минченков

справится, да и жильё рядом, скоро придём.

Домишко оказался не особо большим, но внутри уютным. Кухня, две комнаты — большая и маленькая. Посредине стояла печь из кирпича, побелена, со следами копоти у топки.

— Что малая комнатуха — это моя коморка, вам — большая. Устроит?

— Какой разговор. Ну, Ефим, спасибо тебе. Как рассчитываться будем, за каждые сутки?

— В последний день отъезда и положите, а сейчас ужинать будем. Тут грибов разных сегодня насобирал, так с картошкой их поджарим, ещё кое-чего у меня в запасах имеется, голодные не будем.

— Так и мы к столу найдём что выложить, — первым свой рюкзак начал развязывать Гребнев.

Среди еды на столе появилась пара бутылок водки, выставленных Колобковым со словами: «Не помешает».

Выпивали, закусывали.

— Пешком с приисков шагали, али иначе как? — меж разговорами спросил Ефим.

— Где на машине подбросили, где телегой проехали, а больше пешком дорогу мерили, — ответил Хрусталёв.

Колобков после такого ответа укрепился в своих предположениях: «Про своих лошадей скрывают, знать, никак они в их деле не должны светиться, бросили — и с глаз долой…»

— Надолго в Якутске осесть думаете или отдышитесь и далее попрёте?

— Поживём дней несколько и сиганём по Лене вверх.

— А чего там?

— До Усть-Кута, а там поездом каждый до своего дому покатит. Не наше ремесло это — золото рыть, лучше землю пахать и пшеницу выращивать.

— Пшеница это хорошо, хлеб нужен, без него куда ж, никуда. То есть на ту сторону реки не вернётесь, возврата нет?

— Чего там забыли. Нет, Ефим, все концы обрубили. Какую попутную баржу самоходную надыбаем, на той без раздумья и поплывём, чтоб в зиму здесь не оставаться.

«Врут. Зачем же так тщетно яму маскировали? Что зарыли — явно стоящее, это уж факт. Э-э, нет, ребятки, не на того попали, вокруг пальца обвести это мальца можете, а я видел, как вы ковырялись, видел, а потому иное думается…» — своё размышлял Колобков.

— Хоть чего заработали?

— Кого там, мелочь выплатили, и ту всю прожгли. Но не переживай деньги за постой имеются, расплатимся. В дорогу чуток наскребли, оставили.

Ко сну отошли поздно, пили чай, много говорили.

Из разговоров Колобков для себя вынес массу непонятного, из которого складывались пояснения собеседников на его с виду простые наводящие вопросы. Задавал кои, не показывая открыто своё любопытство, а так, между прочим. Уклончивые ответы или невпопад сказанные слова гостей настораживали и уверяли его в своих догадках — путники непростые, скрытные, ушлые и просто так их не возьмёшь.

Глава 32

Утром Колобков поднялся раньше всех, предоставив гостям продолжение отдыха. Прежде чем выйти из дому, предложил самим приготовить что-либо поесть, показав места хранения продуктовых запасов. Объяснил: ему срочно нужно побывать у больного родственника, навестить его. Никаких родных и близких в Якутске у Колобкова не было, соврал постояльцам, дабы отвести у них всякие подозрения и мысли недоверия.

Наши герои, отметив про себя добрую душу хозяина дома, решили понежиться, а уж потом сварить похлёбку и вскипятить чаю.

Ефим же в это время уже подошёл к дому Князя. Оказавшись перед воротами с прилегающим глухим забором, услышал грозный собачий рык, а потом громкий лай. Пёс рвался с цепи, готовый кинуться и разорвать, кто пытался войти во двор. К воротам подошёл детина и, не открывая, спросил:

— Кто?

— Я, Ефим.

Ворота приоткрылись.

— Чего хотел, Колобок?

— До Князя пришёл.

— Звал или сам с чем пожаловал?

— Сам, сам, дело важное, можно сказать — горит.

Детина впустил Колобкова и, прежде чем закрыть ворота на засов, глянул наружу на улицу, нет ли чего подозрительного. Затем Ефима проводил в дом, предварительно известив Князя о прибытии раннего гостя.

Князь вышел не сразу. А когда появился и увидел Колобкова, спросил не здороваясь:

— Чего так спозаранку?

— Тема есть, со вчерашнего вечера покою не даёт.

— Нарыл, так выкладывай.

Колобков со всеми подробностями рассказал, каких путников вчера случайно встретил, чем были заняты, каким образом познакомился, пересказал беседу в позднее время с ними, что поселил их у себя дома, чтобы были на виду, выложил свои соображения.

Князь сидел на диване, не перебивал, слушал, а как Колобков выложил всё, промолвил:

— Занятно. — С минуту молчал и спросил: — Вопросами не шибко закидал их, не спрашивали, что шибко любопытный?

— Так я ж понимаю, сыпал так, между прочим. Но народец тот ещё, своё на уме.

— Ты вот что, Колобок, вертайся до дому и займи их чем, на день, а сам бегом вертайся и место укажешь. Махнём на ту сторону, глянем, оценим, чего там твои знакомые зарыли. Место-то не запамятовал?

— Приметное. Грибы тамоча собирал.

— Грибник… — усмехнулся Князь и рукой дал знать — разговор окончен.

Колобков, вернувшись, дома застал своих постояльцев за столом.

— Присаживайся, хозяин, пока горячо, — предложил Гребнев Ефиму.

— Не откажусь, рано поднялся и крошки в рот не бросил.

— Родственник-то как?

— Проведал, будет жить, — рассмеялся Колобков, присаживаясь к столу.

Закончив трапезу, закурили. Из курева в доме были папиросы «Казбек».

Хрусталёв прикуривая, заметил:

— Богато живёшь, Ефим, табак недешёвый.

— Махорку не уважаю — крепкая, а на такие папиросы денег пока хватает. Хотя любой табак — дрянь злотворная.

— Время терять не будем, на пристань пойдём, поспрошать кого, может, объявится какая оказия, так сразу и определимся.

— Вряд ли. Вчерась две баржи ушли, две или три стоят под погрузкой, а это кидай пару дней до отбытия. К тому ж чего толпой ходить, прогуляйсь один из вас кто и всё выяснит. Пристань недалече. Двое б мне подмогли по хозяйству, и без оплаты за жильё б всё решилось. Согласны?

— Можно, почему нет, — ответил Хрусталёв.

— В чём помочь надо? — уточнил Груздев.

— Во дворе видели чурки? Расколоть и в поленницу сложить, вся и работа, шибко подмогли бы.

— Шибко, значит, поможем, — заверил Гребнев.

— Тогда пару колунов дашь, ребята с твоими дровами и справятся, а я на причал двину, вернусь, тоже участие приму, — определился Хрусталёв.

— Вот уж спасибо, вот уж благодарность в уме оставлю, всё до снега мало-мало подсохнут, — обрадовался Колобков и, сделав на лице озабоченную мину, сообщил: — А мне отлучиться на день надобно, просьбу некую исполнить родственник попросил, слёзно просил, отказать совестно, вернусь нескоро, так что командуйте парадом тут без меня.

Колобков покинул свой двор. Хрусталёв следом отправился до причала судов, а Гребнев и с Груздевым занялись дровами.

Как только Колобков исчез за воротами усадьбы Мымрина, Князь позвонил Петру Морозову. Морозов, он же по прозвищу Китобой, получил задание срочно прибыть в дом