Великий Мусорщик - Исай Константинович Кузнецов

гениальный ученый-гигиенист, почетный член Лондонского королевского общества, а также академий наук Франции, Испании, Италии, Голландии, Японии, Монако, Греции, Колумбии, Диорисии, Сарданелы и Мойвы, лауреат премий Гельмгольца, Пастера, Гешонека, Коха, Менделеева, Гвадеамуса и Шамрая, кавалер двадцати девяти орденов Сана высшей степени с двумя золотыми метлами, Вождь и Отец Новой Лакуны, Лей Кандар.

Подлый убийца, подкупленный презренными врагами Лакуны, мечтающими вернуть нашу страну к прежним временам нищеты и бесправия, двумя выстрелами в сердце оборвал доблестную жизнь нашего любимого Вождя и Учителя.

Во время покушения погиб, защищая Диктатора, его верный телохранитель Кош Парваз.

Убийца, некий Сургут, участник Гарзанского восстания, на первом же допросе признался, что действовал по поручению Куна Кандара, злейшего врага Новой Лакуны.

Совет при Диктаторе

Глава тридцать первая

Обедать к себе домой Сум Гарбек отправился в том состоянии духа, которое принято называть смятением.

Конечно, его не могло не радовать предстоящее награждение орденом Сана с Золотой медалью Кандара – награде сопутствовала весьма солидная пенсия и, соответственно, обеспеченная старость. Однако поведение Гельбиша, не признавшего нового пациента Леем Кандаром, вселяло в Гарбека сильнейшее беспокойство. Он-то слышал их разговор!

Каким образом Диктатор оказался в санлаге, а затем у него в клинике, Гарбек понимать отказывался. Однако он хорошо знал, что в этом безумном мире может произойти все что угодно, и чем фантастичней событие, тем, как ни странно, естественней.

Он понимал: Гельбиш решил избавиться от своего Учителя. А он, Гарбек, вынужден принимать участие в этом грязном деле. Однако подслушанный разговор внушил ему некоторую симпатию к Кандару, и он испытывал совершенно необычное для себя чувство, известное под названием “муки совести”. Вместе с тем он ощущал тягостное сосущее неудобство где-то под ложечкой, что было чисто физическим проявлением самого обыкновенного страха. Чтение исторических сочинений, к которым он прибегал для того, чтобы еще раз убедиться, что мир не сегодня и не вчера сошел с ума, подсказывало ему, что причастность к подобным делам – штука небезопасная.

Гарбек жил в двухэтажном флигеле, где когда-то размещались императорские конюхи. Убежденный холостяк, он жил один, пользуясь услугами бывшей санитарки, сравнительно молодой особы, крепкой широколицей бабенки, в обязанности которой входило приготовление пищи, поддержание чистоты в доме и избавление хозяина от чувства одиночества, посещавшего его по меньшей мере два раза в сутки, особенно по вечерам. Именно в этой услуге он нуждался сейчас, после всего пережитого. Но встретила она его испуганно и, даже не дав себя обнять, скрылась в кухне.

Гарбек был слегка озадачен, но, решив, что выяснит причины ее странного поведения во время обеда, стал подниматься по винтовой лестнице к себе в кабинет.

Здесь Гарбек с изумлением обнаружил незнакомого молодого человека, сидевшего за его письменным столом и погруженного в чтение объемистой рукописи. У окна стоял саквалар с автоматом на плече. При появлении Гарбека молодой человек поднялся, вышел из-за стола и протянул хозяину руку.

– Ален Розовский, – представился он. – Вы Сум Гарбек?

– Да… – Гарбек бросил испуганный взгляд на рукопись, лежавшую на столе.

Эта рукопись хранилась в особом, тщательно скрытом тайнике. Вчера вечером он извлек ее, дабы сделать кое-какие исправления, а утром забыл спрятать. Ален заметил его взгляд и улыбнулся:

– Не волнуйтесь, доктор Гарбек, вам ничто не угрожает. Во всяком случае – пока. Садитесь.

И Гарбек, подчиняясь, сел в высокое кресло, служившее когда-то главному императорскому конюху.

– Жаль, что мне не удастся дочитать вашу рукопись, – снова улыбнулся Ален. – Здесь семьсот страниц, я успел одолеть всего двести. Должен признаться, давно не читал ничего более любопытного!

Гарбек почувствовал себя оскорбленным. Слово “любопытное” показалось ему слишком слабым и даже пренебрежительным для оценки труда, которому он отдал последние десять лет жизни.

– Что же вы нашли… любопытного? – спросил он мрачно.

– Ну, хотя бы то, что затронутые вами проблемы в некотором отношении занимают и меня.

Гарбек взглянул на него подозрительно: человека, явившегося в его дом в сопровождении саквалара, “История психических заболеваний” могла интересовать только как доказательство нелояльности ее автора.

– Любопытно и то, что в Лакуне нашелся человек, попытавшийся опровергнуть доктрину Лея Кандара, – продолжал Ален.

То, чего Гарбек опасался с первых дней Нового Режима, произошло. Лучшее, на что он может рассчитывать, – палата в его же собственной клинике. И вдруг с удивлением понял, что страх, мучивший его все эти годы, куда-то пропал. Рукопись будет уничтожена. Не все ли равно, что будет с ним…

– Я не ставил себе задачи опровергать учение Кандара, – проговорил он тусклым голосом, так, на всякий случай. – Это чисто научное сочинение. Я врач. Политика меня не интересует.

Действительно, в сочинении Гарбека не упоминалось имя Кандара. В нем исследовались причины и история психических заболеваний. Но уже эпиграф, открывающий рукопись, не оставлял сомнений в позиции автора. Знаменитое изречение “Менс сана ин корпоре сано” заканчивалось вопросительным знаком.

В своем труде автор исходил из предположения, на взгляд Алена, не лишенного остроумия, что психические заболевания получили широкое распространение именно в Новое время, которое Гарбек датирует победой монотеистических религий. По убеждению Гарбека, оргии и вакханалии, свойственные язычеству, способствовали психическому равновесию человека. Они давали выход инстинктам, называемым теперь низменными. Не случайно древние иудеи так долго и активно сопротивлялись воле Иеговы, снова и снова впадая в язычество, предаваясь поклонению Ваалу и Астарте. Христианству пришлось прибегать к огню и мечу, чтобы покорить Европу. Однако запрещение и преследования оргиастических ритуалов не могли уничтожить их первопричины – инстинктов, связанных с агрессивными и сексуальными началами, свойственными природе человека. Подавленные, загнанные внутрь, не имеющие законного выхода, они мстят человечеству широким распространением неврозов и психических заболеваний. Чем дальше шло развитие современной цивилизации, тем шире распространялись психические заболевания. И чем сильнее пресс так называемой законности и регламентации, тем активней подавленные инстинкты рвутся наружу, проявляясь в самых неожиданных, подчас поистине чудовищных формах.

– Вы уничтожите мою рукопись? – спросил Гарбек удрученно.

– Вы принимаете меня за агента Гельбиша? – засмеялся Ален. – Вы ошибаетесь. И хотя вы видите меня впервые, но имя мое вам небезызвестно.

– Ваше имя?..

– Да. В шестой главе вы цитируете мои статьи, посвященные атавистическим верованиям. Кстати, откуда вы их раздобыли? – усмехнулся Ален. – Пользуетесь контрабандой?

– Вы Ален Колле? – изумился Гарбек.

– Да. Так я подписываю свои статьи.

Гарбек перевел недоуменный взгляд на саквалара, смотревшего на него с добродушной, чуть насмешливой улыбкой.

– Мой друг, мастер Йорг, – представил его Ален. – Мундир слегка тесноват ему, но ничего не поделаешь – тот, у кого он позаимствован, на голову ниже Йорга.

– Простите, – окончательно растерялся Гарбек. – Но чем я обязан?..

– Тем, что вы директор Клиники имени