Великий Мусорщик - Исай Константинович Кузнецов

прозвучала тревога.

– Ваш племянник… – Гельбиш не договорил и отвернулся.

– Что мой племянник? Ну что ты молчишь?!

– Мой Учитель… убит… – тихо договорил Гельбиш.

Гуна побледнела. Она сделала несколько шагов и тяжело опустилась в подставленное Гельбишем кресло.

– Ты врешь… – выдохнула она и закрыла глаза.

Гельбиш нажал кнопку селектора.

– Врача! Срочно! – крикнул он в микрофон.

– Ты врешь, Фан! – повторила Гуна и подняла на него свои черные, не потускневшие от старости глаза.

– Имя моего Учителя для меня священно! Как вы могли так подумать? Подумать, что я могу солгать?! Он погиб невдалеке от Гарзана, в горах. Один, без охраны! Какое безумие! Отправиться туда одному, тайно…

– В горах… – повторила Гуна и прикрыла глаза.

Значит, она знала, подумал Гельбиш.

– Через час его тело привезут сюда, – сообщил он.

Гуна не ответила. В кабинет вошел врач – маленький человечек с пухлым личиком. Держа перед собой кожаный саквояжик, он испуганно остановился в дверях.

– Укол, быстро! – приказал Гельбиш. – Успокаивающий укол госпоже Гуне! – И, взяв из белого шкафчика на стене маленькую ампулу, протянул ее врачу.

Врач дрожащими руками надломил ампулу и приготовил шприц.

– Что это у тебя руки трясутся? – спросила Гуна, засучивая рукав.

Врач не ответил, лишь со страхом оглянулся на Гельбиша. Тот смотрел выжидающе. Затаив дыхание, чудовищным усилием сдерживая дрожь, врач сделал укол.

Гуна опустила рукав и попыталась встать, но не смогла. Внезапно вскрикнув, она закинула голову и рухнула на пол. Врач бросился к ней и стал щупать пульс. Гельбиш смотрел на него все так же выжидающе.

– Пульса нет, – подняв глаза на Гельбиша, проговорил врач.

– Не выдержало сердце, – покачал головой Гельбиш. – Подумать только, такая крепкая старуха! Идите!

Врач, пятясь и не отрывая взгляда от распростертого на полу тела, покинул кабинет. Гельбиш позвонил и приказал вынести тело скоропостижно скончавшейся Гуны.

Гельбиш стоял молча, со скорбно опущенной головой, пока двое сакваларов укладывали на носилки тело старухи. Когда наконец за ними закрылась дверь, Гельбиш поднял голову. В глазах у него стояли слезы.

– Прости меня, Учитель, – прошептал он еле слышно. – Прости…

Что именно должен простить Учитель – этого не смог бы сказать и сам Гельбиш. Может быть, смерть Гуны, а может быть, то, что предстояло совершить по отношению к самому Учителю. Скорее всего – последнее. А возможно, и то и другое… И многое еще…

Впрочем, мимолетная расслабленность, столь несвойственная Министру Порядка, прошла быстро. Нельзя было поддаваться сентиментальности: судьба Лакуны, ее будущее зависели сейчас от того, как быстро и решительно будет действовать он, единственный человек, знающий, какая опасность нависла над страной.

Гельбиш нажал кнопку селектора и приказал немедленно собрать Совет при Диктаторе. Затем он распорядился доставить из Гарзана задержанного бандита по имени Сургут, причем сделать это сегодня же.

Оставалось еще одно дело, самое важное: послать в клинику Гарбека людей, которые должны… Но именно в этом, действительно важнейшем деле Гельбиш ощущал наибольшую неуверенность.

Он все еще не мог решиться на то, чтобы физически уничтожить Учителя… Он знал: это самое правильное, быть может единственно верное решение. И все же не мог. Можно, конечно, отправить его в Доманганский замок, где когда-то лакунские императоры содержали особо важных государственных преступников. Но замок заброшен и полуразрушен, его надо восстанавливать. Да и не так просто сохранить тайну, скрыть подлинную личность заключенного.

Он долго сидел, прикрыв рукой глаза, и думал, думал, думал.

И наконец решился.

Он пошлет в клинику Гарбека Раиса и двух сакваларов с тем, чтобы они немедленно доставили опасного маньяка, вообразившего себя Диктатором, в резиденцию. Кстати, доктору Гарбеку тоже придется сопровождать своего пациента. Он снял трубку селектора и, услышав голос Раиса, приказал ему немедленно явиться.

Что касается Парваза, секретарши Диктатора, а также других, возможно подозревавших об исчезновении Кандара, то тут Гельбиш не видел особой проблемы, так же как и в том, чтобы заставить Сургута признаться в убийстве Диктатора по поручению Куна Кандара.

Все десять членов Совета собрались в Зале заседаний и восседали за огромным круглым столом, в массивных креслах, спинки которых украшал герб Лакуны. Слегка встревоженные экстренным вызовом, они молча ожидали появления Диктатора.

Но вместо Диктатора в зал вошел Министр Порядка и сел на место председателя, в кресло, отличавшееся от остальных десяти большей массивностью и величиной герба.

Удивленные этим обстоятельством – Гельбиш редко являлся на заседания Совета, – присутствующие растерянно переглянулись.

Некоторое время Гельбиш сидел молча, опустив голову. Наконец он выпрямился и обвел присутствующих тяжелым взглядом. С подобающей медлительностью и сдержанной скорбью он сообщил о злодейском убийстве Великого Преобразователя Лакуны. Убийца тайно проник на территорию резиденции и, пробравшись в спальню Диктатора, двумя выстрелами в сердце оборвал его жизнь. Убийца схвачен, личность его установлена. Это некий Сургут, активный участник Гарзанского восстания, личный друг Куна Кандара.

Члены Совета подавленно молчали. Раздались рыдания – это не совладал со своими чувствами престарелый генерал.

– Господа члены Совета, – продолжал Гельбиш. – Гроб с телом Диктатора будет выставлен во Дворце Нации, чтобы народ Лакуны мог отдать последний долг своему Вождю и Учителю. Но образ великого Лея Кандара должен остаться в памяти народа вечно живым, ничем не омраченным. Вид убитого не должен оскорблять веру и любовь тех, кто знал его живым, кто верил ему – живому, кто любил его – живого. Поэтому гроб должен быть выставлен закрытым.

Члены Совета дружно закивали в знак одобрения. Престарелый генерал даже зааплодировал, но, встретив удивленные взгляды остальных, тут же оборвал свои аплодисменты.

Поднялся Уйва Чобаш. Срывающимся голосом, но достаточно выразительно поэт продекламировал тут же сочиненное гекзаметром четверостишие – как он пояснил, начало траурной песни, звучавшее весьма трогательно и даже величественно. В заключение он выразил восхищение мудрым и дальновидным решением Министра Порядка.

Один за другим члены Совета вставали и выражали глубокую скорбь по поводу безвременной гибели Отца Лакунского Народа. Все, дрожа от негодования, проклинали гнусного и подлого убийцу и требовали его публичной казни по древним законам Лакуны, а именно колесования.

Слезы стояли в глазах Великого Мусорщика. Даже великан-молотобоец тихо всхлипывал, утирая рукавом нос.

Когда все десять произнесли приличествующие случаю речи, поднялся Гельбиш. Он сказал, что в соответствии с давними пожеланиями Диктатора предлагает на пост Главы Государства самого популярного человека Лакуны, верного последователя Лея Кандара, Великого Мусорщика Грона Барбука.

От испуга Великий Мусорщик издал непристойный звук. И хотя звук был достаточно громок, его не услышали: все, вскочив с мест, бурными аплодисментами приветствовали нового Диктатора.

Правительственное сообщение

Совет при Диктаторе с глубочайшим прискорбием сообщает, что вчера в 11 часов вечера трагически погиб от руки наемного убийцы Великий Преобразователь Лакуны,