Последняя шутка Наполеона - Григорий Александрович Шепелев

горбатилась, всё здоровье надорвала, а где благодарность? Еле концы с концами свожу, на хлеб не хватает!

– Да, тётя Маша, я понимаю. Вот.

Рита торопливо вынула из кармана брюк три купюры и отдала их соседке через забор. Убирая деньги, сельская жительница вздохнула и покачала трясущейся головой в траурном платке.

– Хорошо, Ритуленька, хорошо. Езжай себе с богом. Вот только тут, говорят, закон новый вышел, чтоб всех свиней регистрировать. Не слыхала?

– Нет, – удивилась Рита, – зачем? Кому это нужно? Свинья – не автомобиль!!

– Россельхознадзору какому-то. Приезжает кто-то, свинью твою проверяет и выдаёт бумагу с печатью. Вот так теперь.

– Да плевать на них! Моим поросёнком никто вовек не отравится, потому что никто его есть не будет.

– Как знаешь, Ритка, как знаешь, – прошамкала тётя Маша и повернулась, чтобы уйти, – моё старушечье дело – предостеречь. Свинью изъять могут.

– Да я им, тварям, бошки поотрываю, – пообещала Рита и побежала к своему Сфинксу. Тот удручённо стоял над пустой кормушкой. Рита насыпала ему корма. Пока он чавкал, она сидела рядом на корточках, обнимая его. Думала она о Наташке. Ей было грустно. Да, произошло то, что и должно было произойти. Ожидать другого было бы глупо. Ну, так к чертям здравый смысл, раз он только и умеет, что утешать, притом весьма слабо! Тут заиграл мобильник. Это звонил Серёжа.

– Как у тебя дела? – спросил он.

– Нормально. Сейчас поеду в Москву.

– А кто там у тебя чавкает?

– Поросёнок.

– Какой ещё поросёнок?

– Розовый, с пятачком. А ты решил – мне здесь "куни" делают, что ли?

– Пошлячка ты, моя сладкая, – рассмеялся Серёжа, – надо тебя отшлёпать по попе.

– Я знаю, ты это делать любишь! Но я – не Ирка. Буду кусаться.

– Риточка!

– Что?

– Приезжай, пожалуйста, поскорей. Я очень хочу тебя, моё солнце.

От этих слов у Риты отчаянно зачесались пятки. Даже забыв поцеловать Сфинкса, она бегом устремилась в комнату, и, схватив куртку, где были все документы с ключами, ринулась к "Форду". Тот её разозлил – завёлся не сразу. С проклятиями заставив мотор работать, Рита грубейшим образом погнала машину по безобразной дороге. Голыми ножками нажимать на педали было не очень. К моменту съезда на трассу ступни болели ужасно. По счастью, на Симферопольском пробки не было, и одна нога смогла отдохнуть. Слегка успокоившись, Рита опять поставила "Ace of Base". На посту ГАИ её вдруг остановили.

– Куда спешите, мадам? – поинтересовался инспектор, разглядывая её водительское удостоверение.

– Вы хотите сказать, что я превысила скорость? – нетерпеливо спросила Рита, сжимая руль, – это невозможно! Я сейчас ехала шестьдесят.

– Да, перед постом вы притормозили. А вот до этого скорость была под двести. Камера зафиксировала её.

– Клянусь вам, у меня нет ни копейки, – проныла Рита, – и меня ждут! Если вы сейчас отстанете от меня, то благодаря вам не погаснет солнце!

Инспектор вдруг её отпустил, попросив впредь не нарушать скоростной режим. Она так обрадовалась, что твёрдо решила выполнить его просьбу. Однако, вскоре ей пришлось вновь расстроиться – за последним перед Москвой постом Госавтоинспекции "Форд" заглох.

Часть третья

Никогда не сражайтесь с Наполеоном

Глава первая

Из всех Иркиных подруг Женька уважала только одну. Можно сказать, даже боготворила. Звали эту особу Мара Саргисовна Галичьян. Однажды они поехали с Женькой в театр "Сатирикон", где Ирка должна была выступать по чьей-то протекции в музыкальном спектакле вместо уволенной пианистки, и Мара припарковала спортивный "Лексус" у входа.

– Девушка, переставьте машину, – распорядились охранники, – это место главного режиссёра.

– А мне насрать, – ответила Мара. И разговор на этом закончился. Этот вечер у Женьки в памяти застрял накрепко, хоть спектакль был так себе. Можно даже сказать, что полная дрянь.

Мара Галичьян училась в консерватории, на одном факультете с Иркой. Та попыталась её пристроить и в клуб, где сама работала стриптизёршей, однако там соглашались взять маленькую брюнетку только официанткой, на что она не была согласна. Работа ей не особо требовалась, поскольку её отец был топ-менеджером известной животноводческой фирмы. Просто она была впечатлена тем, как Ирка работает на шесте и как мужики на неё таращатся. Неудача Мару не очень сильно расстроила. Да, работать она сумела бы – как-никак, за плечами была балетная школа, и к раздеванию перед публикой никаких внутренних барьеров не наблюдалось, но всё-таки её главной страстью были автомобили. Окончив курсы автоэкстрима, она носилась по Москве так, что порой гаишникам требовался десяток машин и не один час, чтоб её поймать. Когда она однажды решила так порезвиться во Франции, это дело для неё кончилось трёхнедельной отсидкой и таким штрафом, что с папой после звонка адвоката случился сердечный приступ. А здесь, на Родине, самыми серьёзными последствиями её развлечений были ремонты машин и травмы, подчас тяжёлые. Как-то раз она умудрилась вылететь из "БМВ" вместе со стеклом. С этого момента продукцию баварского машиностроительного концерна храбрая девушка невзлюбила. Среди её фаворитов остались "Лексус", "Ауди", "Мерседес" и "Порш" околоспортивных модификаций. Прочие марки она упорно не признавала.

Вот с этой-то самой Марой и заявилась Ирка в четверг домой, отработав ночь, а потом ещё и прослушав лекцию по истории музыки. Женька, которая только что проводила своего щупленького художника, ночевавшего у неё, смотрела какой-то фильм в ноутбуке и ела кашу. При виде Мары она смутилась невероятно, ибо была в ту минуту, что называется, как из жопы: волосы во все стороны, на губах – овсянка, рожа помятая, из одежды – только футболка. Что-то пробормотав, она прошмыгнула в ванную.

– Да она недурно провела ночь, – воскликнула Ирка, увидев на полу в комнате пять резиновых штук, наполненных пеной безумной страсти, – художник здесь нахудожничал будь здоров!

– А это не он выходил сейчас из подъезда, когда я искала место, где паркануться? – обводя взглядом жилище двух весёлых сестричек, спросила Мара, – такой сутулый, в бейсболке?

– Не знаю. Я ведь спала, когда мы подъехали! И ещё поспала бы часов двенадцать.

В этот момент вышла из ванной Женька, в халате и без овсянки. Взгляд её выражал большую готовность к драке – она скорее самой себе башку открутила бы, чем позволила обращаться с собой, как с тряпкой, при Маре. Однако, старшей сестре на чувство собственного достоинства младшей, как и на прочие её чувства, было плевать.

– А ну, быстро всё это убрала, тварюга! – топнула ногой Ирка, указав пальчиком на резиновые изделия, – вообще уже озверела!

– Не надо лезть в мою жизнь грязными руками, – тявкнула Женька, которая ожидала гораздо более грубого посягательства на свою свободу и независимость. Наклонившись, она спокойно подобрала наглядные доказательства этой самой свободы и понесла их на кухню, где было мусорное ведро. Ирка после этого пошла в душ, а Мара и Женька сели пить кофе.

– Мы ненадолго, – сказала Мара, вытянув ноги в чёрных чулках со стрелкой на правой голени, – Ирка