Вне игры - Харлан Кобен

– Нет.

Обычное дело. Переговоры зашли в тупик. Каждый надеется урвать свой кусок, сохранив при этом добродушный вид. Оба используют выжидательную тактику. Кто расколется первым? Майрон прикинул шансы. Во время переговоров главное – не упускать из виду, чего хочешь ты и чего хочет твой партнер. Допустим. Что ему нужно от Фелдера? Информация о пятидесяти тысячах долларов и видеопленке, может, кое-что еще. Что надо от него Фелдеру? Немного. Упомянув о серьезных проблемах, Майрон задел его любопытство. Очевидно, Мартин уже знает, о чем идет речь, но желает выяснить, что известно Болитару. Вывод: Майрону информация нужна больше. Он должен сделать первый шаг. И хватит церемониться.

– Боюсь, я не единственный, кого интересуют эти вопросы, – заметил он.

– Ты о чем?

– К тебе могут обратиться люди из убойного отдела.

Зрачки Фелдера расширились.

– Что?

– Есть один детектив, которому осталось вот столько, – Майрон почти свел вместе большой и указательный пальцы, – чтобы объявить Грега в национальный розыск.

– Детектив по расследованию убийств?

– Да.

– Но кого убили?

Майрон покачал головой:

– Сначала пленка.

Фелдер не любил, когда его брали на испуг. Он скрестил руки на груди, постучал ногой по полу и посмотрел в потолок. Мартин тянул время, взвешивая все плюсы и минусы, все «за» и «против». Майрон решил, что еще немного – и он начнет чертить графики.

– Ты никогда не работал адвокатом, Майрон?

Болитар покачал головой:

– Я поступил в адвокатуру. Не более того.

– Тебе повезло. – Фелдер вздохнул и устало махнул рукой. – Знаешь, почему люди придумывают все эти анекдоты про жуликов-адвокатов? Потому что они действительно жулики. Это не их вина. Дело в системе. Система требует мошенничества, лжи и прочих гадостей. Допустим, ты играешь в детской сборной. И вот детишкам сообщают, что никаких арбитров нет – они должны судить себя сами. Как ты считаешь, создаст ли это благоприятную среду для неэтичного поведения? По-моему, создаст. А теперь представь, что нашим крошкам говорят: вы должны победить любой ценой. Ваша единственная цель – выиграть, ради этого вы можете забыть про такие мелочи, как честная игра и спортивное товарищество. Именно так выглядит наша юридическая система, Майрон. Мы обманываем людей, прикрываясь идеалами добра и справедливости.

– Неудачное сравнение.

– Почему?

– Ты сказал про отсутствие арбитров. Но адвокаты имеют дело с судьями.

– Не обязательно. Большая часть дел улаживается еще до суда. Ты сам это знаешь. Во всяком случае, моя главная мысль верна. Система заставляет адвокатов жульничать и лгать ради интересов своих клиентов. Это цель, оправдывающая любые средства. Так работает наше правосудие.

– Потрясающая речь, – одобрил Майрон. – Но какое это имеет отношение к видеопленке?

– Самое прямое. Адвокат Эмили Даунинг солгала. Она исказила правду, причем в самой скверной, некрасивой форме.

– Ты имеешь в виду дело об опекунстве?

– Да.

– Что она сделала?

Мартин улыбнулся:

– Я дам тебе подсказку. Сегодня эта уловка используется в каждом третьем судебном процессе об опеке над детьми в Соединенных Штатах. Она стала почти стандартной практикой, чем-то столь же традиционным, как осыпание рисом новобрачных, хотя из-за нее ломается немало жизней.

– Обвинение в жестком обращении с детьми?

Фелдер красноречиво промолчал.

– Мы были обязаны как-то ответить на эту грязную и отвратительную ложь, – продолжил он. – Уравнять шансы. Я этим не горжусь. Гордиться тут нечем. Но и стыдиться тоже нечего. Нельзя драться честно, если у противника на руках кастеты. Приходится как-то выживать.

– И что вы сделали?

– Мы сняли Эмили Даунинг в деликатной ситуации.

– Что значит деликатной?

Мартин встал и вытащил из кармана ключ. Открыл шкафчик и достал из него видеокассету. Потом распахнул другую дверцу. Там стояли телевизор и видеомагнитофон. Фелдер вставил кассету и включил перемотку пленки.

– Твоя очередь, – произнес он. – Итак, у Грега серьезные проблемы?

Майрон знал, что должен чем-то поделиться. Еще одно важное правило в переговорах – не будь жадиной и не старайся только брать. В будущем это тебе аукнется.

– Мы полагаем, что Грега шантажировала одна женщина, – сообщил он. – У нее было много псевдонимов. Обычно Карла, но иногда Салли или Лиз. Ее убили в прошлую субботу.

Фелдера это поразило.

– Надеюсь, полиция не подозревает Грега…

– Вот именно, – кивнул Майрон.

– Но почему?

Майрон не стал вдаваться в подробности:

– Грег был последним, кто видел жертву перед смертью. Отпечатки его пальцев остались на месте преступления. И у него нашли орудие убийства.

– Полиция обыскала его дом?

– Да.

– Но они не имели права.

Уже вошел в роль жулика-адвоката.

– У них имелся ордер, – объяснил Болитар. – Ты слышал про эту женщину? Карлу или Салли?

– Нет.

– Ты знаешь, где сейчас Грег?

– Нет.

Майрон уставился на Фелдера, но не понимал, лжет тот или нет. Лишь в редких случаях по жестам или взгляду человека можно определить, что он думает. Нервные и суетливые люди часто говорят чистую правду, а улыбчивые добряки лгут с задушевным видом телепроповедников. Так называемый язык тела почти всегда – плод воображения.

– Зачем Грег снял пятьдесят тысяч долларов?

– Я его не спрашивал, – ответил Мартин. – Помнишь, я говорил, что не вмешиваюсь в подобные дела?

– Ты решил, что это связано с игрой.

– Значит, та женщина шантажировала его?

– Да, – подтвердил Майрон.

Мартин взглянул ему в лицо:

– Ты знаешь, что у нее было на Грега?

– Трудно сказать. Скорее всего, те же игры.

Фелдер кивнул. Не оборачиваясь к телевизору, он протянул руку назад и нажал на пульте несколько кнопок. На экране замерцала серая рябь. Затем появилось черно-белое изображение. Номер в отеле. Съемка шла откуда-то снизу. В комнате никого не было. В углу бежал счетчик таймера. Все это напомнило Майрону старую видеопленку с Марионом Барри,[16] когда его застукали на крэке.

Так, так.

В этом все и дело? Сексуальная связь вряд ли могла скомпрометировать Эмили, но как насчет наркотиков? Что может лучше уравнять шансы, как говорил Фелдер, чем видеозапись матери, которая ширяется в номере отеля? Как бы это подействовало на судью?

Но Майрон сразу сообразил, что ошибся.

Дверь в комнату открылась. Вошла Эмили, внимательно огляделась по сторонам. Села на кровать, но тут же встала. Стала расхаживать взад-вперед по номеру. Опять села. Начала ходить. Заглянула в ванную комнату, вышла обратно и возобновила свою нервную прогулку. Ее пальцы хватали все, что попадалось под руку, – рекламные буклеты, меню отеля, брошюрку с телепрограммой.

– Звук есть? – спросил Майрон.

Фелдер покачал головой. Он по-прежнему не смотрел на экран.

Майрон зачарованно следил, как Эмили перемещается по комнате. Вдруг она застыла на месте и обернулась. Наверное, услышала стук. Она осторожно приблизилась к двери. Ждет мистера Гудбара?[17] Не исключено. Но когда Эмили повернула ручку и открыла дверь, Майрон увидел, что опять ошибся. В комнату вошел не мистер Гудбар.

Это была мисс Гудбар.

Женщины немного поговорили, выпили из бутылки, стоявшей в мини-баре. Вскоре начали раздеваться. Майрону стало тошно. Когда Эмили и ее подруга направились к кровати, Болитар решил, что с него хватит.

– Выключи.

Фелдер нажал кнопку, не глядя на экран.

– Ты слышал, что я сказал. Я этим не горжусь.

– Вот так история, – пробормотал Майрон.

Теперь он понял, почему Эмили была в такой ярости. Ее действительно поймали на flagrante delicto – только не с мужчиной, а с женщиной. Разумеется, здесь не было ничего противозаконного. Однако на судей вполне могло подействовать. Пришлось бы учитывать общественное мнение. Кстати, об общественном мнении – Майрон знал, какое прозвище было у мисс Гудбар.

Проба.

Глава 29

Майрон возвращался в свой офис, размышляя, что все это значит. Прежде всего ясно, что Проба появилась на сцене не случайно. Но какую роль она играет? Кто подставил Эмили – она или кто-нибудь другой? Какие у них были отношения – постоянных любовниц или партнерш на ночь? Фелдер уверял, будто ничего об этом не знает. Судя по записи – точнее, по маленькому кусочку, который видел Майрон, – женщины вели себя так, словно встретились впервые. Впрочем, он не специалист в подобных делах.

Майрон срезал путь по Пятидесятой улице. На тротуаре сидел беловолосый парень в бейсболке и семейных трусах поверх рваных джинсов и бренчал что-то на индийском ситаре. Болитар узнал классику семидесятых – «Умри, ночной Чикаго», – которая исполнялась старой китаянкой, подметающей пол в подвале прачечной. Перед альбиносом стояли медная чашка и стопка аудиокассет. На бумажке было написано: «Настоящий Бенни и Его Волшебный Ситар, всего 10 долларов». Настоящий? Хм. Сэр, хотите псевдоиндийца с дребезжащим ситаром и попсой семидесятых? Нет, спасибо, сэр.