Стихотворения - Давид Бурлюк

1920–1931

Иокогама — Нью-Йорк

Рикша

На каждом здесь шагу:

Стараюсь и бегу!

Пылен взмылен желтый рикша[44]Он везет почти задаромЕго икрам не велик шарШар земной овитый паром.Что трамвай, полет бипланаХод экспресса! — Рикши жилыПассажира тянут плавноПробегая далей мили.Взмылен пылен высох рикшаНо родными скакунамиОт рождений злых излишка,Хоть тому поверить странно,Не оставлю я меж нами,Здесь гордятся в этих странах.

1920 г. Осень

«Один сидит суровый миной…» (набросок)

Один сидит суровый миной,Газетный пробегая лист —Изящный точно мандолинаВоротничком сияя чист,Другой, вспотев, бежит лошадкойЧерез проезды, мост, бульвары,Следя за седоком украдкойЖивою угнетенный тарой.

1920 г — Токио

На Бонин островах

Ветер рвет листы бананаПропеллеры бананопальмИ в оранжевое раноВетер вносит свою стальУстаревши, тусклый месяцУтомленно сникПутанками развесясьВ сахарный тростникИ, бледнея, утротениУбежали в гроты гор,Где взнесенные ступени,Ждут приветить взор.

Из раздела «Стихи, написанные в стране Гокусая»*

Приди!

  На радость снежной поясницы,  Где мягок род рукою жир,  Где за толчки не надо извиниться,  Где каждый поцелуй — вампир.На крики грудей, знающих упругость(Тебе не смять овалы звучных чаш!)Где каждый раз: привык — супруг — ты гостьГде сладострастия приветится палаш.Приди, забыв измену иль приличье,Здесь не считают ветреность врагом —На форму нежную грубейшим сапогом!..Рычи по-львиному, иль клекочи по-птичьи,Топчись, карабкайся в волнении тугомСминаясь бешенством, слюнявя все кругом.

1920 г.

«Этим утром я хотела принести для друга роз…»

(С французского)

Этим утром я хотела принести для друга роз,Но я столько нарвала их в свой широкий пояс,Что сдержать их не смогли шелка слабые узлыРазвязался мягкий пояс, розы ветром подхватилоУлетели розы в море без возвратаИ волна казалась красной от обилия цветовА подол надолго сохранил румяный аромат.

Фудзи («Тебя не видели, но знали…»)

 Тебя не видели, но знали, Что ты за ширмой в полумрак Укрыта тучей эти дали Вникать куда бессилен зракНо к ночи потеплевший ветерНа миг разбросил облак рядКоричневатый Гала-петерПогонщик и ревнитель стад.Покрыта мягкою шаплеткойПорозовевших облаковГора была сплошным секретомНе угадать поверх садовНад строем черепичных кровельПоверх мостов, где мчит экспрессВкруг поле-рис, рисо-картофельСосно-вишневый синелесИ изумительная ФудзиямаЮго-теплу наперекорСвои снега взнесла упрямоНебес синеющий простор.

«Стемнело, лодки не видны……»

Стемнело, лодки не видны…Кому теперь придет в башку,Что там, где так неясны сныСчастливо рыбаки живут?

«Отель — у моря; вечный шум…»

Отель — у моря; вечный шумВолны, дробящейся о берег.Японской мы гравюры иге;Ее затейности — всяк кум.Ведь, не забыл ты, не отвергМаэстро видов Хирошиге.

Благополучие

У гор, по моря брегу,Где сосен ропот, днейЯ мчу, смеясь, телегуСредь празднеств и огнейЯ позабыл предбанник,Где прелый пахнет лист,Где одинокий странникХотел быть телом чистЯ позабыл наличьеКаких-то бед и золЯ щебечу по-птичьиСойдя с крутых уклоновВ покоя славный долСреди удачи звонов.

1921. Осень

Сума

Срединное море Японии

Не колдун, не ворожеяПосле нищенства трущобПоселили нас жалея (?),Любовались морем чтоб;Чтоб с утра и до закатаМы следили паруса,Что скрываются крылатоВ голубые небеса;Чтоб вершили мы прогулкиУ бунтующих зыбей;Заходили в закоулки,Где сияют темновзорыЭтих утренних детейИ звучат их разговоры.

Сума. 25 IX. 1921. 7 час. утра

(Поправлено. 1931. XII 8 час. веч.)

Санно-Номия (Кобэ)

(В ожидании приезда семьи из Иокогамы).

При станции Санно-НомияЖелезнодорожный ресторан.Хотя теперь такая рань,Но кофе пью я — Еремия.Обыкновенный из людей,Включенный в странствия кавычки,Я красок скорых чудодей,Пиита я душой привычный.Я кофе пью; — Санно-НомияМной посещается всегда.Ведь здесь проходят поезда,С которыми, неровен час,В нежданный мне, в неведомый для васПримчится вдруг моя Мария.

25. IX. 7.20 утра. 1921

Молчаливая Фудзи

Тучи кучей снега встали,Заслонив фиалки дали…Глянь, над ними столь прекраснаФудзи,  что всегда безгласна…Вместе с тем — многоречива —Островов японских диво;Я ею восхищен из гама,Что имя носит — Иокогама.

Август. 1921

Стихи, написанные на Киобаши (Гинза) в Токио, июнь 1921

Вспотела улица, считая солдатЖара заедала всех.Какого-то года неизвестных датИсториков хриплосмех:Что столько-то было убито войной.Полями устлать потроха.Хрюканье, хрип свиной.Разорванных тел вороха!Какого-то года полустертых датМечтатель,Забывший:Меч — тать;Свернувшийся, отпавший лист…Древообделочник иль металлист.

«Итоо…»

Итоо То — оОко — СанИмя нейсан (по-русски —  Служанка,   сестра),Что глазами, как танка,  — востра…

«Улицы ночной улыбка…»

Улицы ночной улыбкаНе сети ль золотая рыбка?Несете золото тая,  Ни се, ни то — зло лат тая.

«Ночи тьме…»

Ночи тьмеСидели мусмэ[45]— Одна молчаливаПушистая сливаДругая звонкадо позвонкаОбе смотрели— лучистые стрелыДевы колчан —Трепещущий стан.

Тяжесть тела Мусмэ

Мусмэ идет сейчас фуро[46]Затянут оби[47] тонкий станПусть девы — выпукло бедроИ грудь, — что формой Индостан.Дождь сделал серым горизонт;— Бумажный развернула зонт;Стучат кокетливо гета[48]То — нежнотела тягота.

«Фонари кричат: гори!..»

Фонари кричат: гори!А луна — молчань одна.Что же, что же, что же я?— Не колдун, не ворожея;Я построил малый улей,Закричал тотчас вину — лей!Вдохновенно опьяневЗдравомыслья бросив хлев,Отдался я весь полету,Фраз безумных словомету.

«Она любила этот дымный порт…»