Стихотворения - Давид Бурлюк

1 июль, 1930 г., 10 час утра

Самоопределение

Я мире сонном странном метеорМой свет в твоих зрачках — самосознаньеЯ пронесусь над льдами горИ навсегда взорвусь изгнанье.При пламени ума ты сможешь прочитатьЗагадки надписи в пещерах исполинов:Понять кто был отец и матьЧто вызвали для жизни сплина.Я мире этом странный метеорСкользну в умах, чтобы навек исчезнутьЧтобы затем, с тех порСмотрели звери в тягостную бездну…Смотрели, вспоминая чудосветПричуды тени на земных предметахКак я носил разбрызганный жилетИ жил в стихах рифмованных приметах.

«Всюду в жизни глаз находит…»

Всюду в жизни глаз находитПоучающий урокЗдесь торчит он басни вродеТам — в лесу единорог.Вот цветов поэзо запахВздохи чары вздохи сныЧто в легендах древне-магаБыли век погребены.Плен распался раствориласьТайна ночи тайна снаИ ликующая силаОбняла нас как весна.

Август 9, 1930

«Отношение Сократа к дамам…»

Отношение Сократа к дамам —Лишено похвал и славы:Они — только жизни рамы,Они не знают слово «амо»,Они стонут в муках страсти,Расточая ласки пылко…Если б было в ихней власти —Мир бы стал — любви бутылка.

Закат солнца над волнами (Рифмеза)

Писать с натуры желтый свет,Что книзу падшее светилоДробит волны живой скелетНа ленты, золотые жилы…С мгновеньем каждым солнце ниже:Мы улетаем от негоИ в волосах светила рыжихРефлекс взрумяненных снегов.День прожит, был такой, как тьма,Что проползли на костылях,Пока недвижная зимаКосы не снизила замах.Миг, солнца золотое вымяКоснется скоро дальних труб,Что тщетно закрывают дымомИстому возалкавших губ…Еще один последний штрих:Ты видишь дальний холм наляпан,Он горизонт пронзает лихПод солнца золотою шляпой…

Поэтические уховертки

Жиразоль, Гелиотроп.Попочка. Попойка.

* * *

Поплевать на попа.

* * *

СнитсяСиницеЧто ее переносицаПереноситсяНа поясницуА поясНиццу…

* * *

Запах папахЛапах запахЧто же лабаз? —Конь и запал!В лапах запал?

* * *

Вискиввиски!!!ТанецвРумянец!!!

Поэза сумеречная

Как печален свет вечернийЭлегичен беспредметенСколько в нем невидных тернийКак безмерно свет тот бледен.Вдоль залива марши виденийПо изгнившему помостуНа ходу поют про деньгиНасчет прибылей и роста.Как печален свет предночныйСвет навеки расставаньяБесконтурный и неточныйТолько чувство в нем не знанье.Вдоль залива сини тениПод ногою гулки доскиВ храм какой ведут ступениГде огни горят на воске.Как печален свет вечернийБудто пристань в синевечностьБез пространства измеренийГде забвения беспечность.

Вид из окна

Время… иногда ползет червяком;

И.С. Тургенев

На косогоре, под холмомПостоем жизни — старый дуб;Он суковат своим умом,А листьев нежность — в неба глубь.Соседний холм старей его;Из-под травы обвал камнейИ ветра лет без берегов,Надувший паруса полей.Соседний друг мудрее в снах,Он больше видел, больше знал…Над ним перистых облак взмахИ огневой зари раскат.На косогоре, под холмомЖивется старому легко,Он в одиночестве своемВитает в прошлом далеко.Когда шумит его листва —Как призрак, мыслей хоровод —О мимолетном естества,Текучего, как струи вод.

11 май, 1930 г.

Из раздела «Арабески»*

Нью-Йорк ночью

Река удвоила количество огней,Река вползла змеею городИ с нею стало сыро-холодней,И каждый дом поднял свой ворот.дали, как волчий глаз, горит луна,Она в реку упала утопиться.Висок небес корявит седина,А возле — звездочки продрогшая мокрица.Теперь грабители выходят из трущоб,Сам город стал бандитом в смятой маске,Они, разносчики проклятия и злоб,Лишь часа ждут, когда — ночные краски.Нью-Йорк теперь лежит своем гробу,Огни на нем, как черви, шевелятся;Каньоны улиц — рытвины на лбу,Где мыслей адово-палаццо!!Нью-Йорк теперь — забвенье и тоска,Когда Гудзон разлегся мертвым Стиксом,А неба мокрая туманная рекаЧасы вверяет игрекам и иксам!

Весеннее

Вешней почкиМал размер!Меньше бочкиНапример.МноготомныЭти дни —Почки скромнойСладкосны.Почка — часть я,Не забудь!Бочка счастья,Что как ртуть,Днесь на землюПролилась,Вешней третьюВстала связь: —Счастья каплиНа ветвях!Крепок, слаб ли —Друг или враг!

Людоеды

В лесу средь пальм, как древней саге,Среди лиан, средь рыка львовЖивут еще антропофаги,Таежных кровожадней сов!Средь удушающих цветений,Средь жгучих и тягучих смол,Среди дерев, как сновиденья,Они готовят редкий стол!Под крокодила страшным взглядом,Под тяжкой поступью слонов,Средь змей с молниеносным ядом —Их аппетит всечасно нов!О — это первенцы природыОни просты и славят клык.Они родились для охоты —Ученый им — равно — балык!Искусства наши и наука —Уму их — жалкий, дикий звук:Стрелою выражена мука,О череп молоточком стук!Они ясны, как примитивы,Фундамент наших всех культур…Тот грунт, откуда так ленивоВзрос «от сегодня» каламбур.

Ленинград осенью

У севера сырого чана,Над замерзающей Невой,Где сшиты саваны туманаАдмиралтейскою иглой,Где провалились мостовыеНа дно петровских древних блат,Где не спасли городовыеРазврат Романовских палат,И где теперь холодный месяцНад Мойкой в осень ночи скис,Есениным трагическим повесясь,Отекшей головою вниз,Встает иною, бодрой теньюРабочий Красный Ленинград,Стуча по мраморных ступенямДворцов низринутых громад.

«У дождя так много ножек!..»

У дождя так много ножек!Он стремится без дорожек.У пострела много стрел.Переранить всех успел.Дождик любит леопардов,Любит лужиц серых оспу,Когда дробью крупной в мартеОткрывает Veri доступ.

Превращение

Это было в Нью-Йорке, это было подземке,Под громадами зданий, под туманностью водПо диванам сидели, обэлектрясь туземки,Что к супружеству падки, не предвидя развод.За окном проносились движенья полоски:Фонари и карнизы, и фигуры людей.Меж сидевших чернелися две негритоски,На округлостях тела казавшись седей.И меж ними вприжимку сидела блондинка,Вся прозрачно синея просветом очей,Вся — готовность растаять, весенняя льдинкаВ трепетаньи собвея бесстрастных свечей.Я смотрел на блондинку, на двух негритосокИ…, внезапно… поляне погасших огнейПо прозрачности белой побежали полоскиИ блондинка вдруг стала немного темней…И чрез пару одну и еще остановок —Предо мною сидела чернее смолыЭфиопии мрачной одна из утровок,Что скалисты зубами и коксово злы.Грохотали собвеи, давясь поездамиИ подземные дыры хрипели, как бас…А блондинок все меньше синело очами,Превращался в негро-свирепую мазь.

1928 г.