Слимп - Бабкин Михаил Александрович

— Иван — это сокращённо, — пояснил бородач. — Ежели полностью, то Иванносорокосил. Я, понимаешь, из княжеского роду. Род у меня хоть и знатный, но бедный. И гордый. А я не гордый, вот, по торговой части пошёл. Деньгу зарабатываю. А друиды вредят, работать мешают. Один тут в холме поселился несколько лет тому назад. Жил, пакостил. Помер. От него гонец к Лесному Воеводе пожаловал, нечто ему и всем остальным пообещал. Даром. Вот народ и стал в тот холм ломиться как за бесплатной выпивкой. И пропадать. А намедни зашёл ко мне, в «Пятничную ресторацию», друидский прихвостень. Помощничек его. Глиста в чёрной накидке. Тоже медовую никогда не пил. Но мясо ел. Зашёл, хотел что-то сказать и на тебе — бах! Взорвался. На лоскутки расшился. А внутри у него, оказывается, золотая табличка с тайным именем была: Дубля Тринадцать его звали. Тоже друид, стало быть. Колдун, значит...

— Ёлки-палки, — бесцветным голосом прошелестел Мар. — Вон оно как моя озвучка «На лихого дядю» аукнулась-то! Не удивлюсь, если окажется, что Кардинал всех своих дублей в один миг лишился. Ох уж эти прямолинейные первичные заклинания...

Иванносорокосил, разумеется, не услышал медальона:

— ...И тут из холма пропавший народ как попёр, как попёр! И такое рассказал, что наши взяли кто вилы, кто косы, кто дубьё, и пошли по лесам местных друидов шерстить. На всякий случай. А баб, детей и животину в соседнее поселение отправили. От греха подальше... Меня на охоту не взяли. Мэр так и сказал — сиди, говорит, свою ресторацию и мою мэрию сторожи. Чтобы, значит, в урон хозяйство не пришло. Вот и сторожу. Слова молвить не с кем! Так ты точно не друид? — Иван вдруг с подозрением уставился на Семёна.

— Н-не друид, — тяжело качнул головой захмелевший Семён.

— Тогда пей, — решил Иван и забулькал медовой, наполняя стаканы.

— Не буду. — Семён помотал головой. — Я и так уже... пьяный я.

— Ты меня уважаешь? — бородач вопросительно приподнял бровь.

— Да, — обречённо кивнул Семён Владимирович, — уважаю. — И поднял стакан.

Через полчаса Семён с Иваном обнялись и побратались. Ещё через полчаса и два тоста Семён признался, что он известный вор-специалист. По магии. Всегалактического масштаба. На что Иван откровенно сказал, что плевать ему, вор Симеон или нет, главное, чтобы человек хороший был. Он, Иван, по молодости тоже с кистенём на дорогах промышлял, первичный капиталец собирая. Для занятия торговлей. Хорошее время было, весёлое! Отчаянный был, молодой. Глупый. Вспомнить приятно... После остепенился, на сейфы перешёл. Лет пять по городам ездил, медвежатничал. Ну а потом и торговлей занялся...

Чуть погодя Иван сказал, что заведение для посторонних, не братков, нынче закрыто. Он запер входные двери на засов, зажёг с десяток свечей и расставил их на столах — ресторация сразу приобрела угрожающий мистический вид. Словно в ней собирались отслужить чёрную мессу.

Через следующие полчаса Семён по большому секрету рассказал брату Ване, что он, Симеон, не только вор, но и знатный охотник за друидами. За Дублями. Вот и золотая грамотка есть, выпотрошенная из друида по имени Дубля Двадцать Пятый. Лично им, Симеоном, добытая: коварного Дублю он настиг в одном из Миров, где произошла страшная сеча, богатырский поединок с разрушением друидского замка и сотрясением земной тверди. Хрясть налево, хрясть направо... море крови! горы трупов!.. бледные девы рыдали над убитыми имперскими солдатами... Откуда солдаты? Чёрт его знает откуда... А он, Симеон, гордый и несокрушимый... на мечах... убил поганого Дублю и пластинку из его пупка выковырял. С тайным именем. Они, друиды, при помощи пупков колдуют. Магией жеста. Император его после лично целовал, троекратно. Не пупок, а Симеона.

Вслед за тем была продемонстрирована сама золотая пластинка, завалявшаяся у Семёна в кармане. С номером и росчерком. По поводу чего выпили опять; потом Семён показывал радужный меч и как он им сражался... Иван сказал, что стойку он всё равно собирался новую делать, так что братко Симеон пусть не переживает, что порубал её. Пусть рубает что хочет. И столы новые надо будет заказать... И стулья... На пятом стуле Семён решил, что пора и отдохнуть. Лёг в щепки и уснул.

Утро было солнечное и ужасное.

В голову как будто свинец залили; во рту за ночь образовалась небольшая пустыня, а в желудок закатился булыжник. Круглый сухой кирпич.

Семён со стоном открыл глаза. Закрыл. Снова открыл. С трудом сел.

Ночевал он в кровати. Это радовало. Но как он попал в неё, что было до этого — Семён не помнил.

Кровать была большая, застланная лохматой медвежьей шкурой, на которой Семён и провёл ночь. Одетый. Комната, где кроме кровати практически ничего не было, лишь маленький столик с графином воды в изголовии, находилась на втором этаже: через распахнутое окно были видны черепичные крыши, далёкие верхушки лесных деревьев и солнце. Солнце и разбудило Семёна.

Семён сполз с кровати, первым делом приложился к графину. После нашёл входную дверь и побрёл искать удобства. Туалет. Удобства нужны были позарез.

Всё необходимое нашлось на первом этаже, в коридоре — планировкой ресторация напоминала общежитие. Приведя себя в порядок и даже более менее побрившись — в туалетной комнате, на полочке возле зеркала и умывальника кто-то забыл хорошо правленую опасную бритву и кусочек мыла — Семён воспрянул духом. Забрав себе бритву, Семён пошёл искать брата Иванносорокосила — то, что они братались, Семён Владимирович помнил. Больше ничего не вспоминалось. И ещё надо было выяснить судьбу радужного меча и сумки, куда-то они запропастились.

Бородатый Иван сидел в зале ресторации за одним из столов и, нацепив на нос очки, что-то писал карандашом в большой толстой книге. Вид у брата Ивана был суровый. На столе лежала Сенина сумка, возле стола — включённый меч: клинок был окутан еле видимым облаком водяной пыли. Под клинком уже собралась изрядная лужа. Видимо, меч пролежал здесь всю ночь.

За соседним столом со скучающим видом сидел незнакомый Семёну человек — среднего роста, с лысиной ото лба до макушки, худощавый, гладко выбритый. Незнакомец был одет в болотного цвета одежды, больше похожие на военную камуфляжку, чем на повседневный костюм. Человек с залысиной оживился, увидев вошедшего Семёна.

— А, знаменитый Симеон! Вас то мы и ждём. Как спалось-почивалось?

— Нормально, — буркнул Семён, оглядываясь по сторонам: ставни с окон были сняты и зал ресторации был достаточно хорошо освещён. Достаточно для того, чтобы понять: здесь вчера здорово погуляли. Очень здорово. Обломки нескольких столов и порубленные на кусочки стулья были небрежно собраны в кучу у стены; стойка напоминала собой ящик фокусника — тот, куда женщину кладут. Ящик, который долго и неумело распиливали то так, то эдак. Семёна передёрнуло.

— Знаешь, братко, — сказал Иван, отрываясь от книги, — пьянка пьянкой, а дело делом. Ты уж извини, но я тебе тут счёт выставил. На испорченную мебель. И на стойку. Судя по всему, оплатить ты сможешь, — бородач похлопал по сумке ладонью. — В большом убытке не будешь.

— Само собой, — Семён, постанывая от мерзостного ощущения в голове, поднял меч с пола, убрал клинок, спрятал рукоять в карман куртки и сел за стол. Напротив Ивана.

— Похмелье? — понимающе заметил Иван. — Не беда. Сейчас подлечу.

— Только не медовой, — запротестовал Семён. — Вывернет меня от неё. Бульона бы. Горячего.

— Бульон тоже будет, — кивнул бородач. — На кухне суп готовят... Я у тебя взял пять золотых в счёт долга, остальные деньги в сумке, в целости и сохранности. Что ж ты так, братко, с такими деньжищами и так пьёшь, нехорошо это. Повезло тебе, что я честный человек, а то всяко могло бы случиться. Народ у нас разный.

Семён вспомнил рассказ Ивана о временах его бурной молодости и уныло кивнул:

— Повезло.

— Я на кухню, а ты с нашим мэром поговори, — бородач повёл рукой в сторону незнакомца в болотной камуфляжке. — Хороший человек. Свой. Бывший наёмный убийца. Отличный товарищ, примерный семьянин. Не то что я, — и ушёл на кухню. За бульоном.