За пять веков до Соломона (СИ) - Николенко Александр

Похолодело внутри у молодого вождя, почувствовал, как вспыхнули лоб и щеки, взгляд сам собою в землю опустился, а плечи понуро сошлись.

Нет, нельзя, он себя так сразу выдаст! А за ним сотни и тысячи израильтян беззащитных. Неужто ради дела правого не сможет он Манитона убедить? Даже тем, что неправду скажет? А как же большая ложь, что за малой следует? Но ведь жизнь людей важнее!

Стараясь смотреть прямо в глаза сотнику — до чего же у него взгляд тяжелый, немигающий — Моисей четко произнес:

— Не знаю, Манитон. Не ведомо мне, что с командиром и гарнизоном сталось.

И сразу понял, что нельзя было врать, что Манитону все известно. В голове, словно молния ударила, почему-то поплыла земля вверх ногами, и на мгновенье промелькнула тень Воина:

— Что делаешь, глупец?

Моисей даже пошатнулся. А когда взгляд поднял, на него смотрели полные горечи глаза Манитона:

— Не ведомо, да? Почему же беглецы из крепости сказывали, будто убит был командир ударом в спину коварным на глазах у вождя израильского?

— Молчишь, Моисей? — яростный крик разнесся по пустыне, глухим эхом отражаясь от скал. — А я уже было поверил. Даже думал, где войска египетские на десять дней лагерем поставить, чтобы вы уйти могли беспрепятственно!

Сотник вдруг побледнел, судорожно закашлялся, ноги подкосились, но жилистая рука и полный ненависти взгляд остановили Моисея, бросившегося было на помощь.

— Не прикасайся ко мне, — Манитон тяжело дышал, крупные капли пота катились по багровому затылку и шее.

Ладонь рубанула раскаленный воздух, и Сотник хрипло выдавил:

— Нет, теперь пощады не ждите!..

* * *

— Моисей, на тебе лица нет. Что случилось? — взволнованный голос вывел молодого вождя из забытья.

— Не теперь, Мариам. Оставь меня.

У нее на самом деле заблестели глаза или показалось? Какая разница. Сейчас не до старой любви. Такой шанс упустить! Какая возможность была всё одним махом решить! Что же делать теперь? Что?

А египтяне не спешили. Основательно разбили лагерь на виду у евреев. По всем правилам: с охранением через каждые двадцать шагов, шатрами в десять рядов, по краям колесницы и кони распряженные. Ни врасплох застать, ни с боков обойти. Только в лоб, на погибель верную.

Но через час на совете вождей Моисей совсем о другом говорил:

— Мы стоим на холме. Это хорошо. Египтянам придется снизу вверх бежать, а нам и стрелять сподручнее, и каменья скидывать. Солнце будет нам в глаза бить. Это плохо. Зато хорошо, что сегодня на нас не нападут. И завтра тоже. Скорее всего, будут ждать, пока счастливый день придет. Верят египтяне, что в двенадцатый день третьего месяца сезона Перет, все начинания удаются, потому как ибис-Тот в этот день завладел «Озером двух истин». Значит у нас три дня в запасе.

— Далее, фараон послал против нас три полка. Слева, у моря стоят шатры красного цвета — это полк Ра. Всего сотня лучников, остальные вооружены секирами. Потому и получили прозвище «Многорукие». Они самые сильные и опытные. Их Везир во вторую линию поставит, чтобы лучших воинов зазря не терять.

— Правее, у скал — синие палатки Пта, — продолжал Моисей. Полк совсем новый, при Сети еще не было. Я не знаю, сколько лучников и копейщиков внутри, но, наверное, немного. Обычно, создавая новый отряд, фараоны набирают воинов с захваченных земель. Поэтому готовьтесь к схватке с чернокожими нубийцами и их грозными секачами-хопешами. Они первыми навстречу нашим стрелам и секирам побегут.

— А сзади, вон едва видны отсюда, зеленые шатры полка Гора. Это любимчики фараона. Лет десять уже в походах ратных не были, сплошь сыновья писцов да прочих людей царских. Каждый больше следит не за тем, чтобы клинок был заточен, а за тем, у кого из соседей доспехи каменьями драгоценными ярче блистают. Они в битву жаркую ни за что не полезут. Только когда всё решено будет, поспешат свою долю добычи захватить. А если, не приведи Амон, что не так случится, первыми с поля боя побегут.

Моисей прошелся из стороны в сторону:

— Итак, что мы имеем. Хорошо, что Рамсес не послал личную гвардию. Выступи «Храбрые луки» полка Амона или «Могучие стрелы» отряда Тота, нам несдобровать. С полутора сотен шагов расстреляли бы, словно перепелов перелетных. Зато хорошо, что сзади сынки богатеев. Хорошо, что полк Ра не сразу в битву вступит. Плохо, что их всех так много.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Вожди напряженно сидели: прямые спины, нахмуренные лбы.

— Единственный выход — удивить египтян. Они ждут, что будем их издали стрелами расстреливать, а мы луки на потом оставим. Чают, будем на холме отсиживаться, а мы вместо этого десятью сотнями по египтянам ударим. Сказывали люди, как в Вавилоне воины щитом к щиту становятся, вперед копья длинные выставляют, сверху от стрел тоже щитами укрываются. Получается будто огромная черепаха с длинными когтями. Построению такому никакой отряд не страшен: и пеших, и конных, с хопешом ли, с луком — любого сомнут и опрокинут. Думаю, ударом внезапным мы египтян часа на три-четыре остановим. А потом, когда они, поражением взбешенные, в атаку кинутся, об осторожности позабыв, мы их стрелами накроем. И стрелять будем не каждый по себе, как египтяне делают, а вместе — залпами. Одно дело, когда стрела сама в воздухе свистит, и совсем иное, когда единовременно две сотни смерть сеют. Тут у кого хочешь, кровь в жилах застынет. И вместо, чтобы в бой рваться, станут воин думать, как шкуру свою спасти.

Моисей резко выпрямился. Насупленные вожди вздрогнули, когда кулак молодого вождя обрушился на стол:

— Что приуныли, почему от взглядов ваших тоской веет? Битва еще впереди, зачем же себя раньше времени хоронить?

Ответил старый Рувим:

— Стой против нас одни нубийцы с хопешами или богатеи на колесницах, верили бы мы, что победить сможем. Но ведь посредине у египтян воины бывалые, что по десятку походов за собой имеют.

Моисей улыбнулся:

— Есть у меня еще задумка. Если бы вышло окружить египтян, то опытные «Многорукие» оказались бы зажаты между синими новичками Пта и зелеными неженками Гора. Тогда израильские лучники их одного за другим перещелкали бы. Но для того надобно две-три наши сотни за спину египтянам завести…

Вдруг откинулась шкура, вовнутрь осторожно скользнул Махли, наклонился к Моисею, жарко зашептал. Моисей резко спросил, не таясь:

— Неужто ни одной тропинки? Не может быть, чтобы везде охранение поставили!

Махли тоже повысил голос:

— Моисей, лично с утра по горам ползаю! Где проход чуть пошире — каменья навалены, за ними египтяне с секачами. Где тропинка узкая — сверху лучники сидят в засаде. Видно, ведомы им хитрости твои, Моисей. Понимают, что в прямой схватке нам не выстоять. Вот и ждут, где прорываться станем.

Моисей грузно осел:

— Должен быть выход. Должен, должен!

— Нет, Моисей, в горах они повсюду. Хорошо еще, что море не охраняют, — горько добавил Махли, потирая обрубок пальца на левой руке.

Моисей тяжело вздохнул, но тут внезапная мысль заставила вскочить:

— Как, как ты сказал?..

* * *

На рассвете лагерь египтян зашевелился, потянулись вверх дымы жертвенников, утренний бриз донес запах паленого мяса. Щедрые дары богам возносились! Значит — сегодня, прав был Моисей в расчетах.

Часам к восьми протяжно затрубили в рога, лагерь закружился, заметался, словно песчаный бархан во время пустынной бури, чтобы через мгновение развернуться строгим порядком готовых к бою сотен. Командиры повели отряды вперед, и вновь Моисей увидел, какую огромную армию собрал фараон. Долгие минуты тянулись бесконечно, а сотни выходили и выходили. Вскоре всё подножие холма покрылось темными точками. От одного взгляда на черный муравейник по телу разливалась слабость, хотелось повернуться и бежать, бежать изо всех сил, подальше от этого места, прочь от верной смерти.

Моисей почувствовал, что еще чуть-чуть и евреи не выдержат этой пытки и на самом деле побегут.

Одним махом он вскочил на огромный валун и обернулся к израильтянам: