За пять веков до Соломона (СИ) - Николенко Александр

— Хорошо говоришь, Осия, складно. Правильно первое знание заповеди понимаешь. Все так. Как в поражении заложены зерна будущих побед, так и любая победа несет зародыши будущих поражений. Умей распознать их. Не расслабляйся, оставайся сосредоточен. В истории, только что рассказанной, не удалось это ни мне, ни народу израильскому. Едва не погубили нас тогда самонадеянность и высокомерие.

По обыкновению, Моисей замолчал, погружаясь в далекие воспоминания. Солнце спряталось за махонькое облачко — редкого гостя в здешних краях. Жар немного спал, и даже налетел слабый ветерок, что легкими порывами зашевелил седые волосы Моисея. Осия терпеливо ждал.

— Совсем непросто радости людей препятствовать. Ну, как не дать вчерашним рабам порезвиться, словно малым детям, когда за всю жизнь они столько счастья не испытали, сколько за те пару дней? Как не умилиться той жадности, с которой они дорвались до свободы, и тому наслаждению, с которым поглощали ее сладкие плоды. Но в том и отличие, Осия, простого человека от мудрого лидера, что вождь всегда наперед смотрит. И знает, что радость вечною быть не может. Потому настоящий лидер в моменты счастья о проблемах грядущих с людьми говорит, а в трудные минуты, наоборот, рассказами о светлых временах силу в народе поддерживает.

Моисей остановился, но к удивлению молодого вождя, почти сразу продолжил:

— А какую еще мудрость ты увидел в рассказе моем?

— Понял я, учитель, что самое опасное, когда радость людей в эйфорию перерастает. Перестают тогда они истинно оценивать себя и силы свои. Кажется будто и море по колено, как бывает, если вина сладкого или пива хмельного много выпьешь. Но одно дело, когда пару людей нетрезво, а ежели целый народ — это втройне опасно. И беда, если лидер вместе со всеми успехами опьянен. Потому как придет похмелье горькое, маятник качнется в другую сторону, и вместо счастливого народа отрезвевший лидер увидит хмурую толпу, готовую его на куски разорвать.

Лукавой искоркой блеснули глаза Моисея:

— Удивляешь ты меня, Осия. Не ожидал я речей таких от мужа тридцатилетнего. Видать впрок идет наука лидерская. Прав ты опять. Это второе знание заповеди «Удач остерегайся!». Когда все веселыми, хмельными от радости ходят, лидер обязан холодную голову иметь. И если видит, что грозит народу опасность, должен лидер людей своих отрезвить. Водой ли, огнем, как в моем случае, другим каким испытанием — обязан он помощников в чувство привести. Шел я на риск огромный, людей в шатре пламенем испытывая, но без этого совсем худо бы пришлось. И так слишком поздно это сделал. Когда бы на день раньше, многих жертв удалось бы избежать. Но не в силах мы историю изменить. Потому вместо вздыханий об ошибках прошлых, куда полезнее на будущем сосредоточиться.

Тучка тем временем унеслась прочь, а то и просто растаяла под жаркими лучами. Тени с резкими краями опять покрыли голую землю между валунами. Вроде и света яркого вокруг больше, но в тени как-то темнее стало.

— Скажи, Осия, а какое третье знание заповедь эта дает?

Замялся Осия с ответом, не знал сразу, что сказать. Моисей через минуту на помощь пришел.

— Сейчас увидишь, что это просто совсем. Говорили мы уже, что в неудаче каждой зародыши будущих побед произрастают. Потому ошибкам радоваться нужно! Не бояться их совершать, а смело в глаза неудачам смотреть. Ведь каждая ошибка — шаг вперед по направлению к победе. На своих ошибках лучше всего человек учится. Поэтому радуйся неудачам больше, чем успехам. Вот, кто верные друзья, что навсегда с тобой остаются.

Усмехнулся Осия, как все перевернуто. А Моисей посмотрел понимающе и сказал:

— Это еще ничего. Погоди, доберемся скоро до девятой заповеди. Там и вовсе все вверх ногами поставлено. А к заповеди шестой — «Удач остерегайся!» — мне больше добавить нечего.

Глава Седьмая

Будь там, где не ждут!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

И простер Моисей руку свою на море, и гнал Господь море сильным восточным ветром всю ночь и сделал море сушею, и расступились воды. И пошли сыны Израилевы среди моря по суше: воды же были им стеною по правую и по левую сторону.

Погнались Египтяне, и вошли за ними в средину моря все кони фараона, колесницы его и всадники его.

И в утреннюю стражу воззрел Господь на стан Египтян из столпа огненного и облачного и привел в замешательство стан Египтян; и отнял колеса у колесниц их, так что они влекли их с трудом…

И вода возвратилась и покрыла колесницы и всадников всего войска фараонова, вошедших за ними в море; не осталось ни одного из них.

Книга Исхода, гл.14, 21-28

— Мы все умрем? — как ни старался юный Симеон выглядеть спокойно, голос всё равно прозвучал тонко и жалобно. Остальные вожди напряженно ждали ответа Моисея.

Мудрецы и Воины внутреннего мира, помогите! Подскажите, как вернуть вождям израильским спокойствие и уверенность? Ведь и суток не прошло, как они на этом самом месте бесстрашием бахвалились, силой с египтянами померяться поскорее желали. Куда вера вчерашняя, куда смелость и отвага девались? Неужто одного испытания огненного достаточно, чтобы семейство царственных львов в стайку трусливых шакалов превратилось?

А может, не прав он вчера был, сомнение в вождях поселяя? Может, стоило оставить всё, как есть? Да, египтяне на смерть бы разбили разрозненные отряды израильтян. Но разве не в том высшее счастье, чтобы умереть в радости?

Моисей на мгновение погрузился во внутренний мир. Хмурый Воин уже раскачивался на носках. Руки за спиной, взгляд сосредоточен, рот поджат — не дать ни взять Сотник, что вот-вот бранью на новобранца разразится. Но вместо ругани, Воин положил руку на плечо Моисею и, глядя в глаза, тихо сказал:

— Нет в смерти доблести никакой. Всё равно с радостью или с грустью мир покидаешь. Иначе, возьми вина сладкого побольше, налей в себя, сколько влезет, чтобы рассудок наверняка замутить. Когда душа петь начнет, а в теле легкость неземная возникнет, бросайся к крокодилам в реку. Умрешь с улыбкой на устах, да только будет ли смерть та доблестной? А вот, чтобы, в реке очутившись, от крокодилов спастись, рассудок трезвый и холодный нужен. И если выживешь — это настоящим геройством будет.

По удивленным взглядам Моисей понял, что произнес вслед за Воином последние слова вслух.

— Для того мы из рабства на волю шли, чтобы здесь, в пустыне голой, головы сложить? — Моисей испытующе посмотрел на каждого из вождей. Под колючим взором те ежились и отводили глаза. — Где вера ваша в свои силы, где воля к жизни?

— Так ты же сам вчера показал, чего наши силы стоят, — хмуро заметил старый Рувим.

— Да, показал. Чтобы хмель свободы огнем выжечь. Вижу, подействовало. Протрезвели мы, и понимаем теперь, что не просто придется. Но кто сказал, что не сможем египетскую армию разбить? Посмотрите, еще две недели назад никто из нас не помышлял о свободе. Разве только в мечтах несбыточных. Десять дней тому никто не верил, что можно против фараона открыто выступить. Но вместе мы сделали то, что до сих пор невозможным казалось. А с египетской армией куда проще: не раз она с позором с поля боя бежала.

Вожди украдкой бросали недоверчивые взгляды на Моисея.

— Что не слышали никогда о гиксосах, что Египет триста лет назад захватили, разгромив войска фараона? А о хеттах, с которыми Сети все свое правление справиться не мог? Ну, хоть о нубийцах, что шесть месяцев упорно сопротивлялись, и только хитростью смогли египтяне их победить? Нет, фараоны об этом рассказывать не любят. В храмах и усыпальницах только о славных победах пишут. А не задумывались вы, почему, самую сильную в мире армию имея, ни одна династия дольше ста лет не правила? Видно, не всегда копья и мечи защитить могли.

Моисей заговорил совсем тихо, почти зашептал, но в напряженной тишине слова отчетливо доносились до самых дальних углов шатра: