Игры с призраком. Кон второй. - Райдо Витич

— Ты пойдешь, — скрипнул зубами.

— Не смогу. Смысл пытаться? Я черных задержу, а ты ныряй, и как можно дольше не выныривай, не обнаруживай себя…

— Почто я? Почто?! Ты уходи!.. — с болью в голосе прохрипел побратим. А сам в небо смотрел, готовый завыть: не обманула Ханга! Почто не обманула?!

— Не уйти мне, сам знаешь. Толк пытаться? А ты сильный, сможешь, уверена. Может, рекой до рывничей доберешься, может, там еще лютичами да росками земля не занята. Помни, добраться ты до наших должен во чтобы то ни стало. Обязан, Миролюб.

— Не могу я! — чуть не закричал парень: да как же я брошу тебя?!

— Надо, Миролюб, — наконец-то нож в руке и веревку подточить удалось, так что только рвани сильней и нет пут.

— Вместе уйдем!

— Нет. Стрелы пустят, в погоню кинутся. Одному уходить надо. Тебе. Я задержу их, а ты уйдешь. Не останавливайся, плыви как можно дальше.

Вот он, долг воинский, мужской, в разрез с человеческим идет, — застонал парень, поморщился.

— Люба ты мне.

— И ты, но нас всего двое, брат. Мне не дойти. Я здесь останусь. Себя не вини — я так хочу, я так прошу. Нельзя допустить, чтоб смерти наших товарищей пустыми были. Нельзя, чтоб хитрость честность победила. Ты должен уйти, я остаться. Это хорошая плата за свободу. Не жалей ни о чем и обо мне — не печалься. Все правильно, все верно.

Миролюб сжал в руке нож, жалея, что не может в горло его врагам воткнуть. Понимал — глупо. Одного заберет, и ни себя, ни Халену, ни племя не спасет.

— Как же мне жить?

— Счастливо… Плот пристал, Карол идет. Сейчас нас поведут, будь готов, как плот до середины реки дойдет.

— Халена!

Боги, Боги!! Где вы?!! — закричал мысленно в небо.

— Прости за все, брат. Выполни свой долг, доберись к нашим. Поклон всем от меня…

— Халена, — застонал.

Карол подошел, оглядел внимательно пленников:

— О чем речь ведете?

— Прощаемся, — ответила Халена.

Их подняли за вороты и толкнули к плоту. Коней на дощатый пол свели. Оттолкнули слегами от берега, поплыли.

Девять воинов, Карол — посчитала Халена. Три лошади — лишнее пространство занимают. Развернуться будет сложно, но раз нужно, значит — можно.

— Ты готов? — склонив голову до подбородка, чтоб Карол не увидел шевелящиеся губы, спросила девушка побратима.

— Да, — скрипнул зубами. — Прежде скажу — люба ты мне. Одна есть, одна останешься. Возвернусь за тобой, на том клянусь. Дождись.

Халена невесело улыбнулась, поглядывая на мужчин с мечами, арбалетами. Эти не лютичи — роски. В них силы немеряно и ума не занимать. Ляжет она скорей всего здесь и не к кому будет Миролюбу возвращаться.

`Ну и ладно', - в небо посмотрела, чтоб запомнить облака и птиц, глубокую голубизну свободы.

— Пора, брат.

Миролюб зажмурился на пару секунд:

— Прощевай…

Как эхо прошло над водой. И больно обоим, и словно теряешь часть себя, умирая в прощании. Но ни слова больше, да и нет таких, чтоб высказать, что чувствуешь. Боль и благодарность, печаль и тепло, любовь и ненависть, горе и отчаянье, несколько светлых месяцев позади, в которых и смех, и баловство, и радость, и вера, и долгие годы впереди, в которых лишь память о прошлом, о том времени, когда они втроем гнали коней наперегонки с грозовой тучей и пили свободу ветра и были пьяны от самой жизни. Целый букет из чувств и воспоминаний, привязанностей, чаяний, дел и слов. Целая жизнь в малом отрезке времени. Но нет у нее иного названия, кроме одного, скупого, безликого — прощай.

— Поклон от меня нашим. Береги себя и их. Живи, Миролюб. Живи не только за себя, но и за тех, кто погиб, и расскажи о них своим детям. Обязательно расскажи…

Парень тряхнул волосами и резко развел руки в стороны, разрывая путы. Вскочил вместе с Халеной. Та спиной его прикрыла, приготовившись к обороне, разорвала перетертые веревки на руках.

— Уходи!

Миролюб, уже прыгая с плота в реку, посмотрел на нее, чтоб запомнить навеки, и исчез под водой.

Роски срывали арбалеты с плеч, кто-то попытался нырнуть за парнем, да напоролся на Халену. Та и не ведала о ранах — не до них. Тело душой живо — о том лишь помнила. И знала — пока побратим не ушел, она будет стоять и будет жить до последней клетки, до последней капли крови.

Взмах ногой, ботинком в кадык. Хрип — падение. Ребро ладони на сонную, пальцы в глазницы. Вой, крик, хрип.

И нет у нее сейчас жалости, как нет боли и нет ничего, что может остановить ее, потому что за спиной брат, и он должен выжить, уйти.

Еще удар, наклон, взмах. Рука у запястья перехватила руку, сжимающую меч, пальцы надавили на нужные точки, пятка впечаталась в грудь другого бойца. Поворот, перехват и меч в руке. Клинок вошел в грудь арбалетчика — стрела сорвалась и ушла под плот. Другого ступней в коленную чашечку, третьего локтем под дых, мечом в живот. Наклон, уход от стали и удара. Падение на спину от подсечки. Меч вверх, в грудь мужчины и вот еще одного врага нет. Вскочила с места, толкнув в грудь ногой одного, другого мечом по шее. Первый впечатался в круп лошади. Та оступилась, заржала, ломая ограждения, упала в воду.

— Не убивать!! — предупредил своих Карол.

Миролюб доплыл до камышей, вынырнул, оглядываясь назад: там на плоту билась Халена, одна против десятка.

— Я вернусь, слышишь, я вернусь, — прошептали посиневшие от холода губы. И дальше, в сторону, хоть душа рвется назад, к ней, ради которой и жить сладко и умереть не жалко. Опять оглянулся и сцепил зубы, чтоб не закричать: Халену сбили с ног, пригвоздили мечом к доскам.

— Нет, нет!! — захрипел и нырнул, чтоб смыть слезы. Поплыл в отчаянье, продираясь сквозь заросли камышей. Нет пути назад, только вперед, достало бы сил.

Халену от души ударили по ранам. Девушка рухнула не устояв, задохнулась от боли и потеряла драгоценные минуты. Меж рукой и израненным боком вошел клинок Карола, увеличивая рану, добавляя боли. Халена смотрела в серые глаза, упрямо пытаясь встать, но тело отказалось служить. Его словно и не было — ни рук, ни ног. И вообще ничего нет — только небо и серые глаза, в которых любопытство и понимание, удовлетворение и легкое сожаление.

— Дева-воительница.

Прошептали тонкие губы на смуглом лице.

И кануло все в небытие, ушло и пропало.

Глава 14

Ричард не спеша шел по коридору в сторону отведенных клону покоев и думал: а не одеть ли куклу во что-нибудь широкое, укутав в ткань с ног до головы, чтоб не смущаться лицом и фигурой Анжины? И криво усмехнулся — идея, конечно, хорошая, но не своевременная, потому что, если его ничего не будет смущать, то не станет и сдерживать. И он сломает куклу. Да, доставит себе удовольствие, но навредит делу, а значит и жене. Придется терпеть дальше и ждать… Будь оно проклято, ожидание!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});