Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего - Константин Романенко

Автор мемуаров «В годы войны» генерал-лейтенант И.В. Тюленев пишет: «В полдень мне позвонил Поскребышев.

– С вами будет говорить товарищ Сталин…

В трубке я услышал глуховатый голос:

– Товарищ Тюленев, как обстоит дело с противовоздушной обороной Москвы?

Я коротко доложил главе правительства о мерах противовоздушной обороны, принятых на сегодня, 21 июня. В ответ услышал:

– Учтите, положение неспокойное, и вам следует довести боевую готовность войск противовоздушной обороны Москвы до семидесяти пяти процентов.

В результате этого короткого разговора у меня сложилось впечатление, что Сталин получил новые тревожные сведения о планах гитлеровской Германии. Я тут же отдал соответствующие постановления своему помощнику по ПВО генерал-майору М.С. Громадину» [44] .

Может возникнуть мнение, что, уделяя внимание столице, Сталин пренебрегал обороной приграничных округов. Но повторим, что уже с 19 июня они находились в состоянии повышенной боевой готовности № 2, а на Москву этот приказ не распространялся. Вождь вовремя предупредил командующего МВО. Поразительно, что уже вскоре и на внешней стороне границы по каналу системы секретной связи тоже прошло сообщение.

21 июня, в 13 часов 00 минут по берлинскому времени, в 15 часов – по московскому, германский генеральный штаб передал в войска сигнал «Дортмунд». Он означал, что «наступление, как и запланировано, начнется 22 июня и можно приступать к открытому выполнению приказов». Только после этой команды реально заработал механизм, который должен был запустить в действие детонатор войны. Эту важную информацию перехватили и расшифровали англичане.

В этот же день, во втором часу после полудня, советский посол в Лондоне Иван Майский вместе с женой отправился за город, в Бовингтон. Уик-энд супруги должны были провести в доме бывшего премьер-министра Испании Хуана Негрина. На место они приехали в третьем часу дня, и когда посол уже намеревался переодеться в летний костюм, раздался телефонный звонок. Звонил Стаффорд Криппс, бывший посол в СССР. Он просил коллегу приехать в Лондон.

Иван Майский писал в воспоминаниях: «Час спустя я был уже в посольстве. Криппс вошел ко мне сильно взволнованный. «Вы помните, – начал он, – что я уже неоднократно предупреждал Советское правительство о близости германского нападения…

Так вот, у нас есть заслуживающие доверия сведения, что нападение состоится завтра или, в крайнем случае, 29 июня … Вы ведь знаете, что Гитлер всегда нападает по воскресеньям… Я хотел информировать вас об этом».

Обратим внимание, что англичане знали точное время нападения. В их распоряжении была система, способная расшифровывать сверхсекретные германские радиограммы. Однако они решили «подстраховаться» и не стали называть конкретную дату. Предупреждая – они не предупредили…

Шифровка Майского поступила в Москву около 17 часов. Сталин узнал о ней от Молотова. Итак, 22-го или 29-го? Но можно ли было вообще верить информации англичан, стремившихся втянуть Советский Союз в войну с Германией?

Сталин поверил. Сразу после получения сообщения из Лондона он предупредил о возможном нападении Тимошенко и Жукова. Что делали после этого предупреждения нарком обороны и начальник Генерального штаба, не известно.

Однако существуют свидетельства, что после этого Сталин переговорил с 1-м секретарем Московского областного комитета ВКП(б) А.С. Щербаковым и председателем исполкома Моссовета В.П. Прониным. Он приказал «задержать секретарей райкомов на своих местах и запретить им выезжать за город». Впоследствии Пронин вспоминал, что Сталин прямо заявил: «Возможно нападение немцев».

Примерно в это же время Сталин дал указание секретарю Поскребышеву вызвать к нему ряд руководителей и снова связался с командующим Московским военным округом. Около 7 часов вечера Поскребышев сказал управляющему делами СНК Чадаеву, что «хозяин… только что разговаривал с Тюленевым. Спрашивал у него, что сделано для приведения в готовность противовоздушной обороны».

Адмирал Кузнецов тоже пишет, что командующий МВО Тюленев рассказывал ему об этом разговоре [45] . Уже в 18.35 командующий первым корпусом ПВО московского округа генерал Д. Журавлев приказал вызвать половину частей своих войск из лагерей и поставить их на позиции.

Нарком иностранных дел Молотов появился в кабинете Вождя в половине седьмого вечера. Точнее, в 18.27. В 19.05 в кабинет Сталина вошли: нарком обороны Тимошенко, заместитель Председателя СНК Ворошилов, заместитель Председателя СНК и одновременно нарком внутренних дел Берия, 1-й заместитель Председателя СНК Вознесенский, секретарь ЦК Маленков, начальник мобилизационно-планового отдела при СНК Сафронов и заместитель начальника Главного разведывательного управления Кузнецов.

Имеется версия, что Сталин получил информацию о начале нападения также и из германского посольства. Из этой версии следует, что заместителю начальника немецкого отдела Разведуправления полковнику Константину Леонтьеву о времени нападении Германии якобы сообщил работник германского посольства в Москве Герхард Кегель.

Утверждается, что, готовясь к отъезду из Москвы, около 18 часов Кегель (являвшийся советским агентом под кличкой «Курт») вышел на последнюю встречу с Леонтьевым и якобы сообщил полковнику ГРУ: «Нападение начнется завтра…»

Подозрительная слабость этой версии в том, что она не может быть подтверждена документально. Во-первых, устное сообщение агента «к делу не пришьешь…». Во-вторых, немцы ни в коем случае не должны были допустить, чтобы о дате нападения преждевременно узнало их посольство в Москве. О дате начала войны не знал даже германский посол Шуленбург.

Тогда откуда о ней мог узнать рядовой работник посольства? Но если такая встреча действительно была, то агент мог сообщить только свои предположения – приблизительные даты, а никак не истинное время.

Точно не известно, о чем конкретно шел разговор у Сталина в присутствии наркома обороны, наркома НКВД, заместителя начальника ГРУ, начальника мобилизационно-планового отдела Комитета Обороны при СНК, четырех членов Совета Народных Комиссаров и секретаря ЦК.

Однако несомненно, что, подняв по тревоге войска противовоздушной обороны, Сталин сосредоточил темы совещания на вопросах войны. Он заслушал информацию, имевшуюся в ГРУ и у руководителя НКВД Берии, по вопросам оборонной промышленности и мобилизации.

Одним из итогов этого совещания стало постановление Политбюро от 21 июня, касавшееся завершения планов стратегического развертывания. В нем указывалось:

«I.1. Организовать Южный фронт в составе двух армий с местопребыванием военного совета в Виннице.

2. Командующим Южным фронтом назначить т. Тюленева, с оставлением за ним должности командующего МВО…

II. Ввиду откомандирования тов. Запорожца членом военного совета Южного фронта, назначить т. Мехлиса начальником политического управления Красной Армии…

III.1. Назначить командующим армиями второй линии т. Буденного.

2. Членом военного совета армии второй линии назначить секретаря ЦК ВКП(б) т. Маленкова…

IV. Поручить нач. Генштаба т. Жукову общее руководство Юго-Западным и Южным фронтами , с выездом на место.

V. Поручить т. Мерецкову общее руководство Северным фронтом, с выездом на место…»

В это время, когда германский топор был уже занесен, разговор велся языком войны. Слово «война» уже прозвучало в кабинете Вождя, и, направляя своих генералов на фронты, Сталин признал, что она становилась реальным фактом.

Совещание закончилось в 20 часов 15 минут. Сталин отпустил Кузнецова, Сафронова и Вознесенского. Уже завершая совещание, он сказал Молотову: «Надо позвонить в германское посольство и пригласить Шуленбурга». Нарком иностранных дел снял трубку; встреча с германским послом была назначена на 21.30.

Локомотив войны уже набирал ход. И пока Молотов разговаривал с Шуленбургом, Тимошенко тоже вышел в приемную. Из секретариата Поскребышева он связывался с Наркоматом обороны, чтобы пригласить к Председателю Совнаркома Буденного и Жукова. Первый заместитель наркома обороны Буденный и начальник Генштаба Жуков прибыли в Кремль через тридцать минут. Вместе с ожидавшим их Тимошенко они вошли в кабинет Сталина в 20.50.

Итак, получив от англичан информацию о возможном нападении в пределах 22—29 июня, Сталин должен был уточнить дальнейший ход действий. Но что можно было сделать еще?

Он уже принял меры не только для отражения удара, а и для активного контрнаступления своих армий. В приграничных округах боевая готовность № 2 была объявлена еще 19 июня. Все ждали нападения. Все знали, что «вот-вот начнется война». Все, что было возможно осуществить руководству страны по подготовке к отражению агрессии, уже было сделано.

Однако ключевые слова о том, что нападение начнется «ровно в 4 утра» 22-го числа, так никем произнесены не были. Генеральный штаб исходил из убеждения о возможности агрессии 25—26 июня. Казалось, что это совпадает со сведениями англичан, но эта информация не давала возможности упредить немцев. Она позволяла лишь встретить нападение и нанести ответный удар. Руководить операцией по остановке и разгрому предпринявшего нападение противника поручалось начальнику Генерального штаба Жукову.