Тень Торквемады - Виталий Гладкий

Фернан Пинто больше налегал на еду; он опасался, что выпив лишку, может потерять контроль за своим языком. Все яства были очень вкусными, и вскоре плоский живот фидалго сильно округлился. Почувствовав, что еда уже не лезет в горло, он украдкой мигнул Маринусу Ламберту; негоциант понял этот тайный знак, и они уединились в его кабинете.

Он был обставлен довольно скромно, в строгом голландском стиле: несколько шкафов с книгами, большой стол, пять кресел, обитых кожей, шторы в мелкую клетку, ажурная бронзовая люстра и обитый фигурными железными пластинами массивный шкаф в углу, предназначенный для хранения ценных бумаг и денег. Несколько мрачноватый интерьер кабинета украшало большое зеркало в резной деревянной раме и полки, уставленные статуэтками, декоративными блюдами, дорогими чеканными кубками и застеленные белыми кружевными салфетками.

Фидалго рассказал голландцу, что желает наладить торговые отношения с Москвой и просит у опытного, всеми уважаемого негоцианта, который давно торгует с русскими, содействия в этом деле. Уговаривать Маринуса Ламберта не пришлось. Еще бы: когда просит святая инквизиция, отказ для него мог значить лишь одно — костер и конфискацию имущества…

— Герр Пинто, — сказал Ламберт, — у меня есть человек, который будет служить вам проводником в купеческом мире Московии. Он знает языки, сведущ в торговом деле и имеет связи среди бояр и дьяков великого князя Московского. Только вам придется взять его на содержание и выплатить заранее оговоренные комиссионные.

— Это само собой понятно, — легко согласился Фернан Пинто; все равно деньги он будет платить не свои. — Когда я могу встретиться с ним, чтобы заключить договор и наметить день отплытия из Амстердама?

— Думаю, вам придется подождать дня три-четыре. Он сейчас в поездке, но уже возвращается. Когда этот человек будет в Амстердаме, я пришлю его на ваше судно. Так что пока можете спокойно отдыхать.

— Благодарю вас, герр Ламберт. В том числе и за обед. Все было удивительно вкусно. А теперь позвольте откланяться. Извините — мне пора.

— Ну, если так… — Негоциант развел руками. — Понимаю, понимаю — дело превыше всего…

На том они и расстались. Проводив гостя, Маринус Ламберт некоторое время в задумчивости созерцал пару голубков, воркующих под крышей, а затем решительно направился в свой кабинет. Там он написал несколько слов на клочке бумаги, упрятал его в небольшой футлярчик и приказал слуге позвать посыльного. Вскоре юркий паренек в дорожном плаще, под которым был спрятан целый оружейный арсенал, весело насвистывая, выехал на пегом коньке из ворот купеческого дома и направился в сторону городских ворот.

А что же Антонио де Фариа? Он дождался своего часа. Отдав последние указания, Альфонсо Диас быстро переоделся и предстал перед бывшим пиратом в одежде голландского дворянина: доверху застегнутый приталенный кафтан темно-синего цвета и фреза — плоский неширокий крахмальный воротник. В Нидерландах придерживались преимущественно французской моды, в которой ощущалось влияние бургундского двора. Испанская мода приживалась с большим трудом даже среди высшего сословия, не говоря уже о простом народе.

— Вам, сеньор, тоже не мешало бы переодеться. И лучше будет, если нас примут за венецианцев. Понимаете ли, здесь испанцев… мягко говоря, несколько недолюбливают. Особенно в том районе, который вы желаете посетить.

— Еще чего! — воскликнул де Фариа. — Никто не может указывать мне, что нужно носить, а что нет! Тем более, какие-то нидерландцы. В Китае меня даже придворные грозного мандарина не заставили надеть церемониальный халат. Испания — владычица морей! И этим все сказано.

— Что ж, воля ваша… — Диас пожал плечами. — В Нидерландах многие одеты по испанской моде, так что, думаю, вы не будете на их фоне сильно выделяться. Но, по крайней мере, держите язык за зубами. А шпагу поближе к руке.

— Ну, это и так понятно. Все притоны мира на одно лицо. Зазевался — и ты уже на небесах…

До XV века власти Амстердама пытались оградить добропорядочных горожан от проституток и не позволяли им входить в стены города. Однако спустя какое-то время для жриц любви все же был выделен свой район — Де Валлен, где с XIV века заправляли моряки. Поскольку в поисках продажной любви моряки нередко пугали на улицах добропорядочных горожанок, проститутки решили выделить себя из общей массы женщин красными фонарями, которыми они освещали свой путь. Красные фонари были столь удобны в качестве своеобразного указателя и в качестве маскировки внешних недостатков проституток, что их начали использовать повсеместно, а Де Валлен получил название района Красных Фонарей.

Со временем женщины легкого поведения начали плавно перемещаться с улиц Амстердама в стены домов, где выставляли себя на продажу прямо из окон. Это было заметно проще и удобнее — не нужно скитаться и мерзнуть на улицах, а потом еще и искать укромное местечко.

Несмотря на то что нормы морали стали заметно строже относительно прошлых веков, торговля телом все равно не становилась менее бойкой. Испанцы, пришедшие к власти в Нидерландах, объявили совместно с протестантской церковью проституцию страшным грехом перед небом и преступлением перед людьми… и начали сами выступать сутенерами. По закону притоны могла содержать и контролировать только городская стража, поэтому официальные заведения подобного типа функционировали лишь в нескольких местах — на улицах Пейп и Халстиг. Остальные публичные дома были взяты под арест, а проститутки штрафовались.

Городские власти Амстердама ничего не имели против подобного ведения дел. Они считали, что это достаточно выгодно для города и для контроля порядка в нем. Кроме того, добропорядочным горожанкам уже не стоило бояться дурного влияния на своих дочерей и насилия к ним со стороны заезжих моряков. Однако городская и религиозная власть Амстердама поставили ряд условий в отношении проституток и их клиентов: проститутки не имели права на замужество, а женатым мужчинам запрещалось посещать публичные дома. И конечно же все эти правила были скорее исключением из общей нормы; по крайней мере в отношении мужчин. Жизнь, как обычно, внесла коррективы в благие намерения власть имущих.

Антонио де Фариа шел по улицам Амстердама и дивился архитектуре строений. Альфонсо Диас, который не раз бывал в этом городе, объяснил ему, что при строительстве домов на каналах должны были соблюдаться жесткие ограничения, несмотря на несметные богатства владельцев. Дома лепились друг к другу, как ласточкины гнезда, а их фасады смотрелись неправдоподобно узкими. Зато в глубину все строения были сильно вытянуты и напоминали портовые склады в Севилье. Городской магистрат ограничил и расцветку домов. Они были темно-красными, черными и серыми, а двери — только темно-зелеными.