Университетский детектив - Оксана Александрова

— Лиза, — произнесла Александра непонимающим голосом, — это, вообще-то, что такое?

— Что такое? — вяло откликнулась та.

— Ну, вот это, — Александра потрясла листочками в воздухе.

— А что?

— Да тут страхи какие-то.

— Да уж, философские термины и бесконечные фразы в твоей статье — действительно, страхи какие-то. Технические тексты переводить гораздо легче. Или компьютерные. А то вот однажды подсунули мне Гегеля, так там одна фраза — на полстраницы. В общем, пришлось от Гегеля отказаться.

— Да нет же. Я — не об этом. Тут — какие-то щипцы, бедра и палачи.

— Что? — подскочила Лиза, на мгновение просыпаясь от своей задумчивости. — Палачи? Да это же я тебе, наверное, случайно из перевода другой статьи листочек засунула! Ну, ошиблась маленько! Как хорошо, что ты сейчас это заметила, а то мне потом пришлось бы переводить второй раз эту статью, а у меня уже сроки поджимают.

— Ничего себе — маленько ошиблась, — пробормотала Александра. — У меня в статье все как-то больше "Freedom and Culture", а тут — какие-то "Discipline and Punish".

— Ты посмотри, нет ли там еще ненужных тебе листочков, — посоветовал Анджей.

Александра последовала его совету, и через несколько страниц нашла еще одно прелестное описание:

"В далекие исторические времена казнь была рассчитана на максимальное продление периода умирания приговоренного и на сохранение его при этом в сознании. Задавливание с помощью постепенно увеличивающегося веса, помещенного на грудь, колесование, распятие, повешение, сожжение на костре, раздробление тела, растягивание на части и четвертование, а также другие способы — все это было достаточно длительным. Даже повешение на протяжении большей части истории было медленным процессом. Когда тележку откатывали из-под осужденного, или когда под ним открывали люк, осужденный медленно задыхался, корчась несколько минут, прежде чем умереть. Иногда палач, чтобы ускорить казнь, заходил на эшафот и тянул осужденного за ноги".

Прочитав красочный текст со столь приветливым содержанием, Александра спросила у Лизы:

— И кто же увлекается подобной тематикой?

— А что там за тематика? — поинтересовался Анджей.

Однако Александра не захотела показывать ему неприятный текст и отдала его Лизе. Складывая листочки в сумочку, Лиза неохотно сказала:

— Один доцент попросил перевести. За умеренную плату.

— А что за доцент? — спросила Александра.

— А что за тематика? — одновременно с ней спросил Анджей.

— Тематика — быт и нравы средневековья, доцент какое-то исследование на эту тему проводит, — ответила Лиза Анджею, и только после этого повернулась к Александре и равнодушно сказала: — А доцент — с кафедры истории… — она назвала имя и фамилию, которые Александре совершенно ничего не говорили.

— Понятно, — произнесла Александра, подумав про себя, что на самом-то деле ей ничего непонятно. Может, это — такая коварная насмешка судьбы над ней, Александрой, вообразившей, что она — великий следователь всех времен и народов? И надо же было попасться ей на глаза именно этим листочкам из Лизиных переводов, а не каким-нибудь техническим текстам, которые сама Лиза, по ее словам, очень любит!

Однако рядом стоял Анджей с таким видом, словно о чем-то догадывался. Его бдительность срочно следовало усыпить. Нацепив на лицо безмятежное выражение, и рассыпаясь в благодарностях, Александра достала кошелек, чтобы рассчитаться с Лизой за работу. В момент передачи оплаты в дверь вновь постучали.

Явиться в столь неподходящий момент угораздило, конечно, Алексиса. Быстро оценив ситуацию, он прожег Анджея ненавидящим взглядом, мимоходом толкнул плечом Лизу и обосновался на табуретке посреди комнаты. Воцарилась тишина.

Чтобы как-то разрядить атмосферу, Александра спросила у Лизы:

— Что у тебя с лицом? Что-то случилось?

— Я разочаровалась в этом мире…

— С чего бы это вдруг?

— Ну, почему же — вдруг? — влез Алексис. — Таким экзальтированным созданиям, как она, жизнь преподносит сплошные сюрпризы!

— Я решила покончить со своим плохим зрением и приобрела контактные линзы, — Лиза, вновь уставившись в одну точку, надолго умолкла.

— И что? — подтолкнула ее Александра.

— Оказывается, мир совсем не такой, каким я его себе представляла!

— Что, более красочный и красивый?

— Нет, более блеклый и страшный! — ее прорвало: — На улицах — грязно, трамваи — старые, дома — облупленные. Собаки вокруг бегают какие-то оборванно-сифилитичные (услышав последнее слово, присутствующие, как по команде, изумленно изогнули брови коромыслами). А люди! Вы бы посмотрели, какие люди ходят по улицам!!!

— Да мы, вроде, каждый день их видим, — усмехнулся Анджей, возвращая брови в исходное положение.

— Раньше, когда я смотрела на окружающих людей подслеповатыми глазами, воображение рисовало мне их прекрасные умные лица с чистыми ясными взорами и благородными чертами. А теперь?

— А теперь? — эхом откликнулась Александра.

— А теперь я вижу бесконечное множество изъянов, все эти морщинки, синяки и прыщики. Но самое страшное — выражения их лиц! Ужас! Ни намека не только на интеллект, но и на благожелательность, эмпатию и хоть какой-то интерес к окружающему миру!

— Малютка, в каком мире ты жила до сих пор? — поинтересовался Алексис.

— В университетском. Где люди интеллектуальны, эрудированны и остроумны!

— И благожелательны? — ехидно спросил Алексис.

— Ну… в общаге, в основном, — да. И в университете в целом, пожалуй, тоже… Во всяком случае, в большей степени, чем за его пределами. Как неожиданно оказалось.

— Ладно, не переживай ты так, — Александре ситуация стала слегка надоедать. — И, в конце концов, что такое мимолетное разочарование, когда…

— Для тебя, лапушка, переведу на другой язык, — глядя на Александру, ворвался в ее речь Алексис. — Разочарование — это когда собираешься «отсохнуть» под новый (для тебя) концерт Doors, а вместо отвязных текстов и драйвовой музыки находишь нечто под названием "Soft parade".

— И что? — обреченно спросила Александра, опасаясь, как бы очередная лекция не затянулась надолго. Самое интересное, что большинство информации, поведанной в лекциях Алексиса, ей было отлично известно.

— А то, что, вроде, все то же самое — и Джим поет, и Манзарек на клавишах отстукивает, а все равно — не то. Софт, понимаешь? Слишком мягко, кастрировано и сладко. Недостойно истинного рока, — тут его взгляд упал на Анджея. Заметив, какими счастливыми глазами тот смотрит на Александру, Алексис добавил уже специально для Анджея: — Есть у группы "Зе дорз" такой концерт. Если не знаете — переведу: "Зе дорз" — это «Двери». Впрочем, в наши дни об этой группе не слышал только глухой. Сейчас доступны все музыкальные записи. Это конечно, хорошо. Но ведь нет интеллектуальной селекции, к элитарной культуре тянут свои лапы все, кому не лень. Но, с другой стороны, мы, настоящие ценители и знатоки рока, теперь, когда свободно можно найти не только попсовые записи, но и записи рок-музыки, можем констатировать выход андеграунда на победную…

Посмотрев на него внимательным взглядом, Анджей процитировал:

— "Эгей, что я слышал вчера:

По радио раньше — одна мура,

А здесь — пластинка "Пинк Флойда" "Стена",

Мы победили; ура!"

— А… — начал, было, Алексис, но замолчал, угадав, что его отбрили его же бритвой, и не зная, чем крыть.

Анджей, между тем, обратился к Александре:

— Кстати, о победе. Разреши сказать тебе пару слов наедине, — он увлек ее за собой в коридор.

Когда они вышли, Алексис соскочил с табуретки и принялся выламывать у нее ножки. Лиза попятилась и схватилась за ручку двери.

— Кто этот знаток Гребенщикова? — прорычал Алексис.

— Ах, вот ты о чем, — Лиза вновь расслабилась. — Не знаю. Тебе не все ли равно? — она уныло доплелась до кровати и с размаху повалилась на нее.

— Это не твое дело — не все ли мне равно, — сквозь зубы ответил он.

Лиза отвернулась лицом к стене и надрывно вздохнула.

— Чем они там занимаются? — подозрительно спросил Алексис.

— Откуда мне знать, — очередной вздох. — Но, судя по тишине в коридоре, явно не разговорами.

Когда подозрительная парочка вернулась в комнату, Алексис уже закончил свои дела с табуреткой и стоял у окна, пристально выглядывая что-то на улице. Вошедшие не обратили на него внимания. Лица у обоих были довольные и загадочные. Казалось, они не замечают ни испорченной табуретки, ни напряженного лица Алексиса, ни Лизиных уличных туфлей на покрывале (захваченная своим разочарованием, она так и не удосужилась разуться).

— Прошу прощения, но мне нужно украсть у вас Сашу, — сказал Анджей, неохотно отнимая руку от ее талии.

Гости не сдвинулись с места. Каждый из них был занят собственными переживаниями. Неловко пожав плечами, Александра посмотрела на Анджея, как бы спрашивая, что делать. Тот тоже пожал плечами, как бы отвечая, что, если люди не понимают намеков, не стоит волноваться из-за этого.