Университетский детектив - Оксана Александрова

— Что с тобой? — еще более нетерпеливо, чем прежде, спросила Тома, предупредительно отодвигая от себя и тарелочку с тортом, и кружку с лимоном, подальше.

— У меня луна в стакане, — элегичным тоном произнес Ли.

— Ага, и облако в штанах, — тихо пробормотала Тома.

Ли не услышал ее бестактности. Он задумчиво помешивал чай ложечкой, очевидно, размышляя над нечаянной поэтичностью привычных предметов и явлений.

Тома недовольно нахмурилась. Ну, не любила она людей экзальтированных, напыщенных и Театральных. А любила естественных, простых и Настоящих. Тех, кто живет не в искусственно созданных конструкциях, а в реальном мире с реальными людьми.

Александра же неожиданно поняла, чем Философ отличается от Поэта: поймав поэтичный образ и эстетически насладившись им, в отличие от Валерия, она захотела еще и проанализировать, разложить на составляющие и сам образ, и собственное отношение к нему, и его возможное художественное воплощение и т. д., и т. п. Словом, ее сознание во многом тоже было поэтично-художественным, но, вдобавок к этому, еще и каким-то… структурно-классификаторским, что ли. Эдакое поэтико-табличное сознание.

— Послушай, Валера, — обратилась к нему Александра, — а о чем ты пишешь? Я имею в виду твое литературное творчество.

— Я о многом пишу…

— Ну, вот последнее твое произведение — о чем оно?

— Я, понимаете ли, детскими вещами не занимаюсь, игрушечные книжонки не клепаю. А пишу я серьезный роман о взрослых проблемах, — он многозначительно кивнул головой и слегка прикрыл глаза, наслаждаясь собственной крутостью.

Выражение его лица свидетельствовало о том, что Валерий безоговорочно отождествляет себя со всем тем лучшим, что есть в современной литературе. Возможно, именно подобные ощущения заставили в свое время Сальвадора Дали сказать: "Сюрреализм — это я!", а Жерара Филиппа на вопрос о том, как там поживает Париж, ответить подобным образом: "Париж — это я!".

— Ух, ты! И о чем же этот роман? — с интересом спросила Александра.

— О жизни проститутки, — Ли открыл глаза и торжественно посмотрел по очереди на обеих собеседниц.

— А-а… — разочарованно протянули они хором.

— Но это вам не дешевый бульварный романчик, не порнографическое чтиво! — всполошился Ли. — Это — серьезная попытка глубоко проникнуть в психологию женщины, попавшей на сложную стезю…

— Но, Ва-ле-ро-чка, — сладким голосом проскандировала Тома, — в эту психологию кто только ни приникал!

— Кто не проникал? — изумленно уставился на нее филолог.

— Да никто, похоже, в стороне не остался… Вспомни хотя бы «Интердевочку», "Маленькую Веру"…

— "Ночи Кабирии", — подхватила Александра, — "Брак по-итальянски", "Дневная красавица", "Мама Рома"…

— Я уж не говорю о классиках — например, "Воскресенье"…

— Я уж молчу о Голливуде — скажем, "Красотка"…

— Хватит, хватит, — замахал сорванными с носа очками Ли, — лучше бы вы и вправду молчали о том, чего не понимаете, и не говорили о том, чего не знаете!

— Конечно, за отсутствием живого эмпирического опыта мы, может, в чем-то и не сильны, — осторожно заметила Александра (Тома громко фыркнула). — Но ведь речь идет, если не ошибаюсь, о художественном осмыслении этого явления: проститутка, ее жизнь и психология. А таких осмыслений в литературе и кино — хоть пруд пруди. Может, хватит уже обсасывать одну и ту же тему? — и неожиданно для самой себя она пропела голосом коварной оперной злодейки: — Ты о ней не говори — о ней все сказано…

— Ну, как же, — с притворным сожалением протянула Тамара, — о волнующем моменте погружения в… это… во внутренний мир проститутки каждый мужчина хотел бы поведать самостоятельно, — говоря это, она назидательно махала наманикюренным пальчиком, чуть не вонзая отточенный ноготок в грудь Валерия.

— Ну, сколько можно? — взмолилась Александра, сложив руки и возведя очи гор?.

— Сколько нужно, столько и можно, — огрызнулся уязвленный Ли. — Да ну вас…

Он соскочил со стула, подбежал к раковине и нервными движениями принялся мыть свою кружку, расплескивая вокруг воду. Александра, глядя на то, как болезненно он реагирует на критику, устыдилась и тут же на всякий случай принялась ругать себя. И вправду: что это они с Томой так разошлись-разбушевались, как два самовара? Обидели человека… Впрочем, как утешать этого самовлюбленного типа, ей было непонятно.

— Ладно, не обижайся на нас, — просительно произнесла она, наконец. — Наверное, это в нас университетский гонорок играет. Давай мириться, а?

— Давай-давай, — невнятно пробурчал Валерий.

— Послушай, Валер, а все-таки: как ты думаешь, что надо было этому ночному бандиту?

— Надо полагать, мои дхармы и тугрики, — проворчал, отвернувшись, Валерий.

Александра засмеялась:

— Сомневаюсь, чтобы его заинтересовала твоя добродетель…

— Какая еще добродетель? — оторопел Ли, роняя вымытую кружку на пол.

— Дхарма — это добродетель, или вечный закон в буддизме. Ты ведь, если память мне не изменяет, высказывался восторженно по поводу буддизма? Так неужели не знаешь, что такое дхарма? Скорее, ты имел в виду драхмы — то есть денежные единицы?

— Ну, ладно, — поморщился Ли. — Не выпендривайся, философиня доморощенная!

— А ты не используй незнакомых тебе слов, филолог недорезанный! — в такт ему ответила Александра, в свете последних событий начавшая утрачивать природную мягкость.

— Ребята, давайте жить дружно! — воскликнула Тома.

Мир был кое-как налажен — после того, как подругам пришлось выслушать несколько сонетов и длинную балладу Валериного сочинения.

********************

Подруги входили в комнату Александры, рассуждая о личности Валерия.

— Ненатуральный какой-то этот Ли, — Тома нахмурилась. — Художественным осмыслением проституции увлекается. Буддизмом, опять же… Смешно, честное слово.

— А мне — не смешно, — Александра тоже нахмурилась.

— Почему?

— Вот смотри: в своем творчестве Ли — довольно изощренная натура…

— Скорее, извращенная, — пробормотала Тома.

— Так вот. Как ты думаешь, теоретическое увлечение буддизмом может повлечь воплощение его положений и законов на практике?

— Естественно. Это уж ты мне — как человеку, прожившему четыре года в одной общаге с философами, — поверь!

— Значит, закон воздаяния — или, говоря современным языком, наказания — тоже можно начать воплощать в реальной жизни?

— Ай, — Тома махнула рукой, — опять ты — о своих философских абстракциях.

— Нет, я — о тех фот…

— Стало быть, закон воздаяния? — перебила ее Тома. — Буддизм? И, кажется, еще карма? А вот я, наверное, в прошлой жизни была Раскольниковым.

— Почему это? — удивилась Александра.

— А отчего, ты думаешь, мне так патологически со старушками не везет? Явно я одну из них в прошлой жизни грохнула, а теперь за это расплачиваюсь…

Тома поникла головой. С каждым разом ее рассказы об измывательствах квартирной хозяйки становились все мрачней и отчаянней… Александра сочувственно вздохнула.

— Ладно, не переживай. Давай лучше радио включим — может, там какую-нибудь хорошую жизнеутверждающую музыку передают?

Она включила радио. Из приемника раздался бодрый голос диктора:

— Культовый кинорежиссер Педро Альмодовар собирается снимать очередную мелодраму. Картина, как всегда, будет наводнена насмешками над стереотипами и этическими нормами, гомосексуализмом, наркоманией, женоненавистничеством и проституцией…

— Проституцией? — чуткое ухо Томы уловило ключевое слово.

— Еще один, — вздохнула Александра.

********************

Когда девушки ушли, Ли глубоко задумался. Добродетель? Кого подозревать? Кажется, он знает, что нужно было этому ночному бандиту. Но эта философиня… Неужели она о чем-то догадывается? Ли подошел к окну. Когда, интересно, выпадет первый снег? Это всегда так красиво, так завораживающе.

********************

— У меня складывается странное ощущение, — призналась Александра, — что непонятные, даже страшные случайности все больше накапливаются. И по мере их накопления мне все больше кажется, что это — не просто случайности. Это уже — некоторая закономерность.

— М-да, похоже на то, — согласилась Тома. — Что ж, давай попробуем разобраться.

Начать разбираться решили с Валерия и его первой «случайности» — ночного бандита.

— Вот интересно, — сказала Тамара, — Валерий говорил, что денег у него не взяли. Да?

— Да…

— А потом говорил, что бандитам от него нужны были его дхармы… тьфу, драхмы и тугрики.

— Ну да…

— Противоречие?

— Противоречие, — согласилась Александра.

— Идем дальше, — довольная согласием публики, сказала Тома. — Что у нас было дальше?