Крик в ночи (СИ) - Ридигер Владимир

— Ну, как же? А явки, конспиративные квартиры и прочее?

— Прям таки Ильич какой-то. Кажется, о явках и всякой ерундистике он сполна наболтал на девяноста восьми кассетах?

— Наболтать-то наболтал, а самое главное — пропустил! Сознательно… пропустил.

— Что вы понимаете под главным?

Сомов хитро усмехнулся и пояснил:

— Это и есть моя работа, уважаемый. Найти главное, отбросив второстепенное!

— И… как вы собираетесь найти?

— Мне незачем искать то, что уже найдено.

— Поздравляю! — воскликнул Вездесущинский. — Какой вы, однако, опытный!

Казалось, Сомов искренне смущен похвалой собеседника:

— Не зря же хлеб едим, Валериан Тимирзяевич…

— А мне… вы не приоткроете завесу?

— Может быть, лет через двадцать пять и приоткрою.

Вездесущинский искренне приуныл:

— Хотя бы краешек… завесы. За двадцать пять лет я просто сдвинусь умом в ожидании тайны.

— Извольте. Могу и сейчас. Вот объясните мне, пожалуйста, Валериан Тимирзяевич, почему вы так упорствуете в том, чтобы продолжать изучать Филдсову патологию с ее нескончаемыми бреднями? Задумались? Кажется, давно отработанный материал — кому он сейчас нужен?

— Вашему начальству.

— Бог с ним, с начальством. В чем ваш интерес? Ваше упорство, достойное лучшего применения?

— Вы меня, мягко выражаясь, подозреваете?

— А как бы вы поступили на моем месте?

— Я бы подозревал всех. Для начала. Затем отсеял ненужных и уже после этого стал подозревать кого-то конкретно.

— Представьте себе — именно так я и поступил.

— И что же?

— Результат известен.

— Простите, не понимаю…

Сомов улыбнулся еще раз:

— Этим вы, психотерапевты, и отличаетесь от остальных: когда вам нужно — вы понимаете все, когда не нужно — отказываетесь понимать.

— Так сделайте одолжение, объясните.

В этот момент раздался стук в дверь, она отворилась и, скрипя колесами, прямо в кабинет вкатилась инвалидная коляска с Дмитрием Филдиным собственной персоной:

— Простите, я не помешал?

После небольшого замешательства Сомов воскликнул:

— Напротив! Очень даже кстати.

Вездесущинский мило заулыбался:

— Удивительно, как вы кстати.

— Хотел с вами посоветоваться, господа, — сказал Филдс. — В общем, я нуждаюсь в хорошем грамотном редакторе. Мой русский язык не самого высокого качества, а что касается сновидений (к слову сказать, последнее время они качественно улучшились, стали интересней и насыщенней), то здесь мне без вашей помощи просто не обойтись.

— Что вы имеете в виду? — спросил Сомов.

— Толкование снов.

— Если дело будет касаться шифров, явок, паролей, — ответил Сомов, — я в вашем распоряжении. Все остальное по части Валериана Тимирзяевича.

Филдс радостно просиял:

— Мне приснился такой длиннющий шифр, что пришлось срочно проснуться, чтобы записать его начало, а затем вновь заснуть, досмотреть сон до конца и, проснувшись вторично, дописать шифр полностью.

— Покажите мне его, — сказал Сомов.

Филдс протянул ему школьную тетрадку, вдоль и поперек испещренную беспорядочными цифрами.

— Ого! — воскликнул полковник. — Нашим дешифровальщикикам предстоят многие бессонные ночи, не говоря о томительных днях. И, видимо, не один компьютер выйдет из строя, прежде чем будет найдена разгадка. Очень сложный шифр, я таких еще не встречал… Скажите, кому он был адресован?

— Савелию Новикову.

— Понятно, напарнику Коли Курчавого. И вы хотите, чтобы я поверил во всю эту галиматью?

— Но ведь Филдин поверил, — вмешался доцент.

— Даже если в это поверят десять тысяч Филдиных, — парировал Сомов, — с какой стати должен верить я?

— Доверяй, но проверяй, — подсказал психотерапевт. — Разве этот постулат устарел?

После долгого молчания Сомов взмахнул рукой, словно что-то отрубил и со словами: «Проверим, не сомневайтесь.» — вышел из комнаты.

Оставшись вдвоем, Филдс задал доценту вопрос:

— Мне кажется, Тимирзяй Валерианович, ваше пристальное внимание к моей персоне чревато большими осложнениями, как для меня, так и для вас?

— Возможно, друг мой, возможно, — спокойно ответил психотерапевт.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

И, к немалому удивлению Филдса, столь же спокойно добавил:

— Если мы не сумеем одолеть хитроумного Сомова, — нам с вами придется очень несладко…

* * *

Полина, когда ей исполнилось семнадцать, и она без видимого энтузиазма завершила обучение в средней школе, не долго раздумывая, решила пойти по стопам своей неугомонной матери и перепробовать множество профессий прежде, чем остановить выбор на какой-то определенной. Да и пример старшего брата — законченного эгоиста и лентяя — подводил к мысли, что в этой жизни просто так ничего с неба не свалится, необходимо как следует потрудиться, чтобы достичь желаемого результата. Что только она ни перепробовала! Нет смысла перечислять. Но вот, окончив платные курсы массажистов, Полина поступила на работу в престижный, как ей казалось, госпиталь офицеров высшего комсостава, который раньше обслуживал исключительно секретный, элитный военный контингент. С приходом капитализма госпиталь сперва совсем было зачах (туда принимали на лечение кого не попадя — лишь бы с деньгами), потом, однако, стал постепенно набирать вес, появилось современное импортное оборудование, расширился штат сотрудников, в общем, началось становление в новой экономической ситуации. Зарплата у Полины была невесть какая большая, да и «левых» перепадало не так уж много: военные — отнюдь не самый щедрый народ на чаевые. Тем не менее стабильный заработок давал возможность и полакомиться в «Макдональдсе», и сходить на выступление любимой рок-группы «Кладбищенские ребята», и приодеться в модном секонд-хенде. Правда, с парнями как-то не складывалось — неделю-другую погуляют, попьют пива, пожуют «Баунти» и… разбегаются в разные стороны. А мать просто достала Полину: «Размениваешь себя на всякий недоумков!», — будто сама в молодости была пай-девочкой. Да и брат Кирилл просто иззудел: «Кто Польку тронет — морду набью!». В общем, не жизнь, а сплошная тягомотина.

…Профессия Полины была весьма специфичная: не дашь по рукам этим генералам и полковникам — облапят так, что не дохнуть. Попадались и совсем бойкие: чуть замешкаешься и ты уже у него в кровати, тут уж не до массажа — поскорее бы ноги унести. Двое успели объясниться в любви, один звал замуж. Все бы ничего, если б не их визгливые жены — так и норовят лицо исцарапать. Да и начальство (сплошные старые вояки), только и делают, что глазами раздевают. Сложная работа. И тревожная.

С появлением американского летчика у Полины где-то в самых потаенных уголках ее девичьей души забрезжила маленькая надежда — а вдруг если… Но, собственно, что «если»? После того, как Дмитрий схватил ее за ягодицу, надежда во много раз возросла. Ведь этот летчик, как рассуждала Полина, в отличие от наших полунищих военных, скорее всего, человек состоятельный. Пусть у него проблемы с нижними конечностями, зато мужское достоинство на высшем уровне, что для нее, Полины, сейчас не самое главное. Там разберемся, как любил повторять один пожилой генерал, на каждом сеансе массажа пытавшийся залезть Полине под юбку. Конечно, девичьи гордость и честь ни при каких обстоятельствах не должны быть посрамлены, здесь и двух мнений нет. Однако, как знать, не является ли американец именно тем знамением судьбы, которым высшее провидение одаривает наиболее достойных девушек? Таких, к примеру, как Полина. Но после активного отпора, данного ей американцу, массажистка призадумалась, — стоило ли вообще так рьяно отбиваться? Она сделала одну глупость: поделилась своими мыслями с матерью, опустив, что он обездвижен. Теперь мать не дает проходу: «Как он посмотрел? Что сказал? Не тяни время, иначе поезд уйдет. Будь посмелее…» — и всякая прочая дребедень. Можно подумать, она, Полина, не знает, что окрутить практически ничего не стоит: достаточно состроить глазки, прикинуться эдакой невинной козочкой, глупенькой девочкой, заворожено внимающей любой чепухе, которую несет самовлюбленный кретин под названием «мужчина». Все они до ужаса одинаковы, однообразны и совершенно не оригинальны: хотят только одного — а там хоть всемирный потоп! И вот, заполучив желаемое, одни становятся гордые собой, словно индюки, другие влюбляются по уши и клеятся, как банный лист, а третьи просто кидают, быстро потеряв интерес. Вот с этими третьими почему-то всегда проблема: именно они по-настоящему и нравятся… Так что известным арсеналом женских хитростей и уловок Полина владеет сполна. Что же касается любви, настоящей любви, то здесь она уверенна на сто пятьдесят процентов — такой любви просто не существует. Эти сказки про золушек и принцев, готовых жить в шалаше, годятся разве что для наивных простачков да глупеньких мечтательниц, совершенно оторванных от нашей действительности, парящих в заоблачных высотах. А вот когда они падают с облаков на землю и сильно расшибаются, когда к ним приходит понимание собственной никчемности, они становятся злыми и упорными в достижении своей цели, — и могут добиться многого.