Магистр Ян - Милош Кратохвил

— Дьявол оделся в рясу — так ему легче обмануть человека! — снова закричал всадник в алом плаще. — Под рясой священника скрывается коварный колдун! Посмотрев на вас, он тотчас угадает ваши сокровенные мысли. От одного его взгляда киснет молоко в груди матери, пропадает сила у мужчины. Остерегайтесь колдуна! Заприте двери своих домов и не выпускайте детей на улицу. За нами мчится дьявол, архисатана!

Из окошка паланкина высунулась белая жирная рука с ярким перстнем и начертала в воздухе знамение креста. Женщины, стоявшие у дверей, опустились на колени, а мужчины перекрестились. Священник, позже всех выбежавший из фары,[45] упал на колени прямо в грязь.

Через минуту караван тронулся. Священник поднялся и, стряхнув пыль со своей рясы, огляделся. Да, крестьяне смотрели на него, — женщины — с невыразимой тоской, мужчины — чего-то выжидая. Что мог он посоветовать им? Ему проще всего собрать их вместе, запереть в своей церквушке, — в ней они будут под его крылышком до тех пор, пока через их деревню не проедет этот… Но священник знал, что никто из крестьян не пожелает покинуть своего домишка. Да и сам он был беспомощен и напуган не менее их. Его, вероятно, испугала не столько весть глашатая, сколько неожиданная встреча с высоким духовным сановником, — сельскому священнику не приходилось бывать рядом с епископом. Не придумав ничего утешительного, он вернулся в фару — помолиться богу, чтобы тот заступился за его бедную паству.

И тут и там неожиданно заплакали дети, — матери поспешно уносили их домой. Мужчины сгрудились посреди площади. С дьяволом шутки плохи. Каждого разбирало любопытство — возможна ли вообще такая чертовщина? Правда ли всё это? Кто-то захохотал. Что говорил этот всадник? Черт, мол, переоделся в рясу! В этом нет ничего удивительного: ряса — самый подходящий наряд для дьявола. И они вспомнили обрюзгшее лицо священника, развалившегося в роскошном паланкине. По-видимому, это была какая-то важная шишка. Чего только не навешано на его лошаках! Даже попоны расшиты золотом! Поговорив еще немного об этом богатом караване, крестьяне решили, что всадник-глашатай лгал. Он повторял всё, что подсказывал ему человек, сидевший в разукрашенном ящике. Эти всегда лгут. Да, лгут… «Но какой прок им запугивать нас? — думали крестьяне. — Какой прок? Чем больше мы боимся их, тем они сильнее. Взять нашего капеллана. У него душа ушла в пятки от одних слов всадника! Скажет капеллану тот лиловый: „Лезь на дерево!“ — и наш попик полезет! Еще бы! Если они будут так зазывать дьявола, то он, пожалуй, в самом деле припрется сюда!»

В тот день крестьяне так ничего и не узнали. Вечером они тщательно осмотрели ближайшие подступы к деревне и закрыли ставни на крючки, а двери — на запоры. Склоны Чешского леса,[46] заросшие деревьями, выглядели зловеще и мрачно. В лучах угасавшего солнца чернели, как деготь, еще недавно синевшие ели. Казалось, этот мрак поднимался прямо из самого ада.

Над деревней спустилась ночь. В домах никто не спал. Женщины до самого рассвета держали в дрожащих руках лучины, а на полатях старики и старухи не переставая крестились и шептали молитвы.

Утром никто из мужчин на работу в поле не вышел: жёны плакали, умоляя их остаться дома. Разве могут они кинуть жен и детей на произвол судьбы в такое ужасное время! На всякий случай мужчины положили у дверей топоры, а женщины держали наготове кресты.

Но он всё же прибыл… Его появлению не предшествовали никакие предзнаменования — ни молния, ни серный дым. Уже издалека можно было заметить две приближающиеся повозки и группу всадников. Когда путешественники появились в самой деревне, крестьяне увидели, что первый всадник в самом деле одет в свободное темное платье священника. Они стояли в дверях, широко расставив ноги и держась за косяки, как будто от соприкосновения с ними становились сильнее. Женщины испуганно выглядывали из-за спин мужей.

Когда священник и всадники, одетые по-господски, двигались улицей, мужики обнажили головы, — а их руки по привычке хватались за шапки. И тут произошло совершенно неожиданное. Священник и его спутники ласково кивали крестьянам в ответ на их поклоны. Крестьяне отродясь не видели от господ ничего подобного. В этот момент можно было поверить в возможность любого чуда — даже такого, о котором болтал вчера всадник. По-видимому, всё это затеяно неспроста. И священник, и его спутники — странные господа! Тут что-то не так.

Грохоча по ухабам и засохшей грязи, обоз продолжал двигаться вперед, пока не добрался до площади. Там и повозки и всадники остановились. Крестьяне затаили дыхание. Почему обоз не едет дальше? Чего они не убираются из бедной, искушаемой дьяволом деревни?..

Один из всадников указал рукой на церквушку, и обоз снова тронулся. Добравшись до фары, вплотную пристроенной к церкви, обоз остановился. Всадники спрыгнули с коней и забарабанили в дверь. В сердцах крестьян этот стук отозвался болью. Бедняга капеллан! Он высоко поднял руку и, защищаясь от дьявола, осенил себя крестом. Сейчас… Сейчас из-под земли обязательно вырвется пламя, и дьявол исчезнет в нем!

Но пламя так и не вспыхнуло. Теперь перекрестился спешившийся всадник в рясе. Капеллан попятился назад, освободив ему дорогу в фару. За священником направились туда и его спутники.

Возницы сошли с козел, привязали к дышлам верховых коней и дали им сена.

Крестьяне стали переглядываться. Страх и любопытство недолго боролись между собой. Напрасно упрашивали и умоляли их жёны, — один за другим они начали выходить на улицу. Робко распрямляя плечи и подталкивая друг друга, крестьяне направились к каравану.

Они осторожно прошли по улице, обогнули повозки и незаметно подкрались к низким окнам фары. Окна были затянуты промасленным пузырем, и сквозь него нельзя было разглядеть ничего, кроме силуэтов. Из фары доносились голоса гостей. Кто-то там даже засмеялся! Крестьяне не могли сдержать своего любопытства. Они вошли в сени и столпились у дверей. Двери неожиданно распахнулись, и на пороге появился один из путешественников. Он улыбался. Струхнувшие крестьяне отступили, освободив проход. Двери остались открытыми, и крестьяне, сгрудившиеся у порога, увидели в комнате своего капеллана. Капеллан сидел за столом вместе с гостями, напротив проезжего священника.

Человек, выходивший в сени, вернулся в комнату. Он положил на стол хлеб, копченое мясо и маленький бочонок. В бочонке что-то булькало. Этот человек уже собрался было закрыть за собой дверь, когда священник взглянул на нее и увидел на пороге людей. Они внимательно осмотрели его. У незнакомого священника были глубокие темные глаза. Его взгляд проникал в самое сердце, — страх и тревога тотчас покидали того, кого он удостаивал своим вниманием. Тебе хотелось, чтобы этот священник глядел только на тебя. Даже тогда, когда гость устремлял свой взор на твоего соседа, тебе казалось, что священник, как солнышко, пробивающееся через разорванные облака, всё еще ласково смотрит на тебя.

Священник подал крестьянам знак войти. Осмелев, они переступили порог и стали вдоль стен, а двое из них по приглашению капеллана уселись на свободную скамейку.

Человек, принесший еду, начал резать каравай хлеба ломоть за ломтем, а проезжий священник заговорил с крестьянами.

— Хотите убедиться, действительно ли я дьявол? — спросил священник. И, улыбнувшись, добавил: — Что ж, осматривайте… Вам не найти у меня копыта на левой ноге.

Крестьяне захохотали.

Гус живо и не без любопытства поглядел на них:

— Кому вы принадлежите?

Крестьяне никак не понимали, почему так внимательно и так ласково расспрашивает их этот священник. К сожалению, здесь сидит их капеллан. Разумеется, они могли бы ответить проезжему священнику на все его вопросы, но каждый побаивался своего капеллана и отмалчивался. Не успел магистр дождаться ответа, как отозвался сам капеллан:

— Вайденскому августинскому монастырю.

— Стало быть, ваш господин — церковь! — сказал Гус. Его глаза еле заметно сузились. — Хорошо вам живется под властью церкви?

Крестьяне молчали. Они не желали отвечать на этот вопрос. Кому захочется говорить правду в присутствии своего капеллана. Он не дурной человек, но всякий священник есть священник. Капеллан молчал, опустив голову. Наконец крестьянин, стоявший в углу комнаты, ответил:

— А что?.. Власть как власть! Господа одним лыком шиты. С чего бы духовным господам быть лучше других?..

— Одним лыком? — удивился Гус, — Нет, монахи должны жить по заповедям божьим: любить своих ближних, помогать всем страждущим и заботиться о своих подданных, как о родных детях.

Крестьяне с удивлением посмотрели на Гуса. Последние слова магистра заставили их насторожиться. Ишь, какой! «Если проезжий в рясе — не дьявол, — думали они, — то нисколько не лучше его. Так или иначе, он — из духовных. Их легко узнать по тому, как они врут».