Магистр Ян - Милош Кратохвил

«Вы могли бы стать вредными, опасными и роковыми для всего нашего мира, если бы вам удалось напоить нас своим ядом. Но вы мелки, ничтожны и бессильны, пока мы в силах расправляться с вами — вот так!» — Забарелла сложил листки вместе, скомкал и быстрым движением бросил их в очаг. Между горевшими поленьями, превратившимися в искрящиеся красные скелеты, бились яркие язычки пламени. Они лизали края бумаги. Забарелла снова наполнил кубок вином и, смакуя его огненную сладость, взглянул на пылающее письмо. Опуская кубок на стол, кардинал улыбнулся: огонь в очаге напомнил ему настоящий костер…

Негоциант

Матиас Рунтингер стоял у окна своей конторы и смотрел во двор. Со второго этажа была хорошо видна просторная квадратная площадка. По ее краям теснились конюшни, сараи и склады. Хмурое ноябрьское утро вяло пробиралось сквозь холодную мглу. За ночь мороз успел посеребрить крыши сараев густым инеем. Кучера выводили из конюшен ломовых лошадей с широкими крупами и ногами, покрытыми густой шерстью, опускавшейся до самых копыт, — ноги лошадей походили на грубые колонны. Подковы глухо стучали по мерзлой земле. В морозном воздухе висели клубы пара, валившего из лошадиных ноздрей.

Рунтингер хозяйским оком глядел на битюгов, на сплошную стену крепких, вместительных построек и следил за работой кучеров. Его взгляд задержался на пузатых телегах с парусиновыми верхами: две, три, шесть… Вчера эти телеги грузили до позднего вечера. Сегодня они выедут в Нюрнберг. Кажется, он уже всё объяснил им… Покинув Равенсбург, они сразу разделятся: три повозки направятся на Ульм и три — на Аугсбург. Осторожность не повредит. Если кто-нибудь позарится на один обоз, пройдет другой. Уже пора прибыть и Клотцфуссу, — он со своими ребятами будет охранять обозы…

А что там копается Крюппельганнес? В самую последнюю минуту он собрался менять подковы. Нечего сказать, хорош! Ну, кажется, подковы у его коней в порядке. В углу парни разгружают ящики. Слава богу, ни один не пропал. Товар редкостный — кожаные обои из Испании. Рунтингер еще не решил, кому продать их: вюртембергскому герцогу или регенсбургскому оптовому купцу Онезоргу, — он продаст их тому, кто даст больше. Скорее прибежит к нему герцог, — хотя и Онезорг начал жить на широкую ногу! Негоциант относился к своему сопернику с завистью и презрением. Онезорг, видимо, идет в гору; неплохо бы посмотреть на его векселя и кредитные письма, — Онезорга следовало бы как-нибудь подсидеть. Перед тем как лопнуть, надувается и жаба… Нужно бы поскорее инкассировать, а тут, черт побери, пора уезжать! Именно теперь! Впрочем, более подходящего момента не представится и позже. Купец всегда должен находиться у своих товаров. Он сидит с ними, как паук в паутине, чувствуя малейшее подергивание нити в самом отдаленном уголке. К купцу стекаются такие сообщения и сигналы, которые понятны одному ему. Кто-нибудь выбросит на рынок большую партию товара, и он немедленно решает: воспользоваться этим или убраться восвояси, чтобы самому не попасть в ловушку! Купцу стóит только понюхать и пощупать товар, как он обязательно что-нибудь придумает. Разумеется, принимать решения на расстоянии совершенно невозможно. Но ничего не поделаешь. Придется ехать… и он поедет. Конечно, тут не обойтись и без убытков… Собственно, их не будет, — он получит только меньше прибыли. Правда, маленькая прибыль там, где она может быть большой, тоже убыток.

Положение улучшат заработки в Констанце. Обязательно. Иначе зачем ехать туда? А другой голос внушал: ты поедешь, даже если весь мир перевернется вверх ногами. Кто пожелает упустить такой подходящий момент? В Констанце затапливается огромная печка, — в ней будут печь титулы, чины, государства с их границами, правительствами, союзами. Одним словом, там будет делаться высокая политика! На чем? На деньгах, известной старой подливке! Только дурак откажется от выгодного заработка. Такого промаха — Констанц прямо под носом! — не простишь себе до самой смерти. Если уж очень захочется побывать дома, то в любой момент можно вернуться. Впрочем, это было бы даже неразумно. Не нужно быть мелочным. У Боденского озера завязывается игра могучих сил. Ее нельзя терять из поля зрения, иначе утратишь ориентировку. Бог весть, как старому Матиасу удастся впутаться в эту игру… Ему бы только довести, начатое дело до конца. Отсюда не ускачешь на несколько деньков: иногда достаточно одного дня, чтобы всё пошло к черту. Старые связи легко рвутся, а новые завязываются медленно. Если тебя нет при деле, твое положение настолько шатко, что лучше начать всё сначала. Нет, он будет спокойно торчать на одном месте, наблюдая, прислушиваясь и мотая себе на ус. Только таким путем он выберет подходящий момент, разложит товар или подмажет пятки. Собственно, его душа уже больше в Констанце, чем в Равенсбурге.

«А кто будет дома? Что ж… Дела придется передать Мельхиору. Бедняга мальчуган… Следовало бы раньше обратить на него внимание. Верно, следовало бы. Но когда? Дома у меня никогда не было свободной минутки. Да и часто ли я грелся у семейного очага? Вниз я спускаюсь только для того, чтобы поесть и поспать. За обедом никто не смеет тревожить меня болтовней. Даже за столом я не перестаю думать о деле. Собственно, с сыном я вижусь только в конторе. Да и там я немного разглядел в нем. Мельхиор приходит всегда точно, как все писари, усаживается за свой столик и не отрывает глаз от бумаг, пока соседи не пойдут на обед или не кончат работу. Сын никогда ни о чем не спрашивал у меня, а я никогда ничего не рассказывал ему.

А теперь я должен доверить Мельхиору такое большое дело! Хоть бы он содержал его на нынешнем уровне! Правда, сын — добросовестный, старательный и аккуратный. Он никогда не промахнется, не пожалуется на свою усталость, хотя с виду тоненький, как былинка. Все эти достоинства хороши для прилежного писаря — и только! Он может оказаться совершенно неспособным, когда ему придется самостоятельно обдумывать коммерческие вопросы, вести дело самому. Тут же недостаточно уметь считать, — надо решать. Мне следовало бы пораньше поговорить с ним, — ведь я прекрасно знал, что поеду в Констанц и что мне понадобится замена. Всякий раз, когда я встречался с сыном, у меня пропадала охота говорить об отъезде. Откуда у парня взялись холодные рыбьи глаза? Его лицо — лицо старика, губы совершенно бесцветны… Торговля мне, слава богу, всегда удавалась, а вот сын почему-то не удался!

Вчера я сообщил ему об отъезде. Черт возьми, я хорошо помню свою первую торговую сделку. Когда покойный батюшка позволил мне заключить ее, я был горд и от радости чуть не подпрыгнул до потолка. А Мельхиор? Он поднял свои безжизненные рыбьи глаза и еле выдавил: „Слушаюсь, батюшка“. И это всё, что он сказал. Казалось, сын воспринял это, как приказание, — точно я поручил ему купить бочку селедок.

Откладывать поездку больше нельзя — наступает последний вечер. Нужно поговорить с сыном по душам и дать ему самые необходимые указания».

…За спиной Матиаса Рунтингера скрипнула дверь. Осторожно передвигая ноги по дощатому полу, в комнату вошли писари. Рунтингер даже не повернувшись в их сторону, что-то пробурчал в ответ на их приветствия. Писари начали усаживаться за свои столики, скрипя стульями, шурша одеждой и шелестя бумагой.

Что ж, он, пожалуй, попробует!

Купец повернулся к писарям и сказал:

— Убирайтесь отсюда к черту! Сейчас вам надо быть на складах и во дворе. Просмотрите товар и сверьте его по накладным. А ты, Мельхиор, останься…

Все писари, кроме Мельхиора, сидевшего за своим столом, как воробьи выпорхнули во двор. Спокойный и невозмутимый, Мельхиор даже не взглянул на отца. Худыми костлявыми пальцами он приводил в порядок бумаги, перья и свинцовые палочки.

Матиас Рунтингер хотел было крикнуть на сына и расшевелить его, но вовремя спохватился. Желая приободрить себя, купец принялся ходить по комнате. Только после третьего поворота он заговорил с сыном. Беседуя с Мельхиором, Матиас Рунтингер не испытывал никакого воодушевления. Купцу казалось, что он бросал горох в стену. Но когда Матиас начал передавать сыну свой опыт и свои знания, то неожиданно обрадовался. В его душе заговорил старый хищник, совершивший на своем веку немало удачных сделок. Он разбирал самые яркие операции, подчеркивая то одну, то другую, важную, но мало заметную на первый взгляд деталь, от которой зависел успех. Его походка становилась более уверенной, на скуластом лице заблестели, и ожили глаза. Он не сразу избавился от воспоминаний о своих старых удачных сделках. К черту! Сначала он даст Мельхиору несколько практических советов!

— Главное, не бойся риска! Придерживайся правила: не рискуй всем сразу. Меня научили этому итальянцы. Фирмы никогда не отправляют крупную партию на одном корабле, — можно потерять весь товар. Только мелкие купчишки грузят весь товар на одно судно и отправляют его бог весть куда. Доберется оно до места — хорошо. Нападут на него, — это происходит в пятидесяти случаях из ста, — товар окажется в лапах у дьявола, турок или пиратов, а господин негоциант останется с носом. То же самое на суше. Ты, наверное, обратил внимание на обозы, которые отправляются сегодня в Нюрнберг. Мы посылаем либо половину партии, либо всю, но по двум разным дорогам. Если ты не сможешь отправить товар несколькими частями, пошли его с обозами других купцов. Даже тогда, когда крайне необходимо ехать самому, не езди по торговым дорогам. Если ты будешь часто сопровождать товар, то рано или поздно попадешь в руки какого-нибудь рыцаря-разбойника или целой банды с большой дороги. Выкуп они назначают с учетом состоятельности хозяина фирмы. За твою или мою голову нам придется рассчитаться ценой нашей фирмы. Лучше посылай поверенных, — с них нечего брать. Не остается ничего другого, как доверить продажу и закупку товаров за границей нашим агентам. Где их адреса, ты, наверное, знаешь. Правда, они бессовестно вымогают большие комиссионные, но исчисляют свой заработок в зависимости от полученной прибыли, а не от суммы, вырученной за весь товар.