Если наступит завтра - Сидни Шелдон

Она вскочила на ноги и сдернула с головы полотенце.

– Небольшое испытание! В моей жизни не случалось ничего подобного! Я играю с двумя гроссмейстерами мирового класса после того, как вы преподали мне один-единственный урок…

– Два, – уточнил Джеф. – К тому же у вас природный талант к шахматам.

– Господи! Почему я позволила втянуть себя в эту авантюру?

– Потому что мы заработаем кучу денег.

– Я не хочу зарабатывать кучу денег. Хочу одного: чтобы наш корабль утонул! Почему мы не на «Титанике»?

– А теперь успокойтесь, – попросил ее Джеф. – Все скоро кончится…

– Кончится полным провалом! Все на корабле увидят…

– Так ведь в этом весь смысл.

* * *

Вместе с корабельным казначеем Джеф совершил необходимые приготовления. Отдал ему на хранение двадцать тысяч долларов в дорожных чеках и попросил подготовить к вечеру пятницы два шахматных стола. Слух о предстоящей игре быстро распространился по кораблю, и к Джефу стали подходить и спрашивать, правда ли, что состоится невиданный матч.

– Чистая правда, – заверял он всех интересующихся. – Бедолага мисс Уитни вбила себе в голову, что у нее есть шанс победить. Даже заключает на это пари.

– А что, и я могу поставить небольшую сумму? – поинтересовался пассажир.

– Какую угодно. Мисс Уитни предлагает десять к одному.

Миллион к одному – в этом было бы больше здравого смысла. Как только приняли первую ставку, хлынул настоящий дождь. Казалось, все на борту, включая судовых механиков и корабельное начальство, решили принять участие в игре. Суммы колебались от пяти долларов до пяти тысяч, и каждый, без исключения, ставил на русского и румына.

Подозрительный казначей доложил капитану:

– Сэр, ничего подобного я не видел. Все обезумели – несут и несут деньги. У меня уже скопилось около двухсот тысяч.

Капитан окинул его задумчивым взглядом с ног до головы.

– Так вы утверждаете, что мисс Уитни собирается одновременно играть с Мельниковым и Негулеску?

– Так точно, сэр.

– Вы проверили, эти два человека в самом деле Мельников и Негулеску?

– Разумеется, сэр.

– Как вы считаете, есть шанс, что они намеренно сдадут игру?

– Ни малейшего, с их-то тщеславием. Думаю, скорее умрут. А если проиграют женщине, то непременно умрут, когда вернутся на родину.

Капитан провел рукой по волосам и недоуменно нахмурился.

– Вы что-нибудь знаете об этой мисс Уитни и Джефе Стивенсе?

– Нет, сэр. Насколько могу судить, они путешествуют порознь.

Капитан принял решение:

– Дело попахивает мошенничеством, и в любом другом случае я положил бы конец затее. Но я готов поручиться жизнью: в шахматах шулерство не проходит. Пусть матч состоится. – Капитан подошел к столу и достал из ящика черный кожаный бумажник. – Вот, поставьте за меня пятьдесят фунтов. На гроссмейстеров.

В девять вечера в пятницу в «Королевский» салон корабля набилось множество народу: пассажиры первого класса, люди, просочившиеся из второго и третьего, свободные от вахты судовые офицеры и команда. По просьбе Джефа для состязания отвели два помещения. Один стол поставили в середине «Королевского» салона, другой в соседнем и опустили шторы, чтобы изолировать шахматистов друг от друга.

– Чтобы играющие не отвлекались, – объяснил Джеф. – И еще: зрители не должны переходить из салона в салон; пусть остаются там, где с самого начала заняли места.

Чтобы публика не приближалась к столам, вокруг них натянули бархатные шнуры. Люди предвкушали уникальное зрелище, понимая, что ничего подобного они никогда не увидят. Ни один человек не знал, кто такая эта красивая американка, но зато все были уверены, что ни она, ни кто-то другой не способны одновременно играть с Мельниковым и Негулеску, надеясь хотя бы на одну ничью.

До начала игры Джеф представил Трейси гроссмейстерам. В своем длинном платье из тускло-зеленого шифона с одним обнаженным плечом она походила на фигуру с греческой вазы. Глаза на бледном лице казались огромными.

Петр Негулеску оглядел ее с ног до головы.

– Надеюсь, вы выиграли все национальные турниры, в которых вам приходилось принимать участие?

– Да, – ответила Трейси.

– Никогда не слышал о вас. – Он пожал плечами.

Мельников проявил не больше учтивости.

– Вы, американцы, не знаете, куда девать свои деньги. Хочу заранее поблагодарить вас: моя победа доставит радость моим родным.

Глаза Трейси вспыхнули зеленью нефрита.

– Вы еще не победили, мистер Мельников.

Смех русского гулко прокатился по салону.

– Милая дама, я понятия не имею, кто вы такая, зато прекрасно знаю, кто я. Я – великий Борис Мельников.

Пробило десять часов. Джеф обвел глазами салоны – оба были заполнены зрителями.

– Пора начинать.

Трейси, в сотый раз кляня себя за то, что влипла в эту аферу, села напротив русского.

– Ерунда, – убеждал ее Джеф. – Положитесь на меня.

И она, как идиотка, положилась – должно быть, лишилась разума. Села тягаться с двумя самыми выдающимися в мире шахматистами, хотя сама не знала об игре ничего, кроме того, что за четыре часа успел рассказать ей Джеф.

Великий момент настал. Трейси почувствовала, что у нее дрожат ноги. Мельников улыбнулся нетерпеливым зрителям и присвистнул стюарду:

– Принесите мне коньяк «Наполеон».

– Чтобы все было по справедливости, – обратился Джеф к русскому, – предлагаю вам играть белыми и ходить первому. А в партии с мистером Негулеску белыми будет играть мисс Уитни и первой пойдет она.

Гроссмейстеры согласились.

На глазах притихших зрителей Борис Мельников протянул руку и, начиная разыгрывать гамбит, перевел пешку от ферзя на два поля вперед. «Я не просто обыграю эту женщину! Я раздавлю ее!»

Он поднял на Трейси глаза. Она взглянула на доску, кивнула и, не прикасаясь к фигурам, поднялась и направилась в салон, где ее ждал Негулеску. Стюард расчищал ей дорогу. В соседний салон набилось человек сто. Все с интересом наблюдали, как Трейси занимала место за доской.

– А вот и вы, голубка. Еще не обыграли Бориса? – Румын раскатисто рассмеялся своей шутке.

– Стараюсь, мистер Негулеску, – спокойно ответила Трейси и перевела белую пешку от ферзя на два поля вперед. Румын посмотрел на нее и ухмыльнулся. Через час у него был назначен сеанс массажа, но он рассчитывал завершить партию раньше. И двинул черную пешку навстречу белой. Трейси несколько секунд изучала положение, затем встала. Стюард проводил ее к столу Мельникова.

Трейси села за стол и передвинула черную пешку на две клетки вперед. Краем глаза она заметила, как стоявший позади остальных Джеф едва заметно одобрительно кивнул.

Ни секунды не размышляя, Мельников пошел пешкой от слона с фланга ферзя.

Через две минуты Трейси повторила его ход на доске против Негулеску. Румын ответил королевской пешкой.

Трейси поднялась и пошла в салон, где ее ждал русский, и там тоже сыграла королевской пешкой.

«А она не совсем профан! – удивился русский. – Ну-ка, посмотрим, как она поступит вот в этом случае», – и пошел конем от слона на фланге ферзя.

Трейси запомнила его ход и точно так же сыграла против Негулеску. Тот сходил пешкой от слона, и Трейси поспешила с его ответом к русскому.

Со все возрастающим удивлением гроссмейстеры начали сознавать, что столкнулись с блестящей шахматисткой. Какие бы хитроумные ходы они ни делали, дилетантка достойно отвечала на них. И поскольку гроссмейстеры сидели в разных салонах, им не приходило в голову, что, по сути, они играют друг против друга. Как бы ни пошел Мельников, Трейси воспроизводила его ход с Негулеску. А ответы румына использовала против русского.

Вскоре с мастеров слетела вся самоуверенность – теперь они боролись за свою репутацию. Обдумывая ходы, бегали по салонам и яростно затягивались сигаретами. Одна Трейси казалась спокойной.

В начале игры, чтобы поскорее кончить дело, Мельников попытался пожертвовать пешкой и создать угрозу белым слоном на фланге черного короля. Когда Трейси воспроизвела его ход на доске Негулеску, тот обдумал ситуацию и, отказавшись от жертвы, прикрылся. Мельников выдвинул слона на седьмую линию, чтобы дать свободу ладье, и румын быстро защитился, не позволяя разрушить свой пешечный строй.

Игра без перерыва продолжалась четыре часа, но ни один человек не покинул салонов. Мастера хранили в голове сотни партий, которые сыграли другие шахматисты. И теперь в эндшпиле узнали почерк друг друга.

«Мерзавка! – подумал Мельников. – Она училась у Негулеску. Это он ее натаскал!»

«Протеже Мельникова, – решил румын. – Его школа!»

Чем сильнее возрастало сопротивление Трейси, тем яснее сознавали гроссмейстеры, что партии не удастся довести до победного конца. Дело оборачивалось ничьей.

На шестом часу игры к четырем утра на каждой доске из фигур оставалось по три пешки, ладье и королю. Ни у одной из сторон шансов на победу не было. Мельников изучил позицию, вздохнул и проговорил: