Рок небес - Мэри Робинетт Коваль

мог… поставить Флоренс в компрометирующее положение.

– Ты действительно думаешь, что она стала бы молчать? Если бы это было против ее воли?

Я нахмурилась, задумавшись, но мне не давали покоя мысли о знакомых женщинах, которые и в самом деле молчали. Прямолинейные, смелые женщины, которые ничего не говорили о домогательствах из-за неоправданного стыда. Или из страха, что им не поверят. Кроме того, Флоренс даже с де Бером общалась, стараясь не лезть на рожон и просто улыбаясь.

– Кто знает? Ну, он ведь командир миссии. К кому бы она обратилась за помощью? Мы тут все вместе застряли на три года.

Камила вздохнула и покачала головой.

– Ладно, я постараюсь быть начеку, но она может быть ни при чем.

О чем она…

– О. Кто-то из мужчин? Серьезно?

Камила снова красноречиво пожала плечами.

– Это не редкость в мужской среде. Школы-интернаты. Подводные лодки. Окопы. Конечно, об этом не говорят и смотрят на это неодобрительно, но вообще это известная история.

– Но тогда… зачем презерватив? Мужчины ведь не могут забеременеть.

– Эльма, Эльма, Эльма… Позволь мне рассказать о важности смазки и…

– Ой, что-то здесь жарковато.

Здесь и правда было тепло, но я нарочно преувеличила свой южный акцент и захлопала ресницами.

Камила расхохоталась. Я тоже рассмеялась, радуясь, что мне не придется слушать неожиданную лекцию на эту тему. Было ли мне любопытно? Конечно. Но не настолько, чтобы стремиться узнать больше подробностей, чем мне уже было известно.

Камила потерла лоб, и ее улыбка исчезла.

– Меня больше беспокоит история с Паркером. Эту тему не поднимали ни на одном из медицинских совещаний.

– Его оправдали. Ни одна из женщин не стала давать показания. – Я добавила в яичную смесь немного перца, наблюдая за тем, как черные точки кружатся на желтом фоне, напоминая солнечные пятна. – Кроме меня.

Она присвистнула.

– Твою мать. Прости, конечно, но какого черта они вас посадили на один корабль?

По крайней мере, на это у меня был ответ.

– Вместе мы делаем МАК хорошую рекламу.

* * *

Даже в космосе сервировать стол очень приятно. Одно из доказательств того, что я истинная дочь своей матери. Она очень гордилась красиво накрытым столом. Особенно на шаббатний ужин.

В космосе у нас не было дня отдыха. Пропустить целый день и не обслуживать корабль было бы опасно для жизни, поэтому раввины постановили, что космонавтам-евреям разрешается выполнять необходимую работу в субботу. По крайней мере, мой раввин так постановил. Как я поняла, на эту тему еще велись споры.

Но я все равно старалась соблюдать правила по мере возможности. Когда подошла очередь моего дежурства на кухне, я приготовила картофельный кугель и испекла халу, хотя, знаете, с обезвоженными яйцами добиться правильной консистенции теста непросто. Но мне понравилось отвечать на вызов, который бросал мне шаббат в космосе.

Или, может быть, все дело было в том, что, когда я готовила вкусную еду, даже Паркер вел себя вполне сносно.

Он смеялся над чем-то, что Леонард только что сказал на латыни.

– Это мое новое любимое латинское изречение. Utinam barbari spatium proprium tuum invadant.

Леонард ухмыльнулся.

– И мое! – он оглядел остальных. – Перевод: пусть варвары вторгнутся в ваше личное пространство!

Ударив ладонью по столу, Паркер склонился над своей тарелкой.

– Хорошо. Это критически важно для миссии. Нам нужен более широкий спектр ругательств для работы с центром управления полетами. Так что помогайте.

– О, любимый ЦУП. – Терразас закатил глаза и помахал вилкой, на которую был плотно нанизан редис. – Попробуй вот это: Pollas en vinagre. Петухи в уксусе.

– Маринованные петушары! – Паркер хлопнул в ладоши, широко улыбаясь: – Отлично.

Рафаэль, который сидел напротив, наклонился через стол.

– Как насчет этого? Vai pentear macacos. Иди чеши обезьян.

– Ну, нет. – Камила ткнула в сторону Рафаэля куском халы. – Это слишком мило для ЦУП. Ты даже не представляешь, от скольких анализов крови я вас сберегла. ЦУП – это kos omak yom el khamees.

Я понятия не имела, что она сказала, поэтому взглянула на Паркера. Тот повторил слова одними губами, а затем громко расхохотался.

Камила сморщила нос и перевела для остальных.

– Влагалище твоей матери в четверг.

– У тебя острый язык.

– …Сказала девушка солдату.

Камила подмигнула, и помещение, словно живительный кислород, наполнил смех.

Вытерев глаза салфеткой, Паркер повернулся ко мне.

– Что скажешь, Йорк? У тебя есть для меня что-нибудь на идише?

– Для тебя? Или для ЦУП?

– Смотря что погорячее, – он расплылся в улыбке, и мне показалось, что улыбался он даже вполне искренне. – Значит, кое-что для меня.

Я рассмеялась и постучала пальцем по губам, задумавшись на секунду. По правде говоря, я не особо говорила на идише. Во всяком случае, я только в детстве говорила на нем с бабушкой.

– Как насчет… Ale tseyn zoln dir aroysfaln, nor eyner zol dir blaybn af tsonveytik.

Паркер округлил глаза.

– Можешь еще раз? Помедленнее?

– Ale tseyn zoln dir aroysfaln… – Я дождалась, когда он кивнет. Лицо у него было таким сосредоточенным, словно он производил стыковку на «Лунетте». – Nor eyner zol dir blaybn af tsonveytik.

– Я… я вообще таких слов не знаю, – он отодвинул стул: – Терразас, давай поменяемся местами.

Терразас со смехом отодвинул стул и встал, взяв свою тарелку.

– А что случилось с критически важным для миссии делом?

– Чувак, тут язык, которого я не знаю. Я должен его победить, – Паркер поднял руки над головой и сплел пальцы вместе, будто колдун, вызывающий демона: – Я! Должен! Победить!

У меня по шее побежал пот. Паркер уже так делал. Вел себя душкой, только чтобы позднее меня унизить. Я не про языки, а про все те моменты, когда он, казалось, преодолевал свою ненависть ко мне, но горечь тут же возвращалась.

Я вытерла руки салфеткой, когда Паркер обогнул стол и плюхнулся на освобожденный Терразасом стул. Он улыбался, как ребенок новой игрушке.

– Что это значит?

– Пусть у тебя выпадут все зубы, кроме одного, который вызовет зубную боль.

– Ого, неплохо… Давай еще раз? Как можно медленнее.

Я медленно повторила фразу, делая паузы между словами.

– Ale tseyn zoln dir aroysfaln, nor eyner zol dir blaybn af tsonveytik.

Паркер одними губами повторял слова за мной, словно пробуя их на вкус.

– Tseyn… Tsonveytik. Зубы и зубная боль?

Меня не должно было это удивлять.

– Именно так.

– Выпендрежник!

Леонард скомкал салфетку и бросил ее в Паркера. Бумажный комок отлетел от его головы и приземлился на стол.

– Да я только два слова понял! И все. – Паркер схватил салфетку и бросил ее обратно. – Supprime tuum stultiloquium![51]

В этот момент затрещали основные динамики, и все движение в комнате прекратилось.

– Нинья 1, вызывает Канзас.

Паркер вскочил со стула и подбежал к встроенному в стену микрофону.

– Канзас, говорит Нинья 1. Слушаем вас.

Центр управления полетами мог в любой момент воспользоваться общесистемными динамиками, но до сих пор они это делали только для проверок системы. В симуляторах такой расклад означал, что что-то пошло не так. Я отодвинула стул и начала убирать со стола. Если дело