Пока я спала - Амалия Март

тебя было много доводов, — выпускает он смешок, стягивая с головы шапку и прочесывая волосы ладонью.

— Странно. После квартиры, дом кажется настоящей роскошью, — обвожу взглядом высокий потолок, под которым циркулирует поток воздуха, так, что даже дышится легче.

Миша молчит, смотрит на меня своим классическим вдумчивым взглядом, почесывая теперь уже бороду, и, наконец, изрекает:

— Дай-ка вспомнить, было что-то вроде: это дорого в обслуживании…

— Но лес за окном! — перебиваю я глупый довод.

— Удаленность от города…

— Но елки! — машу за окно на заснеженные верхушки.

— Времязатратно.

— Но лес и елки! — повторяю, улыбаясь.

Ну да, все логично, если так подумать. И далеко от города, и инфраструктуры никакой, и сдохнешь, пока все уберешь, а уж сколько стоит протопить такой дом… Но, честно говоря, я удивлена, что все эти веские доводы когда-то звучали из моих уст.

Просто я не из тех, кто так глубоко копает, потому что, если загораюсь идеей — меня не остановить. Какие глупости эти мелочи, когда ты в любой момент можешь отправится с фотоаппаратом на прогулку, поймать в кадр дикого зайца или утопающий за макушками сосен закат? Что можно поймать из окна квартиры? Только депрессию.

— Мне нравится, что ты сейчас такая, — тихо говорит Миша, продолжая рассматривать меня, как диковинную зверушку. — Я уже говорил, — снова чешет затылок, уводя взгляд. — Может, когда ты выздоровеешь…

— А мне нравится, что ты со мной разговариваешь, — прерываю его далеко идущие планы.

Просто пугаюсь. В груди от иррационального страха все сжимается, будто меня собираются приковать к батарее, хотя я вроде как уже давненько пристегнута к ней.

Это ж странно бояться таких далеко идущих планов, когда я уже совершила эти прыжки веры в светлое будущее, которое оказалось темной пропастью во ржи? Но сейчас я снова чувствую ту бьющую по нервам тревожность от слов «может, когда…».

Потому что я никогда не позволяю себя связывать обещаниями. Не позволяла.

Миша мне улыбается. Раз четвертый за наше знакомство. Может поэтому эти улыбки такие щемяще-проникновенные?

— Надолго мы сюда? — спрашиваю, упирая подбородок в подтянутые к лицу колени.

— Настолько, насколько сама захочешь. Как только тебе станет лучше, или ты захочешь вернуться — мы уедем.

— И чем будем заниматься здесь? — многозначительно понижаю тембр.

— Гулять, читать, разговаривать… — неуверенно добавляет он.

— Пить вино у камина?

— Тебе нельзя вино.

— Тогда чай? Ты купил чай?

— Конечно. Чай и какао.

Я снова улыбаюсь.

— Бабушка в детстве готовила нам его с…

— Зефирками. Ты рассказывала.

— Это так вкусно, когда чуть кисловатый зефир начинает таять в какао! Лучший напиток в мире!

— Мне кажется, после этого рассказа я в тебя и влюбился, — говорит Миша. Его голос звучит приглушенно и хрипло, пробираясь мурашками по моим рукам. — Ты минут пятнадцать рассказывала, почему маршмеллоу — отстой, и нужен именно зефир, пока мы стояли в кофейне и выбирали из меню.

— Правда?

— Да, это была первая встреча.

— А как мы познакомились? — я потираю предплечья, словно мне холодно, хотя камин разогрел воздух до испарины на затылке.

Миша закатывает рукава, удерживая паузу, кажется, целую вечность.

— История настолько темная? — смеюсь, пытаясь разрядить собственную нервозность.

— Я тебя преследовал, — выдает он.

Я замираю на диване, проворачивая в голове самые жуткие картинки, складывая то, где мы сейчас находимся, как далеко до ближайших людей, кто знает где мы вообще и остальные мало успокаивающие факторы: мою полную по отношению к мужу-йети амнезию и очень сомнительную фортуну. Пока он молчит, я успеваю записать его в серийные убийцы и спрогнозировать, сколько ножей я найду на кухне для самообороны.

— Увидел тебя в метро и… Черт, начал не с того, — низко смеется, видя мое застывшее лицо. — Был какой-то тяжелый день, — начинает он сильно из далека. Но я не подгоняю, боясь спугнуть прорвавшего, наконец, йети. — Крупный заказ ушел из-под носа, пришел крупный административный штраф за какую-то хрень, машина встала прямо у работы. День был очень жаркий, и пришлось ехать на метро. Я вообще не любитель мест скопления людей, а тут толпа, запахи, все раздраженные. И ты.

Сидишь, перекинув ногу на ногу, читаешь какую-то брошюру, словно не замечая окружение. Из-под длинной немыслимо цветастой юбки торчит красивая ножка с ярко накрашенными пальчиками, которые дергаются, словно в такт музыке, что звучит у тебя в голове. Я присмотрелся, а наушников на тебе нет.

Я так живо представляю эту картину, что кажется, она превращается в воспоминание, настолько осязаемой становится. Моя любимая цветастая юбка, малиновый вырви-глаз лак на ногтях, которым я скрашиваю каждый приезд на родину, привычка что-то читать в пути и совершенно неконтролируемые движения на музыку в голове. Привычка, которая всех раздражает.

Удивленно распахиваю глаза, спуская ноги на пол, по ступням проходится тепло от камина, и я сползаю с дивана на пол, чтобы быть немного ближе к Мише. Впитать эту потрясающую историю глубже, чтобы запустить, наконец, чертову память. Я чувствую, что мы близки. Как никогда.

— И что было дальше? — с трепетом спрашиваю едва разговорившегося мужчину.

— Я все не решался с тобой познакомиться. Глупо так. В метро, в час пик, вроде взрослый мужик и клеиться к девушке… Поэтому просто вышел за тобой на станции и, как идиот, шел за тобой до турагентства. Ты зашла внутрь, а там такие прозрачные окна, как витрина, и всё видно внутри. И остался там стоять.

Наверное, к Машке забегала. Может, за ключами. Я вечно теряю их на дне багажа после длительных путешествий.

— Это было в июле? — уточняю я.

— Да.

Ну точно, сразу после Греции, получается.

— Я успел потоптаться на тротуаре и почувствовать себя настоящим придурком, готовый уже развернуться