Жены и дочери - Элизабет Гаскелл

– Смею надеяться, вскоре ты вновь отправишься в Хэмли? Чтобы ты знала, Феба, он не старший сын! Не забивай мне голову своими «восемнадцать» или «девятнадцать», а лучше послушай. Молли рассказала нам о том, что часто виделась с мистером Роджером и что он был добр с нею. Мне всегда говорили, что он – очень милый молодой человек, дорогая. Расскажи нам о нем еще что-нибудь! Слушай внимательно, Феба! Как он был добр к тебе, Молли?

– Ну, он говорил мне, какие книги стоит читать, а однажды обратил мое внимание на то, сколько пчел…

– Пчел, дитя мое! Что ты имеешь в виду? Вы оба, должно быть, сошли с ума!

– Вовсе нет. Просто в Англии встречается около двухсот видов пчел, и он хотел обратить мое внимание на их отличие от мух. Мисс Браунинг, – продолжала Молли, покраснев, как маков цвет, – я прекрасно понимаю, на что вы намекаете, но вы ошибаетесь, причем очень сильно. Я не скажу более ни слова о Хэмли или мистере Роджере, если это наводит вас на столь глупые мысли.

– Скажите, пожалуйста! Вы только взгляните на эту юную леди, которая вздумала читать нотации старшим! Глупые мысли, надо же! Это у тебя в голове роятся глупые мысли, что твои пчелы. И позволь заметить тебе, Молли, что ты еще слишком молода, чтобы думать о возлюбленных.

Молли уже пару раз называли дерзкой и нахальной, и сейчас она вполне заслуженно позволила себе дерзость.

– Я ведь не говорила, что вкладываю в понятие «глупые мысли», мисс Браунинг. Вы согласны со мной, мисс Феба? Разве вы не видите, дорогая мисс Феба, что она все интерпретирует по-своему, как подсказывает ей воображение, особенно эти глупые разговоры насчет возлюбленных?

Молли буквально кипела от негодования, но, взывая к справедливости, она явно обратилась не к тому человеку. Мисс Феба попыталась восстановить мир в манере всех слабовольных персонажей, которые готовы закрыть глаза на непривлекательный вид язвы, вместо того чтобы попытаться излечить ее.

– Я в этом совершенно не разбираюсь, дорогая. Как мне представляется, Салли говорила правду, сущую правду. А еще мне кажется, милочка, что ты неправильно поняла ее или, быть может, это она неправильно поняла тебя, или же я неправильно понимаю вас обеих. Давайте более не будем говорить об этом. Сколько ты собиралась заплатить за драгет для столовой мистера Гибсона, сестрица?

Молли и мисс Браунинг остались весьма недовольны друг другом, и так продолжалось до самого вечера. Они пожелали друг другу спокойной ночи, проделав весь ритуал с самым ледяным и неприступным видом. Молли поднялась в свою маленькую спаленку, чистую и опрятную, какой только может быть комнатка, где все – полог у кровати, занавески на окнах, стеганое покрывало – украшено лоскутным шитьем. Туалетный столик в японском стиле, покрытый натуральным лаком, имел множество маленьких выдвижных ящичков и прикрепленное к нему небольшое зеркало, искажавшее любое лицо, которому некстати вздумалось бы взглянуть в него. Комната эта казалась ей одной из самых изящных и роскошных, особенно по сравнению с ее собственной голой спальней, единственным украшением которой служила белая хлопчатобумажная ткань портьер и покрывала. И вот теперь, когда она спала в ней в качестве гостьи, все эти причудливые безделушки, завернутые в оберточную бумагу, на которые раньше она поглядывала с благоговейным восхищением, были выставлены для ее личного пользования. Но как же мало она заслуживала столь щедрого гостеприимства! Какую дерзость и неповиновение выказала! И как разозлилась и даже оскорбилась с тех пор! Она расплакалась от стыда и жалости к самой себе, когда вдруг раздался негромкий стук в дверь. Молли отворила ее. На пороге стояла мисс Браунинг в чудесном, затейливо пошитом ночном чепце и халате из набивного ситца, наброшенном поверх короткой белой ночной сорочки.

– Я боялась, что ты уже спишь, дитя мое, – мягко произнесла она, входя в комнату и закрывая за собой дверь. – Но я хотела сказать, что мы обе вели себя сегодня дурно. Думаю, что во всем виновата я. Хорошо, что Феба ничего не знает, потому как она считает меня идеалом, ведь мы давно живем вдвоем и нам легче находить общий язык друг с другом, когда одна из нас уверена, что другая не может ошибаться. И все-таки я полагаю, что позволила себе рассердиться. Мы больше не станем говорить об этом, Молли, но только расстанемся и отойдем ко сну друзьями – и всегда будем ими, не так ли, дитя мое? А теперь поцелуй меня, не плачь и вытри глаза. И не забудь погасить свечу.

– Это я во всем виновата, я повела себя недостойно, – заявила Молли, целуя ее.

– Глупости! Не смей мне противоречить! Раз я говорю, что это моя вина, значит, так оно и есть. И я не желаю более слышать об этом.

На следующий день Молли отправилась с мисс Браунинг взглянуть на ремонт, который та затеяла в их доме. На ее взгляд, лучше бы она вообще ничего не меняла. Светло-серые стены столовой, прекрасно гармонировавшие с темно-малиновыми полушерстяными портьерами, казавшимися тонкими, когда они были вычищены от пыли, вдруг обрели сверкающий оранжево-розовый оттенок; а новые занавески были того бледного цвета морской волны, что только-только входил в моду.

– Очень ярко и мило, – выразилась по этому поводу мисс Браунинг.

И Молли, памятуя о клятве в вечной любви и дружбе, не нашла в себе сил возразить ей. Оставалось лишь надеяться, что зеленый и коричневый драгет приглушит и яркость, и «миловидность». Повсюду стояли подмости, и Бетти ругалась на чем свет стоит.

– Давай поднимемся наверх, и ты взглянешь на спальню папы. Сейчас он спит в твоей комнате, чтобы не мешать ремонту.

Молли смутно помнила, как ее привели в эту самую комнату сказать последнее «прости» умирающей матери. Перед ее внутренним взором встало белое постельное белье, белый муслин, обрамляющий бледное и исхудалое лицо с огромными ввалившимися глазами, в которых застыла печаль и страстное желание еще раз прикоснуться к своей маленькой крохе, которую мать уже не могла удержать на ослабевших руках, начавших неметь в предчувствии смерти. Много раз, когда Молли после того печального дня бывала в этой комнате, перед ее глазами вставало то же самое исхудалое печальное лицо на подушке и смутные очертания фигуры матери под простынями. Девочка не страшилась этих видений – напротив, она старалась сохранить их как последнюю память о матери. Глаза ее наполнились слезами, когда она вслед за мисс Браунинг вошла в комнату, чтобы взглянуть на нее в новом свете. Здесь переменилось почти все – местоположение кровати и цвет мебели; теперь тут стоял роскошный туалетный столик со всеми необходимыми аксессуарами, а примитивный комод с зеркалом в раме над ним, который верно служил ее матери на протяжении всей ее недолгой замужней жизни, исчез.

– Видишь, мы стараемся подготовить все, что можно, к приезду дамы, которая много времени проводит в особняке графини, – пояснила мисс Браунинг, уже вполне примирившаяся с женитьбой мистера Гибсона благодаря приятной возможности проявить свои таланты в руководстве ремонтом и заменой мебели, которую она обрела взамен. – Кроумер, обойщик, пытался убедить меня втиснуть сюда софу и письменный стол. Эти люди готовы сослаться на какой угодно писк моды, лишь бы продать что-либо. Но я ответила: «Нет-нет, Кроумер, спальни предназначены для того, чтобы в них спать, а гостиные – чтобы сидеть. Все должно быть по правилам, и не пытайтесь переубедить меня насчет этой ерунды». Моя мать устроила бы нам хорошенькую головомойку, если бы застала днем в спальне. Уличную одежду и прочие штуки мы держали в специальном шкафчике внизу, а для мытья рук было выделено специальное местечко. А что еще требуется днем? Подумать только, засунуть в спальню софу и письменный стол! Никогда не слышала ни о чем подобном. Кроме того, сотни фунтов надолго не хватит. Для твоей комнаты я ничего не смогу сделать, Молли!

– Она мне нравится такой, какая она есть сейчас, – поспешно отозвалась Молли. – В ней почти все осталось в точности так, как было, когда мама жила с моим двоюродным дедушкой. Я бы ни за что на свете не согласилась поменять в ней хоть самую малость. Я люблю ей такой, какая она есть.

– Ну, такая опасность тебе не грозит, поскольку деньги все равно закончились. Кстати, Молли, кто должен будет купить тебе платье подружки невесты?

– Не знаю, – ответила Молли. – Полагаю, что и впрямь буду выступать в роли подружки невесты, но вот насчет платья мне никто ничего не говорил.

– В таком случае я спрошу твоего отца.

– Пожалуйста, не нужно этого делать. Он уже и так наверняка потратил целую кучу денег. Кроме того, я предпочла бы и вовсе не появляться на свадьбе, если бы мне позволили.

– Глупости, дитя мое. О таком событии будет говорить весь город. Ты обязательно должна присутствовать на нем, причем хорошо одетой, хотя бы ради своего отца.

Но мистер Гибсон, как выяснилось, позаботился о платье для Молли, хотя ей самой и не сказал об этом ни слова. Он попросил свою будущую супругу сделать все необходимое, и вскоре из главного города графства прикатила модная портниха с платьем для примерки, которое оказалось настолько простым и элегантным, что сразу же очаровало Молли. Когда оно было уже готово и доставлено домой, Молли устроила приватный показ для обеих мисс Браунинг. Девушка была поражена до глубины души, когда, взглянув на себя в зеркало, заметила перемены, произошедшие в ее внешности. «Пожалуй, меня можно назвать хорошенькой, – сказала она себе, – в этом платье, я имею в виду. Бетти сказала бы: “Одежда красит человека”».