Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности - Андрей Ястребов

Т. Роббинс, Свирепые калеки

Эти примеры позволили одному гениальному библиотекарю открыть основной закон библиотеки. Этот мыслитель заметил, что все книги, как бы различны они ни были, состоят из одних и тех же элементов: расстояния между строками и буквами, точки, запятой, двадцати двух букв алфавита.

Х. Л. Борхес, Вавилонская библиотека

В определенном смысле мы – что лингвистические волки, задираем лапу над участком культуры и помечаем его словесной мочой как территорию, которую контролируем единовластно. А может, и нет.

Т. Роббинс, Свирепые калеки

Мне известен дикий край, где библиотекари отказались от суеверной и напрасной привычки искать в книгах смысл, считая, что это все равно что искать его в снах или в беспорядочных линиях руки…

Х. Л. Борхес, Вавилонская библиотека

Культуру всегда до известной степени двигал рынок. Всегда. Просто сегодня рынок настолько наводнил все укромные уголки и закоулки нашей личной жизни, что целиком и полностью культуру вытесняет; рынок уже стал нашей культурой. И тем не менее…

Т. Роббинс, Свирепые калеки

Я утверждаю, что Библиотека беспредельна.

Х. Л. Борхес, Вавилонская библиотека

ТВ-карнавал и подвиг книжного труженика

...

РЕЧЬ ДЛЯ ЛИФТА

ВСЕ, КРОМЕ ТРУДА

Ну-ка, проверим, насколько мы сильны в математике? Умеем делить столбиком? Знаем таблицу умножения?

А таблицу вычитания? Именно она нам и понадобится.

Мы ведем себя, как унылые маленькие человечки, которых в детстве никто не любил. И постоянно роняли головой об пол.

На вопрос о нашем хобби, любимых занятиях в свободное время, мы обычно не отвечаем и задумываемся, можно ли считать бессонницу любимым занятием, или ТВ, или обжираловку, или шопинг? Особенно ТВ.

Боль унижения уже не чувствуется, но такое ощущение, будто самозванцы мы, словно выиграли какой-то конкурс и теперь попали в «Книгу рекордов остолопов».

Каждая новость на ТВ всего лишь еще один слой на пироге из дерьма. Кстати, количество слоев все нарастает и нарастает. Каждый день. Сегодня еще одни, завтра – еще. Послезавтра еще десяток, еще сотня-другая уже не будет иметь очень большого значения.

Наконец-то мы поняли, на что годится томик Пушкина – бить комаров. Хотя, признаться, не очень удобно.

Один авторитетный эксперт в области ТВ мудро отметил, обращаясь к дочери: «Ты страдаешь наивностью, если веришь, что по-настоящему успешные дельцы движимы гормонами. Твоя проблема в том, что ты испорчена так называемым „развлекательным“ телевидением. Если там не проповедают способы, как подольше оставаться молодыми, то все разговоры только о сексе. Там тебе нарасскажут баек про то, как короли и королевы бизнеса напропалую предаются плотским радостям. Может, они им и предаются, это их дело, но только можешь не сомневаться: сначала они приводят в порядок свои финансовые дела».

На ТВ есть все, кроме труда. Там люди жрут, скандалят, развлекаются.

Но не работают. Вообще!

Понаслаждаемся!? Или потрудимся??

Недавний опрос, проводимый ВЦИОМ, показал, что телевидение занимает верхнюю позицию в строчке предпочтения россиян. Смотрят телевизор 60 % россиян. Занимаются домашним хозяйством, детьми, дачей – 46 %. Читают газеты – 42 %. Встречаются с друзьями – 33 %. Читают книги – 27 %. Слушают музыку – 24 %. Просто отдыхают, расслабляются – 24 %. Интернет (вместе с компьютерными играми) оказался только на 10-й строчке, рестораны и кафе – на 16-й.

Конечно, можно укорить ТВ в торговле хаосом, обвинить в общем низком художественном уровне, противопоставить признанным гениям классической литературы. Можно еще во многом и многом упрекать ТВ… Очень легко занять удобную архаическую позицию, родственную противникам паровоза в XIX веке, взять и опоэтизировать лошадку. Но эта позиция не только старомодна, но и принципиально ошибочна.

Один из самых традиционных упреков ТВ – его призыв к наслаждению. Действительно, телевидение реабилитирует бездействие, не давая телу работать, позволяя нежиться, сливаться с комфортом квартиры. ТВ поднимает тело только для того, чтобы оно налило чаю, поужинало, а потом с вожделением или негодованием внимало скоморошьему действу. Да, безусловно, декларируемая буквенной культурой самобытность зрителя ампутируется, усредненный некритический подход размывает основы индивидуальности, снижение объема частной рефлексии приводит к всеобщему экстазу. Все это так, но тотчас возникает несколько совсем не праздных вопросов. Почему потребление культуры должно сопровождаться напряжением души и тела? Почему обыватель XX века не имеет права на отдых? Отчего праздник должен восприниматься как что-то дурное в сравнении с трудом? Насколько современному человеку необходима самобытная эмансипированность, проповедуемая книгой? Не является ли сплоченность ТВ-аудитории новой редакцией хрестоматийной народности? Применимы ли патриархальные нормы общежития к культуре, повседневности и бытию современного человека?

Во многом источником отождествления творчества с трудом стал процесс профессионализации писательского творчества. Идея писательства как ремесленного труда возникает в XIX веке. В книгоцентричном мире действие, совершаемое с приложением труда – отмечено безусловной самостоятельной ценностью. Литераторы, доказывая ценность собственного творчества, в письмах, дневниковых заметках принимаются размышлять о сложностях процесса писательства. Восторженные современники и потомки скрупулезно собирают черновики, чтобы не дай бог у кого-то не возникло сомнения в исключительной трудозатратности занятий стихотворца и романиста.

По модели писатель-трудящийся рождается идея «чтение – труд», которая отчасти приближает «трудящегося» читателя к «трудящемуся» писателю, удостоверяет изменившийся статус самой процедуры чтения. Теперь человек, взявший в руки книгу с целью приникнуть к животворящему писательскому слову, превращается в апологета чтения-труда. В общефилософском виде идея чтения выглядит как занятие, требующее особой квалификации, старания, сосредоточенности на интерпретации книги и извлечении разного рода смыслов. Возблагодарение за этот труд равноценно затратам – он приносит эмоциональные, образовательные, философские дивиденды.

Издержки идеи «чтение равно труду» обнаруживаются к концу XX века, когда конкурент книги – ТВ – переформатирует отношения человека с источником культурного знания и информации. Теперь со всей очевидностью осознается, что человек устал нести ношу ответственности перед книгой, нельзя требовать от обывателя верности культурно-идеологическим идеям и повествовательной эстетике, рожденным тысячелетия и столетия назад.

В ХХ веке книга если и назначается на роль властителя дум, то только за неимением альтернативных источников информации и культурных знаний. Расширение удельной массы потребителей культуры породило проблему неготовности нового демократического читателя воспринимать изысканное литературное слово. Сначала радио, а потом ТВ разрушили царственное правление книги.

К концу ХХ века становится бесспорной еще одна ипостась отношений человека с книгой как носителем ценной информации – силы и внимание потребителей конечны и являются невозобновляемым ресурсом. Человек постиндустриального общества не желает трудиться над книгой в свободное от работы время, он не хочет брать на себя культурные обязательства предков.

Отношение к культуре, способ ее восприятия в ХХ веке качественно изменились. ТВ пересматривает сложившиеся отношения между человеком и печатным словом. Вместо ремесленно-партнерских отношений, возникших на основе идеи чтение равно труду, ТВ предлагает праздничное действо, отменяющее какие-либо обязательства зрителя перед источником информации.

Рецепция ТВ подразумевает включение человека в новую концепцию времени. При общении с книгой читатель проникал в сферу, в которой господствует объективно-ресурсное отношение ко времени, характеризующее любой вид труда. ТВ отмеряет нетрудовое карнавальное время и не требует от зрителя каких бы то ни было обязательств.

ТВ-каникулярность

Нескончаемая ТВ-каникулярность приучает зрителя к праздности, как итог – неминуемое пресыщение. Будь телезритель чуть проницательнее, он, блуждая с канала на канал, непременно произнес бы: «Да здравствует тавтология!» Вместо этого звучит сетование: «Смотреть нечего». Привычная обида телезрителя имеет эстетические основания: само ТВ сформировало у обывателя завышенные ожидания, но не имеет возможности постоянно поднимать планку напряженности интриги.

Стремясь сделать сюжеты и картинку разнообразнее, ТВ следует экстенсивной модели, предлагая известные вариации в рамках не единожды апробированных моделей. Телеэпос сетки вещания складывается из классического набора: новости, кино, сериалы, аналитика, развлечение. Внимание зрителя быстро адаптируется, обыватель ощущает усталость, становится очевидна недостаточность предлагаемой ТВ-реальности.