Барабаны любви, или Подлинная история о Потрошителе - Светозар Чернов

Поляк решительно указал тростью вперед и они двинулись дальше. Сразу за школой под Бакс-роу проходили с севера из Шордитча к Уайтчеплской станции пути Восточной железной дороги. Справа от взоров любопытных их закрывала высокая глухая ограда, а слева улицу от глубокой выемки отделяла только низкая кирпичная стенка. Чуть далее в сторону Шордитча виднелся обширный железнодорожный двор, к которому от основных путей вели проржавевшие рельсы. Чем дальше поляк с Владимировым удалялись от школы, тем тревожней становилось на душе Артемия Ивановича – он узнал ту злополучную улочку, на которую завлекла его подлая рыжая девица, и где он подвергся безобразному и бесстыдному нападению ненормальных полоумных стерв.

– Тут, – сказал Фаберовский и остановился.

Место, выбранное ирландцами, производило впечатление угрюмое и гнетущее. По правую, южную сторону улицы шел ряд двухэтажных кирпичных домов, однообразие которых лишь слегка нарушал стоявший ближе всего к школе новый домик, построенный тут на месте снесенного при прокладке путей. С севера улочку от самого банкета железнодорожной выемки до самого ее конца ограничивали мрачные стены складов.

– Ворота между оградой железной дороги и Новым Коттеджем, как называют этот новый домик, ведут в конюшенный двор Брауна, – сказал Фаберовский. – Около этих ворот ирландцы и предлагают все совершить. Вот тот симпатичный кирпичный дом слева рядом со складами принадлежит управляющему Эссекским причалом.

– Разве не все пристани находятся в Доках? – поинтересовался Владимиров, беспокойно оглядываясь.

– Нет, причалами тут называют вот те склады, ибо раньше они выходили фасадами на канал на севере, который теперь засыпан. Сюда можно будет подойти вот по этому проулку со стороны складов – прямо до конюшни.

– Здесь, наверное, живут одни бедняки.

– Напротив, судя по тому, что пожарная команда помпует воду из подвалов после вчерашней бури, тутошние жильцы люди состоятельные по уайтчеплским меркам. Какие-нибудь мелкие строительные подрядчики и управляющие складами.

Выбрав место, они дошли до дома ирландцев, чтобы забрать их на рекогносцировку.

– Время позднее, завтра предстоит тяжелая ночь, а мы до сих пор не производили маневры. Даффи пойдет с нами. Вы, Конрой, выйдете о десяти минутах одиннадцатого, дойдете до проулка справа за кладбищем и будете ждать нас в нем прямо в углу напротив конюшни Брауна. Мы должны будем подойти к воротам в половину. Вам надлежит посмотреть, привлекает ли обычно тот проулок внимание полицейских обходов. Кроме того констебля, что дежурит на Брейди-стрит, проулком может заинтересоваться констебль на Бакс-роу. Вот вам часы. Вы умеете ими пользоваться?

– Э, да у меня никогда вообще не было часов! – отстранил руку Фаберовского с часами старик. – Настоящий ирландец…

– Вот что, настоящий ирландец, – Фаберовский отмотал на локоть от реквизированного бикфордова шнура кусок и поджег с одного конца, предварительно растянув по полу. – Этот кусок будет гореть десять минут. Когда он догорит до конца, ты должен выйти на улицу. И не вздумай погасить его и припрятать!

– Вот это по-нашему! – восхищенно сказал Конрой.

Расставшись со старым ирландцем, остальные трое пошли к церкви Св. Марии Матфеллон. Было уже темно. На улицах горели фонари. Они подошли к церкви и поляк остановился.

– Не ближе этой церкви вы, Даффи, должны взять проститутку, – сказал он. – Следите, чтобы обок нее в то время не было подруг. И не вздумайте идти напрямую по Уайтчепл-Хай-стрит. На углу с Грейт-Гарденс-стрит стоит полицейский. Он может вспомнить вас, особенно если ему будет известна в лицо ваша дама. Лучше всего отсюда по Черч-лейн сразу за церковью дойти до Коммершл-роуд, по ней до Тернер-стрит и уже по ней повернуть до Уайтчепл-Хай-роуд. Обок Лондонского госпиталю вы выйдете прямо до места. Останется только пересечь улицу и по любому из проулков – лучше по Корт-стрит – выйти прямо до Бакс-роу. А теперь засечем время, которое вам на то потребуется. Пан Артемий, встаньте к ограде.

– А что я должен делать?

– Представлять проститутку.

Вихляя бедрами, Владимиров сделал несколько шагов, но тут на него ястребом налетел Фаберовский.

– Пан что, сошел с ума?! Хочет, чтоб на нас весь Уайтчепл глазеть собрался? Просто стойте и считайте ворон. Оставьте свои актерские дарования до Парижу.

Фаберовский взял Даффи за рукав и повел прочь. Когда они вернулись обратно через пять минут, Владимиров уже оживленно ругался с какой-то дамой.

– Да в гробе я тебя видел, дуру! – кричал он ей по-русски.

– А если у тебя нет денег, – кричала та ему по-английски, – то и убирайся отсюда, а то все думают, что я уже занята!

– Не кричите, мэм, – сказал Фаберовский. – Мы забираем его. Нашли с кем ругаться, пан Артемий!

– А чего она напустилась на меня, как ворона на булку! Каркает, а что – непонятно.

– Итак, Даффи, – сказал Фаберовский, не уделяя внимания причитаниям Владимирова. – Вы снимаете тут проститутку.

– Меня возьми, красавчик, меня, – встряла шлюха, только что ругавшаяся с Владимировым.

– Он не любит женщин, мадам, – сказал поляк. – Ему нужны мужчины.

– Фу! – фыркнула проститутка. – Да таких на этом углу ты никогда и не снимешь!

– Вот видите, Даффи, мы не там искали. Пойдемте поищем в другое место.

Троица проделала путь по Коммершл-роуд до Тернер-стрит и по ней вышла к Уайтчепл-Хай-стрит.

– Тут вы должны осмотреться, – сказал Даффи Фаберовский, вставая под фонарем и глядя на часы. – Не бросайтесь вперед сломя голову. Перейдя улицу, вы можете пройти прямо до Бакс-роу, но лучше выходить по тому переулочку, что правее. Понятно? Тогда идемте дальше.

Они нырнули в глухую темноту Корт-стрит и вышли из переулка на Бакс-роу как раз в тот момент, когда мимо проходил полицейский констебль.

– Оп-ля, городовой! – сказал Артемий Иванович, едва не сбив служителя закона. – Совсем по сторонам не смотрит!

– Это вовсе не тот вывод, который пану следовало бы сделать. Скорее, мы ничего не слышим через его топот и пыхтение. Если Даффи со своей дамой умудрятся проделать то же, можно разом закрывать дело уже в пятницу и готовить шеи к петле, – Фаберовский взглянул на стрелку часов. – Три минуты. Пошли дальше.

Они обогнули школу и подошли к воротам конюшни. Высокие стены складов ночью превращали темноту на улице в кромешный мрак, столь непроглядный, что подобное трудно было даже вообразить при свете дня.

Из темного проулка, потрясая бородой, выскочил Конрой с криком:

– Вы опоздали на пять минут!

– Стоит ли сообщать о том всему свету? – спросил Фаберовский, видя, как на них недоуменно оглядываются прохожие. – То вы пришли раньше, Конрой. Признайтесь, вы пожалели шнур?

Он повернулся к Даффи.

– Все, идите до дому. Весь ваш маршрут от церкви до места занял четырнадцать с половиной минут. Завтра вечером о половине одиннадцатого вы должны будете заехать в Вулворт и забрать Васильева. Если все кончится нормально, сидите дома. Через несколько дней я сам найду вас. Если дела пойдут скверно и после того, как фельдшер сделает дело, вас увидят – никаких свидетелей остаться не должно. В этом случае меня необходимо тотчас уведомить телеграммой. Я не хочу увидеть, как судья одевает черную шапку[7].

8.

ДЕЛО № 153 ч.1/1909 ОСОБОГО ОТДЕЛА ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ

ПИСЬМО ВЛАДИМИРОВА – РАЧКОВСКОМУ

18/30 августа 1888 года

«Гранд Отель»

Лондон

Государь милостивый, Петр Иванович!

Посланного Вами исполнителя получили, только он оказался припадочный, так что у него уже вся башка в синяках.

Низменно ваш Гурин.

Глава 17

В половине одиннадцатого Конрой заехал за Васильевым в Вулворт.

– Ну, Патрикей, – сказал Владимиров, подтолкнув к нему фельдшера. – Николай в ночное готов.

– Дай-ка я тебе платок-то повяжу, – засуетилась Дарья, не обращая внимания на раздраженные отмахивания Васильева. – А то простынешь! Разве этот кощей за тобой смотреть будет!

Владимиров выпил на посошок, возбужденного и полупридушенного фельдшера свели вниз, все трое сели в кэб и отправились на Брейди-стрит. Они вылезли в самом конце Уайтчепл-роуд, где Артемий Иванович пожелал ирландцу с фельдшером удачи, передал завернутый в тряпочку большой нож, украденный у Дарьи из буфета, и сверток с одеждой, и они расстались. Конрой с Васильевым пошли в комнату на Брейди-стрит, а Артемий Иванович двинулся дальше по Майл-Энд-роуд. Здесь он бросил письмо в почтовый ящик. Он не знал еще, что будет делать, но жажда радикальной деятельности охватила его. Ему казалось, что сегодняшнюю ночь надо ознаменовать чем-то необычным, например, пустить красного петуха. В душе Владимирова проснулся сладко дремавший ранее Герострат и он двинулся к Большому залу собраний. Только в отличие от настоящего Герострата, Артемий Иванович не желал, чтобы кто-нибудь узнал о поджоге. Перед Залом он постоял, даже чиркнул спичкой, но тут в нем пробудилось самое сильное из начал – гимназический надзиратель – и отобрал спички у Герострата, надрав тому уши. Артемий Иванович словно наяву увидел несчастного Герострата с зажженным факелом, которого нещадно таскает за ухо похожий на него самого как две капли воды надзиратель почему-то не в темно-синем, а в зеленом вицмундире. Владимиров растерянно потер лоб, чем разбудил Прометея, который похитил зажженный огонь и запалил сигарету в зубах Артемия Ивановича.