Барабаны любви, или Подлинная история о Потрошителе - Светозар Чернов

– Вот это то, что надо! – согласился поляк. – Почти у самой мастерской.

* * *

Договорившись с Шапиро, что она в течение дня разыщет Мэри Николз и сразу же сообщит об этом на Эбби-роуд, Фаберовский с Артемием Ивановичем отправились смотреть жилье ирландцев. По дороге поляк сказал Владимирову, что по утверждению Даффи, они поселились так удачно, что лучшего места во всем Уайтчепле для них не сыскать. Однако Фаберовского одолевали большие сомнения и чтобы разрешить их, он был намерен лично осмотреть жилье ирландцев.

Повернув налево за «Слепым нищим» на Брейди-стрит, они дошли до ограды старого еврейского кладбища. Деревья на кладбище походили на огромные вороньи гнезда, повсюду на улице валялись сломанные сучья, а дома напротив кладбища, с сорванными вывесками над лавками и битыми кое-где стеклами, имели очень взъерошенный вид.

– Здесь и сейчас хоронят? – спросил Артемий Иванович, заглядывая через кладбищенскую ограду.

– Кладбище закрыто уже лет тридцать.

– Странное какое-то оно. Почему могильные камни стоят здесь так тесно, словно хоронили только карликовых евреев?

– Чтобы сэкономить место, евреи добились разрешения насыпать поверх первого слоя могил несколько футов земли и хоронить в ней другим слоем. А вот в том доме справа Даффи с Конроем сняли комнату.

Здание, на которое указывал поляк, ничем не отличалось от прочих зданий на Брейди-стрит. В нем было только два этажа, оно находилось между мясной и мелочной лавками, закопченые красные кирпичные стены были лишены каких-либо украшений, а стекла в окнах были грязные и занавешены нечистыми цветастыми занавесками.

– Замечательно! – оценил увиденное Артемий Иванович. – Самое им тут место.

Фаберовский еще раз огляделся вокруг, посмотрел на кладбище и направился к дому.

На второй этаж к ирландцам пришлось подниматься по невероятно скрипучей лестнице. Осторожный поляк, стиснув зубы, попробовал бесшумно пройти по ступенькам у самой стенки, но все его ухищрения были напрасны из-за идущего сзади Артемия Ивановича. В комнате, кроме убогих кроватей и стола, почти ничего не было. На столе в газете лежали остатки жареной картошки с рыбными костями, испускающие адскую вонь, и стоял жестяной чайник с холодным чаем. Даффи лежал на кровати, а старик Конрой стоял у окна, разглядывая на свету зажатый в вытянутой руке отрез бикфордова шнура.

– Что то есть?! – угрожающе спросил поляк.

– Да так, мы с Даффи, раз уж в Лондон выбрались, хотели заодно и насчет Монро…

– Никаких заодно и никаких Монро! Дайте сюда! – Фаберовский отобрал шнур и ткнул в руки Владимирову. Тот недоуменно повертел его в руках и сунул в карман.

– Ну и зачем вы его отдали этому типу? – спросил старый ирландец. – Да мистеру Гурину он нужен, как белый слон.

Фаберовский отобрал у Владимирова шнур обратно и спустился к хозяйке.

– Мне не нравится ваша лестница, миссис Слоупер! – сказал он. – Так, она мне очень не нравится!

– Хотела бы я знать, – упираясь руками в бока, начала хозяйка, – чем вам не угодила моя лестница? Наша королева меньше живет в Букингемском дворце, чем я в этом доме! И никто из жильцов никогда не жаловался на лестницу, хотя, прямо вам скажу, кое-кто с нее и спускался быстрее, чем ему хотелось, особенно когда начинал говорить мне подобные вещи!

– Не хотелось бы снимать иных покоев, но ужасная мигрень от этих скрипящих лестниц… У вас нет комнаты внизу?

– Есть, сэр, прямо под лестницей.

– А другой?

– Больше нет.

– Тогда мы согласны.

– А вас не будет беспокоить скрип лестницы над головой? – участливо спросила хозяйка.

– Над головой – нет, – сказал Фаберовский. – Мигрень – она возникает от скрипов под ногами.

– И запомните: я запираю дверь в полночь, – добавила вслед поднимающемуся наверх поляку миссис Слоупер, – не люблю, чтобы ночью шастали из дома на улицу или наоборот.

В комнате оба ирландца с ужасом следили за Артемием Ивановичем, который сидел, навалившись брюхом на стол, и с урчанием доедал дрянь из газеты.

– Я говорил с хозяйкой по поводу того, как нам спускаться с этой лестницы, – заявил поляк.

– Как, уже? – забеспокоился Артемий Иванович.

– Не волнуйтесь, пан, доедайте свою гадость. Есть еще полчаса. Вы идиот, Даффи, – и Фаберовский обратился к молодому ирландцу с длинной речью. Владимиров понял только начало, вздохнул и стал обсасывать селедочную голову.

– Вы повинны были снять квартиру на первом этаже, чтобы не было скрипящей лестницы, раз, – продолжал, расходясь, поляк. – И чтобы не было лестницы вообще, два. Нужно всегда иметь возможность войти и выйти через окно. Как вы собираетесь незаметно спуститься по той лестнице в три часа ночи, а потом незаметно подняться в четыре? И это при том, что хозяйка намеревается запирать дверь дома в полночь! Иной на моем месте уже спустил бы вас за то с лестницы, как предлагала хозяйка, но я договорился, что она сдаст нам каморку внизу. Чтобы вы не вздумали браться за динамит, отмычку для дверного замка я вам дам. Собирайте ваши объедки, будем переселяться.

Переселение не заняло много времени. Ирландцы прихватили чайник и большой моток бикфордова шнура, который тотчас же был отобран поляком, и спустились вниз.

– Газету здесь оставлять? – спросил Артемий Иванович.

– Возьмите с собою до хотелю. Будете облизывать.

Владимиров гордо скомкал газету и запустил в поляка, но тот уже вышел за дверь и жирный комок не достиг цели.

– Хорошая была комната, – сказал Артемий Иванович, осматривая новое помещение. – Окнами на кладбище. А здесь вообще окон нет.

– Зато и света в них никто не увидит. Тут ирландцам будет уютно, как клопам в ковре.

Разговор с ирландцами о том, что им предстоит делать. Им объясняют, что невозможно запустить мастерскую на работу, так как по достоверным сведениям, Особый отдел что-то пронюхал и вокруг шляются его агенты. Но кто именно является агентом – неизвестно. Поэтому агентов нужно запугать. А сделать это можно, убив нескольких человек и объявив их публично осведомителями Особого отдела.

Когда они вернулись, Фаберовский поднялся к себе в кабинет и принес оттуда чистый лист бумаги и бронзовую чернильницу. Артемий Иванович встал, вооружился пенсне и склонился над бумагой.

– Смотрите, пан: вот так идет Уайтчепл-Хай-роуд, – Фаберовский нарисовал пером две параллельные линии. – Тут Лондонский госпиталь. Это Институт, где мы были на дознании, вот здесь Уайтчеплская станция, а это – «Слепой нищий», где мы познакомились со Скуибби. Вдоль Уайтчепл-Хай-роуд в виде этакой вилочки расположена улочка по названию Бакс-роу. Улочка ночью тихая и глухая. На востоке Бакс-роу упирается в Брейди-стрит, где ирландцы сняли комнату. А вот тут буквой «Г» проулок, что выводит с Брейди-стрит через склады прямо на Бакс-роу к конюшенному двору Брауна. Тут мы все и можем совершить.

Напротив конюшенного двора находился склад, так называемый Эссекский Причал, рядом с причалом шерстяной склад Брауна и Игла, и шляпная мастерская. От двора до Брейди-стрит тянулся ряд жилых домов, занимаемых довольно респектабельными торговцами.

– А кто с убивцем пойдет? – буркнул Артемий Иванович, разглядывая нарисованный поляком план. – Пусть Даффи найдет какую-нибудь потаскуху, а Конрой приведет душегуба на место.

– Вечером я пошлю Батчелора и Леграна посмотреть полицейские дозоры и просчитать, сколько времени занимает обход ими всего маршрута. Полагаю, что в интересующем нас месте их должно быть три или четыре. Один констебль наверняка ходит по Бакс-роу, один по Брейди-стрит и еще один, скорее всего, по Бейкерс-роу. Постоянные полицейские посты есть на Уайтчепл-роуд на углу с Грейт-Гарденс-стрит, это чуть ближе к Сити, на перекрестке с Коммершл-стрит и Леман-стрит, около «Белого оленя», и у церкви Марии Матфеллон – там всегда торчат полицейские.

– Молодой ирландец наверняка сумеет подцепить какую-нибудь курвочку на Олдгейте, – перо Фаберовского зацепилось за бумагу и поставило кляксу. – А потом привести до Бакс-роу.

– И когда он должен туда прийти?

– Где-нибудь в половине четвертого ночи. Самое глухое время.

– Хотел бы я знать, сколько идти от квартиры до конюшни?

– Если не спешить, минут десять.

– Значит, Конрой и душегуб выйдут из дома в двадцать минут четвертого. – Артемий Иванович макнул перо в чернильницу и вывел рядом с домом на Брейди-стрит прямо на скатерти большую цифру «31/3».

– Что вы делаете! – воскликнула Розмари, которая до этого момента, не понимая по-русски, не вмешивалась в разговор. – Убирайте ваши бумажки, пятно надо немедленно застирать!

Фаберовский отнял у Владимирова бумагу и взглянул на чертеж.

– Нет, в двадцать минут четвертого поздно. Потребно пораньше: вдруг что случится? Попадется им на пути какой-нибудь пан Артемий, и считай пропало. Пускай они выйдут в десять минут и подождут в проулке за складами. Там можно встать так, чтобы были видны ворота конюшни. А Даффи должен подойти к школе ровно в половину, не раньше и не позже, иначе их топтание у ворот конюшенного двора может привлечь внимание какого-нибудь случайного прохожего.