Россия и мир в 2020 году. Контуры тревожного будущего - Андрей Безруков

Значительные изменения стали происходить и в отношениях Китая с «великими державами», в первую очередь с Соединенными Штатами Америки. Еще в 2008 году известный китайский исследователь Ян Сюэтун справедливо отметил: «[…] в развитии существующих между великими державами стратегических отношений, возможно, произойдет переход от тенденции к сокращению конфликтов при развитии сотрудничества к тенденции обострения конкурентных отношений под видом сотрудничества… отношения стратегического партнерства станут деликатным способом описания отношений «ни друг, ни враг», любое государство, не являющееся полномасштабным противником, может быть названо стратегическим партнером»[29]. С одной стороны, в Пекине все четче осознают пределы любых «стратегических партнерств» с государствами Запада, в первую очередь с США, в условиях нарастающей конкуренции Китая с ними. С другой стороны, сам Китай настроен на «выравнивание» отношений с великими державами, которым придется теперь в гораздо большей степени учитывать интересы и озабоченности Пекина.

В феврале 2012 года в ходе своего визита в Вашингтон – тогда еще в статусе заместителя председателя КНР Си Цзиньпин впервые озвучил видение Китаем нового этапа китайско-американских отношений, выступив за формирование двумя государствами «нового типа отношений между великими державами» (синьсин даго гуаньси). Впоследствии данная формулировка стала неотступным рефреном китайской внешней политики при описании отношений между Пекином и Вашингтоном и вошла в материалы 18‑го съезда КПК. В ходе визита в США в июне 2013 года Си Цзиньпин кратко сформулировал новое содержание китайско-американских отношений следующим образом: «неконфликтность и неконфронтационность» (бу чунту, бу дуйкан), «взаимное уважение» (сянху цзюньчжун), «взаимный выигрыш от сотрудничества» (хэцзо гунъин).

Пекин стремился убедить США признать несколько вещей. Во-первых, неизбежность подъема Китая и роста его роли в Азии, что положительно скажется на стабильности в АТР и не будет представлять угрозы для интересов США. Во-вторых, наличие у КНР в Азии если пока еще не сфер влияния, то уже точно – зон особых интересов. Министр иностранных дел КНР Ван И, выступая в Институте Брукингса с комментариями о «новом типе отношений между великими державами», подчеркнул, что озвученный Си Цзиньпином принцип взаимного уважения предполагает также и «уважение коренных интересов и озабоченностей друг друга»[30]. В современной дипломатической практике КНР термин «коренные интересы» применяется в первую очередь уже не в отношении озабоченностей Пекина поставками США оружия Тайваню или международными визитами Далай-ламы, а в отношении своих территориальных споров с соседями. В-третьих, постулировался равный статус, а значит, и равные права КНР и США. При этом, предлагая своему партнеру новую модель китайско-американских отношений, Пекин перехватывает у США инициативу в формулировании правил и условий функционирования этой новой модели. Это также является новацией для доселе консервативной внешней политики Китая, нормой которой было реагировать на возникающие условия, а не формировать их.

Приоритеты КНР в Африке и Латинской Америке

Продолжает нарастать динамика отношений Китая с государствами Африки и Латинской Америки. Безусловно, это не составляет новой тенденции во внешней политике Китая: данное направление внешней политики КНР было традиционно значимым с момента образования республики, а в 2000‑е годы заметно интенсифицировалось. Примечательно другое – к экономическим целям (получение доступа к гарантированным источникам ресурсов, «бронирование» и освоение новых рынков), которые составляли основу политики КНР по отношению к этим странам, Китай постепенно начинает добавлять политические задачи поиска внешних источников поддержки нового складывающегося в Азии регионального порядка и лидерских устремлений КНР.

В июле 2014 года Си Цзиньпин, воспользовавшись приглашением на 6‑ю встречу глав государств БРИКС в Бразилии, во второй раз посетил Южную Америку в качестве лидера страны. Остановками в его турне стали Бразилия, Аргентина, Венесуэла и Куба. В ходе визита им было подписано свыше 150 контрактов и рамочных соглашений на сумму порядка 70 млрд долларов США в энергетике, добыче природных ресурсов, сельском хозяйстве, науке и технологиях, строительстве инфраструктуры и финансах. Также с лидерами Бразилии и Перу обсуждался проект строительства «железной дороги двух океанов», призванной соединить Тихий и Атлантический океаны. Китай стал соучредителем созданного государствами БРИКС Нового банка развития с целью обеспечения займов развивающимся странам (по аналогии со Всемирным банком) и Соглашения о резервном фонде для оказания содействия в решении краткосрочных проблем с ликвидностью (по аналогии с МВФ), а его лидер посетил саммит созданного в 2011 году Сообщества стран Латинской Америки и Карибского бассейна (CELAC), где была достигнута договоренность о создании постоянно действующего формата КНР – CELAC (первый саммит новой структуры состоялся в январе 2015 года в Пекине).

В активной латиноамериканской политике нового лидера КНР некоторые обозреватели увидели реализацию Пекином стратегии противодействия доминированию США в зоне их традиционных интересов и даже стремление КНР дать асимметричный ответ на «возвращение» США в Азию. При том, что нельзя отрицать в действиях Пекина и такие мотивы, они имеют скорее эмоциональную, чем рациональную природу и пока не определяют его политику в этом регионе. Вероятнее, целью КНР является снижение уровня экономической зависимости развивающихся государств региона от США и расширение поддержки среди неазиатских стран предлагаемой Китаем новой модели безопасности в Азии.

Несколько отличные цели Китай преследует на Африканском континенте, который Си Цзиньпин посетил сразу после своего визита в Россию. По мнению китайского исследователя, «в политической сфере Китай стремится заручиться поддержкой африканских стран своей политики «одного Китая» и своей внешнеполитической повестки в рамках различных многосторонних форумов, как, например, ООН. В области экономики Африка рассматривается Китаем как источник природных ресурсов и как новые рынки, предоставляющие возможности для национального роста. С точки зрения безопасности расширение коммерческих интересов Китая в Африке привело к росту для Китая вызовов в сфере безопасности, поскольку политическая нестабильность и преступность на континенте угрожают китайским инвестициям и гражданам страны»[31]. С учетом того незначительного места, которую Африка занимает, вопреки расхожим убеждениям, в структуре внешнеэкономических интересов Китая и незначительных политических дивидендов, которые Пекин может получить от политической поддержки африканских стран, наибольшее значение для него имеет именно третий компонент: сфера безопасности. Африка может быть интересна Китаю как полигон, на котором он при полной поддержке международного сообщества будет отрабатывать действия по защите своих «зарубежных интересов» (хайвай лии) и свое участие в международных усилиях по поддержанию региональной безопасности и миротворчестве на континенте.

С 2008 года Китай является активным участником международной морской операции по противодействию пиратству в Аденском заливе – очевидно, полученный боевой опыт обладает особой ценностью для развивающихся Военно-морских сил КНР и может быть в дальнейшем использован для проведения аналогичных операций в Малаккском проливе. При этом сама операция позволяет Пекину протестировать на практике концепции «обороны отдаленных морских пространств» (юаньян фанвэй) и «операций в отдаленных морских пространствах» (юаньхай синдун), которые не имеют географической привязки и определяются расширяющимися морскими национальными интересами Китая. С дипломатической точки зрения своим участием в операции в Аденском заливе КНР демонстрирует миру и азиатским партнерам готовность Китая действовать в рамках систем кооперативной безопасности.

Значимые изменения произошли и в миротворческой политике КНР. Хотя с 2008 года численность контингента, предоставленного КНР для миротворческих операций под эгидой ООН, превышала численность миротворцев четырех других постоянных членов Совета Безопасности ООН, Пекин строго следовал практике направления в районы миротворческих операций сугубо небоевых подразделений (медицинских или инженерных специалистов). Однако в июне 2013 года руководство КНР приняло решение направить в Мали 170 человек из числа специальных подразделений НОАК[32], а в декабре 2014 года Пекин взял обязательство направить пехотный батальон в Судан. Вероятно, пока преждевременно говорить о том, что Китай приступил к глобальному развертыванию своих вооруженных сил или об отказе от принципа неотправления КНР своих вооруженных сил за рубеж, однако налицо возрастание готовности КНР гораздо более активно участвовать в разрешении международных конфликтов. Доказательство этому можно увидеть в беспрецедентных посреднических усилиях, которые Китай предпринял для разрешения конфликта в Южном Судане в 2013 году, когда спецпредставитель КНР по африканским делам Чжун Цзянхуа свыше 10 раз посетил Африку, пытаясь найти формулу урегулирования конфликта. Еще более ярким – и симптоматичным – примером возросшей готовности Пекина к активному миротворчеству стало его участие в урегулировании конфликта в Афганистане, где Китай, используя свои давние прочные связи с Пакистаном, пытается наладить диалог действующих афганских властей с талибами.