Россия и мир в 2020 году. Контуры тревожного будущего - Андрей Безруков

Подготовка к парированию региональных угроз безопасности военными средствами планируется на трех направлениях. Россия намерена обеспечить адекватное присутствие вооруженных сил на своей территории на южном направлении. Военно-морские силы России будут присутствовать в Индийском океане на периодической основе. Россия также выделит воинские контингенты в состав Коллективных сил оперативного реагирования ОДКБ (КСОР) в целях оперативного реагирования на военные угрозы государствам – членам ОДКБ с южного направления.

Глава 8

Северо-Восточная Азия. Обострение региональной конкуренции

Мамонов Михаил Викторович – китаист, ведущий аналитик и директор по развитию агентства «Внешняя политика». В 2005–2014 гг. занимал различные должности в ряде государственных органов Российской Федерации. Автор публикаций, посвященных внешнеполитической стратегии КНР, ее отношениям с государствами Восточной Азии и с США.

В 2014 году Китай продолжил свое превращение в «нормальную» великую державу, позволяя себе на международной арене все чаще отходить от провозглашенной Дэн Сяопином политики «сокрытия своих возможностей и выигрыша времени». Неотступное следование этой политике было непреложным правилом третьего и четвертого поколения руководителей КНР. Наблюдаемая трансформация явно имеет комплексную природу и проявляется в экономической, внутренней и внешней политике Пекина.

По данным МВФ, в 2014 году ВВП КНР достиг 17,6 трлн долларов, превысив ВВП США, составивший 17,4 трлн долларов, Китай, таким образом, был назван самым крупным государством планеты по размерам экономики. Официальный Пекин холодно отнесся к новости о своем превращении в «первую экономику мира». По всей видимости, связано это с тем, что именно в 2014 году Си Цзиньпин озвучил начало этапа «новой нормы» (синь чантай) экономической политики КНР – концепции, призванной подготовить рынки, чиновников и общество к новой экономической парадигме, в которой значимость качества развития, структурных реформ и рабочей силы ставится выше значимости арифметического роста ВВП. Доказательством того, что у макроэкономической политики Пекина появились новые ориентиры, стали материалы с разъяснением значения «новой нормы» для развития китайской экономики, опубликованные в весьма сжатые сроки ведущим партийным рупором – газетой «Жэньминь жибао»[15]. Оценивая замедление роста китайской экономики до 7,4–7,5 % (в 2013 году эта цифра составляла 7,7 %), газета отмечает: «Можно ли продолжать поддерживать столь высокие [как в 2000‑е годы. – Прим. ред.] темпы роста? Следует сказать: это недостижимо, этого не вынесет государство, в этом нет необходимости… Для достижения поставленных 18‑м съездом КПК задач к 2020 году добиться полного строительства среднезажиточного общества (сяокан) и удвоения ВВП по сравнению с 2010 годом ежегодный экономический рост на уровне примерно 7,5 % является достаточным». Редакторы «Жэньминь жибао» также призвали читателей «полностью излечиться от «комплексов скорости».

В последние годы Пекин последовательно осуществляет переход к ресурсосберегающей модели экономики, ограничивая развитие ресурсоемкой промышленности и повышая предприятиям цену на использование энергоресурсов. В принятом правительством КНР в марте 2011 года 12‑м пятилетнем плане значительное внимание уделяется вопросам энергетики и изменения климата, в нем также поставлены достаточно амбициозные задачи по сокращению энергоемкости производства – на 16 %, увеличению использования неископаемых энергоресурсов – на 11,4 %, сокращению углеродоемкости экономики – на 17 %[16]. Все указанные индикаторы должны быть достигнуты в 2015 году – и это приведет к структурным изменениям в экономике КНР. Еще с 2010 года все возрастающее внимание государства уделяется развитию так называемых стратегических развивающихся отраслей промышленности (чжаньлюэсин синьсин чанье) – различных передовых наукоемких отраслей (информационные технологии нового поколения, энергосберегающие технологии, биотехнологии, высокоточное производство, производство новых материалов и «чистой энергии» и т. д.), призванных постепенно заменить «старые» стратегические отрасли (оборонная промышленность, авиа– и судостроение, телекоммуникации и энергетическое машиностроение). Все эти цели также были отражены в 12‑м пятилетнем плане, поэтому 2015 год может оказаться для экономики КНР во многом рубежным.

Изменяется и структура экономически активного населения Китая – ключевыми показателями здесь являются рост среднего класса и ускоренная урбанизация. По различным оценкам, на сегодняшний день средний класс в КНР (городские хозяйства с годовым уровнем дохода от 9000 до 16 000 долларов США) составляет от 55 до 65 % от общего числа городских жителей и от 12 до 17 % от общего населения. К 2020 году эта цифра может вырасти до 30–35 %[17]. Доля городских жителей в Китае на сегодняшний день составляет 53,7 % и, по данным Всемирного банка, возрастала с 2010 года на 1 % ежегодно. Рост потребления и спроса на качественные товары, с одной стороны, и сокращение числа сельских жителей – с другой, уже привели к тому, что в 2012 году Китай впервые оказался крупнейшим в мире нетто-импортером сельскохозяйственной продукции, обогнав Соединенные Штаты Америки. Таким образом, пищевая безопасность становится для КНР как минимум таким же приоритетом, как и энергетическая, что неизбежно скажется и уже сказывается на географической структуре ее внешнеэкономических и внешнеполитических интересов.

Важнейшим последствием стремительного роста среднего класса и его уровня доходов в Китае становится потеря страной конкурентных преимуществ рынка дешевой рабочей силы – и постепенная утрата Китаем статуса «мастерской мира». К этому, впрочем, подталкивают не только объективные причины. Пекин осознанно стремится превратиться из «мастерской мира» в его новую Силиконовую долину и более не заинтересован быть просто полигоном для сборки зарубежной наукоемкой продукции. Это создает новую реальность для экономической политики Китая – привлечение иностранных компаний и инвестиций в страну и создание режима наибольшего благоприятствования для зарубежных предприятий перестает быть для Пекина максимой. Зарубежные производители уже почувствовали на себе новые подходы официальных властей КНР: 12 японских компаний-производителей автозапчастей были оштрафованы летом 2014 года на 200 млн долларов по обвинениям в картельном сговоре, в сентябре британский фармацевтический гигант «ГлаксоCмитКляйн» был оштрафован на 490 млн долларов, а глава представительства – выслан в Великобританию за попытку подкупа китайских врачей с целью расширения сбыта своих медицинских препаратов. Антимонопольное расследование начато в отношении компании «Майкрософт». Тенденция к отказу от преференций для зарубежных инвесторов/компаний с одновременным созданием более выгодных условий на местном рынке для национальных инвесторов и производителей является еще одним доказательством превращения КНР в «нормальную» великую державу, делающую ставку на развитие собственной наукоемкой экономики, а переход экономической политики от «парадигмы роста» к «парадигме развития» становится новой отличительной чертой национальной стратегии Китая. Вероятно, в ближайшие годы следует ожидать роста конкуренции наукоемкой продукции Китая с европейской и американской на рынках условного «Запада».

Не менее значимые изменения происходили и во внутриполитической жизни Китая. Они были связаны с осуществленным Си Цзиньпином переходом от коллективной модели управления к лидерской, целенаправленными попытками сформулировать национальную идею и укреплением руководящей роли и морального авторитета КПК с повышением эффективности партийных управленческих механизмов.

Си Цзиньпин занял пост председателя Китайской Народной Республики в достаточно непростой для политической жизни страны момент: Компартия Китая, несмотря на все усилия его предшественников, теряла поддержку общества и погрязла в коррупционных скандалах и межфракционной борьбе, а Соединенные Штаты активно приступили к реализации стратегии «возвращения в Азию», создавая с точки зрения Пекина предпосылки для возобновления его сдерживания. Отчасти ситуация в Китае напоминала начало 1990‑х годов, когда в обществе проявились так называемые три духовных кризиса (сань синь вэйцзи) – кризис веры в социализм, кризис веры в будущее страны и кризис веры в КПК. С первых дней своего нахождения у власти Си Цзиньпин начал консолидацию своей власти, пожалуй, впервые в истории КНР отказавшись от модели коллективного управления государством. Он реанимировал и создал целый ряд так называемых малых руководящих групп (линдао сяоцзу), координирующих выработку стратегии в самых различных областях, и лично возглавил многие из них (прежде эта работа поручалась преимущественно премьеру и вице-премьерам Госсовета КНР): по всеобъемлющему углублению реформ, по международным делам, по военной реформе, по делам Тайваня, по информатизации и безопасности. Личное руководство этими группами не только позволяет Си Цзиньпину обеспечивать эффективный контроль за проводимыми преобразованиями, но и добиваться ускорения темпов их реализации. Одновременно с этим председатель Си инициировал масштабную антикоррупционную кампанию, целью которой стали дальнейшее укрепление его позиций как лидера нации, преодоление внутрипартийной «раздробленности», удовлетворение общественного запроса на борьбу со злоупотреблениями власть имущих и, наконец, эксперимент по практической реализации концепции «верховенства закона».