Россия и мир в 2020 году. Контуры тревожного будущего - Андрей Безруков

Китайские эксперты видят в ней новые возможности для развития региона и говорят о том, что эта инициатива имеет сугубо социально-экономическую природу. Например, исследователь Китайского института международных отношений Ши Цзэ назвал данную стратегию «инновационной моделью сотрудничества», при которой другие государства получают преимущества от развития Китая: «Поскольку мы зависим от внешних источников природных ресурсов, мы выдвинули инициативу, согласно которой Китай будет использовать дивиденды от собственного развития для того, чтобы позволить нашим партнерам использовать наш выигрыш для целей общего развития»[21]. Другой эксперт из авторитетного Китайского института современных международных отношений также ставит во главу угла экономический эффект проекта: «После своей реализации проект «пояса и пути» станет самым протяженным в мире экономическим коридором, обладающим самым большим потенциалом развития. Он свяжет 4,4 миллиарда человек, проживающих на территории государств с общим объемом ВВП 21 триллион долларов США… Торгово-экономическое сотрудничество Китая с государствами этого региона очень интенсивно, на него приходится четверть всего объема внешней торговли КНР»[22].

Однако масштаб новой инициативы позволяет говорить о том, что ее авторы видят в ней не только экономический смысл. Си Цзиньпин, выступая на саммите АТЭС в Пекине в ноябре 2014 года, говорил уже не о китайской мечте, а о мечте азиатско-тихоокеанской: «Перспективы развития АТР зависят от сегодняшней решимости и действий. У нас есть ответственность за то, чтобы создать и воплотить в жизнь азиатско-тихоокеанскую мечту для народов этого региона»[23]. Не случайно и то, что на второй сессии ВСНП 12‑го созыва стратегия «пояса и пути» была названа «логическим развитием концепции «китайской мечты», что позволяет говорить о ней как о проекции новой идеологии на сферу внешней политики КНР. Действия руководства КНР подтверждают справедливость такой точки зрения.

8 ноября 2014 года, выступая на проходившем в Пекине форуме «Диалог по укреплению взаимосвязанного партнерства», Си Цзиньпин заявил о намерении Китая внести 40 млрд долларов в создаваемый Фонд шелкового пути. Целью Фонда, по словам китайского лидера, является «слом узких мест по взаимодействию» в Азии, а также привлечение инвесторов из Азии и других районов мира к активному участию в создании «экономического пояса Шелкового пути» и «морского Шелкового пути XXI века». Он подчеркнул, что Китай будет оказывать содействие странам, входящим в эти зоны сотрудничества, в строительстве объектов инфраструктуры, включая транспортную сеть, объекты электроснабжения, телекоммуникации. Китай также выразил готовность оказать помощь соседним странам в подготовке 20 тыс. специалистов в течение пяти лет. В октябре 2014 года по инициативе Китая он и 21 азиатское государство подписали меморандум о создании Азиатского банка инфраструктурных инвестиций (Asian Infrastructure Investment Bank). Банк призван заниматься финансированием автомобильных и железных дорог, электростанций и телекоммуникационных сетей в Азии, объем его изначального уставного капитала 50 млрд долларов, по большей части был предоставлен Китаем, и Пекин предлагает увеличить уставной капитал до 100 млрд долларов. Если в 1990‑е и в начале 2000‑х годов КНР пыталась встроиться в существующие международные институты, стараясь максимально адаптироваться к их нормам (АТЭС, ВТО), в 2000‑е и 2010‑е она активно начала совместно с другими государствами участвовать в создании новых многосторонних институтов (ШОС, БРИКС, механизмы диалога в формате АСЕАН – Китай), где она имела равные с другими государствами права по выработке «правил игры», то, начиная с прихода к власти пятого поколения руководителей, Пекин переходит к политике создания «собственных» многосторонних институтов, где он является ключевым и, по сути, единственным создателем норм и правил.

Проект КНР уже не является сугубо восточноазиатским – в декабре 2014 года на третьей ежегодной встрече глав правительств Китая и 16 государств Центральной и Восточной Европы премьер Госсовета КНР Ли Кэцян объявил о создании Китаем специального инвестиционного фонда для восточноевропейских государств, целями которого будет оказание им содействия в развитии своей инфраструктуры и промышленности. Он также подтвердил готовность Китая продолжать выделение 10-миллиардного долларового кредита государствам региона. На этом фоне инвестиции китайского бизнеса в Центральной и Восточной Европе выросли в 2014 году до 50 млрд долларов США[24]. Что еще более важно – на проходившем в Белграде саммите было официально объявлено о запуске проекта трансбалканской скоростной железной дороги, которая должна соединить Белград и Будапешт – ее стоимость составит порядка 2,5 млрд долларов. «Железнодорожная дипломатия» и финансовая активность Пекина в Европе уже вызывает обеспокоенность ЕС. В среднесрочной перспективе можно прогнозировать появление нового вызова для европейской интеграции в лице Китая: его практика несвязанных политическими требованиями кредитов может выступить заманчивой альтернативой более скудным и обязывающим предложениям ЕС, а со временем, возможно, и стать фактором модификации Брюсселем своей политики в отношении «новой» Европы. Финансовое освоение Пекином Европейского континента становится, таким образом, новой чертой отношений КНР и ЕС, приобретающих новое измерение конкуренции.

Зарубежные обозреватели, несмотря на возражения китайских коллег, увидели в транспортной и финансовой инициативе Пекина «китайский план Маршалла» – политику использования экономических рычагов и инфраструктурных инвестиций для достижения политических целей. Отрицать наличие таких политических целей сложно. Их как минимум две: нейтрализация способности Соединенных Штатов Америки к ограничению влияния КНР в Азиатско-Тихоокеанском регионе и создание инфраструктуры вовлечения в китайский проект государств «стратегической периферии», а в среднесрочной перспективе – и государств за ее пределами. С учетом того, что такую политику в крупных масштабах и в течение уже длительного времени Пекин проводит в Центральной Азии, в среднесрочной перспективе это может создать вызов и для «евразийского» проекта России.

Аналогично политике КНР в отношении многосторонних институтов, модель ее отношений с соседними государствами – так называемая периферийная дипломатия (чжоубянь вайцзяо) – также значительно эволюционировала. В 1990‑х годах Китай видел в соседних государствах, в первую очередь новых индустриальных странах, внешние источники модернизации, а в 2000‑х годах его усилия в Восточной Азии были направлены на то, чтобы, «скрывая свои возможности», консолидировать свою стратегическую периферию и минимизировать риски ее использования внерегиональными (США) или региональными (Япония) игроками для ослабления Китая или замедления темпов его развития. На современном этапе Пекин переходит к реализации политики лидерства в Восточной Азии.

24–25 октября 2013 года в Пекине состоялся беспрецедентный по масштабам и уровню участников Рабочий форум по периферийной дипломатии, в котором принял участие и лидер КНР. С одной стороны, проведение форума стало реакцией на охлаждение отношений и рост противоречий с географическими соседями, с другой – еще одним подтверждением стремления руководства КНР произвести инвентаризацию стратегии отношений с соседними государствами и инструментов ее реализации в свете стремления Пекина занять лидерские позиции в АТР. В своем выступлении Си Цзиньпин подчеркнул, что главные цели периферийной дипломатии подчинены задачам достижения «двух целей столетия» и возрождения китайской нации, еще раз отметив, таким образом, ключевое значение состояния отношений с соседними государствами для реализации национальной стратегии. Комментируя результаты форума и выступление председателя КНР, известный исследователь Чэнь Сянъян из Китайского института современных международных отношений, близкого к правительственным кругам, выделил три группы задач «периферийной дипломатии» на пути к реализации «двух целей столетия» к 2021 и 2049 годам. Краткосрочными задачами на период до 2016 года, по его мнению, являются «создание в АТР в целом спокойной и благоприятной среды для успешного осуществления 12‑го пятилетнего плана, недопущение потери контроля в региональных «горячих точках» АТР, а также наращивание возможностей по кризисному регулированию и контролю «горячих точек»[25]. Очевидно, исследователь прав, и в Китае не желали бы эскалации территориальных споров с соседними государствами, что может затруднить реализацию стратегии «пояса и пути». Время до 2021 года, по мнению Чэна, – это время «расширения периода стратегических возможностей» за счет расширения экономических связей с Азией. По его мнению, этот период предложит более подходящие условия для «надлежащего разрешения территориальных споров с соседними государствами». Долгосрочной (на 2020–2050 годы) задачей, по мнению исследователя, является создание благоприятной среды для «великого возрождения китайской нации», «полного объединения страны», «окончательного подъема Китая», а также его превращение в «защитника гармоничного АТР».