Шрифт:
Интервал:
Закладка:
пали ещё многие и многие
И нет им числа
Героев вспоминают без слёз
Но память о них живёт в руках
Память о них живёт в камне
А значит,
они не умирают до конца
Пока есть хоть кто-то
Кто готов сражаться и умирать
Герои остаются на земле
Вечно возвращаясь.
(Позже придя домой, Томас тут же записал то, что услышал, искренне сожалея, что записанная на другом языке песня казалась жалким подстрочником, а бумага не могла передать взволнованного и страстного голоса девушки)
Даже когда Заря уже закончила петь, брат Томас ещё некоторое время стоял в потрясённый и растерянный. До того его миссия казалась ему достаточно ясной. Всё, что так или иначе связано с инками -- язычество, то есть зло и мерзость, и народу нужно лишь постараться это объяснить. Но теперь он понял, что здесь, именно в этом "проклятом язычестве" таится слишком много прекрасного и благородного, такого, с чем расстаться будет искренне жаль, да и так ли он будет безоговорочно прав, если будет требовать от своей паствы отказаться? Ведь отказ от прекрасного и благородного не может благотворно повлиять на души, даже и в язычестве есть искорки божественного света. Почти как в этих свечах... Тут к уаке подошёл некий юноша, и положил к ней цветок. Когда свечи озарили его лицо, брат Томас узнал его, и немного поколебавшись, окликнул.
-- Кипу, -- сказал он неловко, -- как чувствует себя твой дед?
-- Ему легче, -- ответил Кипу(кажется, он не менее монаха был смущён такой встречей), -- я очень боялся, что он сляжет, но вроде всё обошлось.
-- Слава Богу, -- сказал брат Томас, -- передай ему, что я буду молиться за него.
-- Лучше не надо, -- сказал Кипу, -- одно упоминание о христианах способно привести его в ярость. Всё-таки ему трудно мириться с собственной слабостью, невольными свидетелями которой вы были.
-- Позволь мне задать тебе один вопрос, Кипу. Вот ты -- философ, "амаута", как вы говорите. И вся ваша философия основана на том, что некогда к вашим предкам явился сын Солнца вместе с братьями и сёстрами, и научил ваших предков как правильно жить. Ты веришь, что его учение -- божественная истина. Однако если бы тебе доказали, что он -- вовсе не сын Солнца, а всего лишь человек, что бы ты стал делать тогда? Ведь это обрушило бы основы твоей жизни.
-- Откровенно говоря, я сам нередко думал об этом. Есть разница между тем, во что верит ребёнок и взрослый, образованный человек и необразованный. Когда я был маленький, моя бабушка рассказывала мне эту легенду так, что я думал, будто Манко Капак с братьями и сёстрами так и родились из скалы, прямо сразу взрослыми, с готовыми знаниями в голове и навыками в руках, -- Кипу улыбнулся, -- но амаута в такое уже не верят. Мы сами знаем, сколько времени и усилий надо, чтобы усвоить знания, накопленные до тебя. Вероятно, в скале была своего рода дверь из страны богов, где они родились и выросли, а потом пришли, чтобы передать эти знания людям. Примерно то же самое происходит, когда наших людей посылают к племенам, умеющим и знающим меньше, чем мы. А наши предки тоже знали и умели сильно меньше нас. Кроме того, для вас "бог" -- это существо вечное и всемогущее, но наши боги не таковы. Можно быть могучим, наверное, можно не стареть, но всемогущим быть невозможно, это противоречит логике. Вы в сравнении со своим богом как ламы рядом с пастухом, а мы рядом со своими богами как нагие огнеземельцы рядом с нами. И даже бессмертие богов... Ведь дети богов, живя в нашем мире, состарились и умерли, и их потомки тоже старятся и умирают. Значит, бессмертие -- это не их свойство, а или свойство мира, в котором живут боги, или просто старость -- это болезнь, от которой в ином мире знают лекарство. Но даже если Манко Капак был просто человеком, который ни откуда не приходил, а дошёл до правильного устройства общества сам, тогда он тем более велик и заслуживает божественных почестей, ведь законы, по которым мы построили наше общество, сделали народы Тавантисуйю счастливыми, и этого никто не опровергнет.
-- Складно говоришь, однако согласиться я с тобой не могу.
-- Знаю, что не можешь, и даже могу объяснить почему.
-- Почему же?
-- Потому что мы по-разному относимся к истине. Наши предки не знали мореходства, не знали о далёких землях за океаном, и потому они думали, что Земля плоская, мы же теперь знаем, что она круглая, но для нас обнаружить это не было трагедией, потому что мы никогда не считали, что знаем всё. Для вас же, я слышал, было по-настоящему тяжело принять то, что противоречит изложенному в вашем Священном Писании. Я знаю, что у вас могут даже пытать и убивать за то, что кто-то что-то неправильно подумал и неосторожно высказал.
-- Конечно, казни людей мне и самому не по душе. И невинные порой страдают. Но не думай, что еретиков сжигали исключительно за истину. Нет, большинство из заблуждалось и вводило в заблуждение других.
-- Не знаю. Может, они и вправду заблуждались, но разве заблуждение -- преступление? Не понимаю, отчего вы, христиане, так черствы? Разве вас не охватывает ужас при мысли о корчащейся в пламени человеческой плоти?
-- Но разве у вас не казнят преступников?
-- Одно дело -- казнить того, кто сам готов отнять жизнь у других. Я не знаю, какие именно мысли высказывают у вас еретики, но вряд ли у большинства из них было намерение отнять у кого-то жизнь. Я знаю, что во время Великой Войны на оккупированных территориях священники жгли наших амаута и даже наши книги, говоря, что они губят души. И ведь они даже не могли прочитать наши книги, так как не знали нашего языка, но уверяли, что они почему-то опасны для души. Я не могу понять этого.
-- Однако у вас тоже казнят далеко не только убийц. У вас почти за любое преступление казнят! Да, у нас тоже карают, к примеру, воров и насильников, но всё-таки то, что им сохраняют жизнь, даёт им возможность покаяться и тем самым спасти свои души.
-- Я знаю, вам, европейцам, кажется, что наши законы слишком суровы. Я знаю, что вы жалеете воров, потому что у вас на воровство нередко идут, чтобы спасти от голодной смерти себя или своих детей. Вы жалеете таких людей, потому что понимаете: в их поступке -- и ваша вина. Это вы вовремя не помогли нуждающимся, вынудив их пойти на преступление. Или тем, что оставили без опёки и надлежащего воспитания сирот, из которых выросли обозлённые на весь мир разбойники. Но у нас такого не бывает, никто не идёт воровать от нужды, о всех сиротах заботятся. У нас практически любой сознательный преступник -- убийца. Вот, скажем, жертва насильника может не выдержать, и из-за позора покончить с собой. Или кто-нибудь из её родных, узнав о совершённом злодействе, умрёт от удара. Смерть этих людей будет результатом преступления насильника, хотя он мог такого и не замышлять специально. Но раз он решился на своё преступление, то значит, был, в принципе, и не против такого исхода.
-- А вор? Ведь он никого не убивает.
-- Но ведь и вор, к примеру, не просто покушается на чужое имущество. Мы не казним тех, кого голод толкнул украсть картошку из чужого огорода, но тому, кто залез в чужой дом, полагается смерть. Ведь даже если он пытается обокрасть хозяина в его отсутствие, то всё равно может так случится, что хозяин вернётся домой не вовремя, и тогда преступник попытается отнять у него и жизнь. Или, к примеру в некоей области из-за засухи, наводнения или извержения вулкана случился неурожай, и туда посылают помощь из других областей. Если чиновник, который должен эту помощь отправить, распорядится ей не по назначению или просто проявит небрежность, и она не дойдет вовремя, то он будет виновен в смерти тех, кого обрёк на голодную смерть, поэтому вполне справедливо, что его казнят. Даже если кузнец плохо скуёт мне оружие, и оно сломается в схватке, и я окажусь безоружным перед врагами, то кузнец будет моим убийцей наравне с теми, кто меня убьёт непосредственно. Наша страна -- единый айлью, все мы связаны друг с другом множеством невидимых нитей, и любой, кто сознательно идёт на преступление, не может перед этим мысленно не оборвать эти нити, и всё, что он совершает, он совершает не просто против своей жертвы, но против всего нашего государства, всех его жителей.
-- Но ведь вы убиваете и просто за политическое инакомыслие.
-- За мысли мы не убиваем, но тот, кто их высказывает, обычно не ограничивается словами, а переходит к действиям, а за любое действие, направленное против нашего государства, мы караем смертью.
-- Но почему?
-- Представь себе дом, в котором живут люди и злодея, который решил тайно обрушить его крышу. Если крыша рухнет, то погибнут те, кто находится под кровлей, и обрушивший кровлю будет виновен в их смерти. Так?
-- Так.
-- И тот, кто обрушит наше государство, подобное общему дому, точно также будет виновен в смерти многих и многих, кого убьют войны и голод. Так что казнь за такое вполне справедлива. На самом деле суровость наших законов продиктована как раз тем, что мы ценим жизнь высоко. У вас есть наказания, которые не убивают прямо, но обрекают медленную смерть. Но у нас если кого-то не приговорят к смерти, то он имеет полное право жить. Его ни за что не сошлют в такие места, климат которых ему непривычен, и потому может оказаться губителен, даже на рудниках он не умрёт от непосильного труда или недостатка пищи.
- Начало пути - Влад Поляков - Альтернативная история
- НИКОЛАЙ НЕГОДНИК - Андрей Саргаев - Альтернативная история
- Ушедшее лето. Камешек для блицкрига - Александр Кулькин - Альтернативная история
- Вести ниоткуда, или Эпоха спокойствия - Уильям Моррис - Альтернативная история
- Генерал-адмирал. Тетралогия - Роман Злотников - Альтернативная история
- Боевые паруса. На абордаж! - Владимир Коваленко - Альтернативная история
- Дымы над Атлантикой - Сергей Лысак - Альтернативная история
- Хольмгард - Владимир Романовский - Альтернативная история
- Плацдарм «попаданцев» - Александр Конторович - Альтернативная история
- ЗЕМЛЯ ЗА ОКЕАНОМ - Борис Гринштейн - Альтернативная история