Эволюционизм. Том первый: История природы и общая теория эволюции - Лев Кривицкий

Но главное в заведомой несостоятельности подобных экспериментов заключалось в придании эволюционной роли насильственному, совершаемому извне воздействию на организм при полном отрицании эволюционной роли биологической работы мобилизационных структур внутри самих организмов. В этом и неодарвинизм Августа Вейсмана, и «творческий дарвинизм» советского «корифея науки» Трофима Лысенко мало отличались друг от друга.

Оказавшись под перекрёстным огнём критики и со стороны неоламаркистов, и со стороны классических дарвинистов, Вейсман, до того бывший непоколебим в своей доктринёрской уверенности в абсолютной правоте своей компетенции, стал реагировать, подобно Дарвину, на затруднения своей теории, указанные оппонентами.

Основным логическим противоречием теории Вейсмана, проявившимся в книге «Зародышевая плазма. Теория наследственности» и вызвавших справедливые нарекания оппонентов, было противоречие между представлением о непрерывности зародышевой плазмы и представлением о её многоуровневой структурности.

Вейсман признавал, что многообразные воздействия и раздражения, приходящие их окружающей среды, не только отражаются на состояниях соматических клеток, оказывают формирующее воздействие на изменения их внутренних структур, на развитие тела в онтогенезе, но и так или иначе подвергают разнообразным испытаниям и половые клетки, вызревающие в том же организме.

Однако в силу непрерывности зародышевой плазмы, содержащейся в этих клетках, и свойственных ей изолирующих оболочек эти воздействия или не доходят до её внутренних структур, или не в состоянии сколько-нибудь существенно их изменить. Однако наделив непрерывную зародышевую плазму многоуровневой структурой, Вейсман не только предположил тем самым её прерывность, но и утверждал разделение функций между её структурными компонентами. В частности, вейсмановские детерминанты как частицы наследственности, определяющие развитие особенностей того или иного типа клеток, явились прообразом будущих моделей генов и имели огромное значение для развития генетики как конкретно-научной, а не умозрительной теории наследственности.

Между тем уже само наделение Вейсманом структурных компонентов зародышевой плазмы, всех этих биофоров, детерминантов, ид и идантов строго определёнными функциями в процессе образования наследственных признаков и свойств, неявно предполагало биологическое разделение труда в структурах наследственности, а тем самым, и наличие мобилизационных структур, организующих эволюционно значимую биологическую работу в самом аппарате наследственности. Стоило ли тогда отрицать эволюционное значение каких-либо проявлений биологической работы в соматических структурах организма?

Под градом критических замечаний Вейсман не выстоял и стал признавать некоторое влияние деятельности организма на зародышевую плазму, т. е. некоторую, весьма ограниченную проницаемость того барьера, который он установил между репродуктивной системой организма и его телесной структурно-организованной целостностью. Это тактическое отступление было призвано защитить и сохранить основной каркас, предложенной им модели наследственных изменений.

Вейсман предлагает различать два типа изменчивости – соматогенную и бластогенную. Бластогенные изменения по происхождению наследственны и имеют своим источником зачатки зародышевой плазмы. Соматогенные изменения ненаследственны, они порождаются реакциями тела на внешние воздействия.

Вейсман подразделяет соматогенные изменения на три вида – повреждения, функциональные изменения и влияния среды. Повреждения и связанные с ними искалечения не могут наследоваться, что, как полагает Вейсман, было доказано его теорией непрерывности зародышевой плазмы и экспериментом с отрубанием мышиных хвостов.

Функциональные изменения, связанные с употреблением или неупотреблением органов, т. е. с поверхностными элементами биологической работы также, по Вейсману, не могут становиться из приобретенных наследственными. В подтверждение этого положения Вейсман может привести только один аргумент: никто не доказал ни одного случая подобных изменений. Этот аргумент можно обозначить как презумпцию недоказанности (по аналогии с презумпцией невиновности в сфере права). Но никто не прожил и нескольких сотен тысяч или миллионов лет, чтобы доказать, что вся история происхождения видов не протекала под действием наследственного усвоения результатов биологической работы если не прямым, то косвенным путём, через постепенное усиление этих результатов в длинной череде смены поколений. Так что аргумент презумпции недоказанности работает против теории Вейсмана, а не за неё.

Наконец, Вейсман нехотя признаёт, что в некоторых случаях на детерминанты зародышевой плазмы могут оказывать влияние устойчивые изменения внешней среды. Как и в эксперименте по отрезанию хвостов. Вейсман испытывает явное тяготение к наивному ламаркизму, согласно которому живые существа являются пассивными результатами формирующего действия внешних условий, так что ради подобного представления он даже готов нарушить свой главный принцип – тезис о ненаследовании приобретенных свойств.

Конечно, в отличие от резко критикуемого им ламаркизма, Вейсман в основном отрицает наследование приобретенных свойств, развитие посредством скрытых внутренних причин, признавая могущество, даже всемогущество естественного подбора. Вдобавок он полностью отрицает эволюционную роль употребления и тренировки органов. Но вейсмановская модель развития под действием среды во многом воспроизводит наиболее примитивные элементы ламаркистской теории развития.

Отвечая на возражения Спенсера, выраженные в статье «Недостаточность естественного отбора», Вейсман в 1893 г. публикует статью «Всемогущество естественного подбора», в которой, по существу, отождествляет естественный подбор с эволюцией вообще. Подбор, по Вейсману, не только всемогущ, но и, фактически, вездесущ, он, как и сама эволюция, действует везде и во всём. И им можно объяснить абсолютно всё. Подбор зачатков, по Вейсману, происходит и в зародышевой плазме.

Вера Вейсмана во всемогущество отбора во многом идентична вере креационистов во всемогущество Творца. На это не раз указывал Спенсер и другие оппоненты вейсмановскоого радикального неодарвинизма. Сильнейший удар по вейсмановской теории был нанесен этими оппонентами указанием на то, что без определённого наследственного усвоения приобретенного признака, т. е. неупотребления того или иного органа, невозможно объяснить ослабление или полную утрату этого органа в процессе эволюции.

Вейсман признавал, что это возражение повергло его в тяжёлые сомнения. Однако вскоре в нём снова возобладала уверенность во всемогуществе подбора. Он выдвинул понятие панмиксии, т. е. отрицательного подбора, которое открыто противопоставил дарвиновскому понятию пангенезиса – воздействия телесных клеточных структур на наследственные структуры.

Всеобщее смешение, т. е. панмиксия, или отрицательный подбор, заключается, по Вейсману, в редукции ставшего ненужным органа вследствие преимущественного выживания особей, которые обладали этим органом в менее развитом состоянии. Большинство учёных и специалистов в данной сфере исследований нашли это объяснение Вейсмана совершенно неубедительным.

Новую грань в свою теорию Вейсман внёс в статье «О зачатковом подборе как источнике определённо направленной изменчивости». Он опирался на идеи, изложенные в статье немецкого зоолога-дарвиниста и эмбриолога В. Ру «Борьба частей в организме». Ру распространил дарвиновский принцип борьбы за существование на взаимоотношения внутренних органов живых организмов. Ру с полным основанием утверждал, что все части, органы и системы организма, осуществляя конструктивное взаимодействие между собой, в то же время находятся в конкурентных отношениях друг с другом, борясь за поступление максимального количества и качества ресурсов – за пищу, местоположение, тепло и т. д. Такая же борьба происходит и между тканями, клетками и даже молекулами каждой клетки. Отсюда берёт начало целесообразность строения не только целостного организма, но и каждой его части.

Делая упор на борьбу за существование, Ру совершенно не принимал во внимание совместной биологической работы органов, которая направляет конкурентные отношения к их взаимосогласованности под действием общей мобилизационной структуры организма. Вейсман заимствовал положения Ру для конкретизации своих представлений о механизме наследственности. Он предположил, что между детерминантами зародышевой плазмы происходит борьба за существование, в результате которой наиболее конкурентоспособные из них, потребляя больше энергии, увеличиваются в размерах и обеспечивают формирование более развитых органов, а менее конкурентоспособные уменьшаются, редуцируются и в конечном счёте порождают рудиментарные органы. Так было найдено вполне удовлетворительное объяснение наследственного источника ослабления и устранения неконкурентных органов, позволившее обойтись без использования механизма неупотребления органа и вновь проигнорировать эволюционное значение биологической работы. В качестве этого источника Вейсман полагал зачатковый подбор.