Дезертир - Валериан Якубовский

— А может, дождаться похоронки, дитятко?

— Не знаю. Смотрите сами, как лучше.

На большаке Светлана встретила Валентину с Лучинским. Поздоровалась с ними, ничего не сказав о письме Ершова.

На другой день весть о гибели Шилова разнеслась по всей опытной. Люди с сочувствием отнеслись к горю Татьяны Федоровны, явившейся на работу в черном платке. Женщины окружали ее, плакали. Мужчины сопровождали участливыми взглядами и, разговаривая вполголоса, кивали на нее.

— Сына потеряла…

Старший механик Щукин, увидев Татьяну Федоровну, остановился, снял картуз и, потупив голову, сказал:

— Какой работящий парень был, а?

Татьяна Федоровна и ему отпустила малую толику слез, застраховав сына от всевозможных передряг, которых не избежать в будущем.

Вечером у калитки ее ожидал почтальон.

— Ну, Татьяна, — сказал он, искренне желая развеселить хмурую хозяйку, — сегодня и тебе письмецо. Только от командования. Поди-ко, благодарность матери прислали за хорошую службу сына…

— Какая уж благодарность, — заплакала Татьяна Федоровна, принимая от почтальона письмо. — Похоронка, Петр Никанорыч…

Почтальон оторопел и долго, не сходя с места, глядел Татьяне Федоровне вслед, пока она не закрыла за собой двери.

Шилов задержался в подвале. Наблюдал за почтальоном в отдушину, и, когда почтальон повернул восвояси, скрипнула ступенька голбца, и Шилов наскоком подбежал к матери:

— Похоронка?

Татьяна Федоровна протянула ему письмо. Разорвав конверт, Шилов достал извещение, заполненное печатным шрифтом пишущей машинки. Скользнув острым взглядом по листку бумаги, он уперся в строку, выбитую прописными буквами — "ПРОПАЛ БЕЗ ВЕСТИ", и побледнел. Трижды перечитав текст, он швырнул "похоронку" к порогу и тяжело опустился на лавку.

— Что, Мишенька? — испугалась мать и подняла с пола извещение.

— Пишут — не "утонул", а "пропал без вести", — пояснил Шилов.

Мать не спросила его, хорошо это или плохо. Поняла, что плохо:

— Что ж будем делать, дитятко?

Шилов ничего не мог сказать. Он только повторил предложение Светланы съездить на место и перед матерью поставил задачу — узнать, чем дышит начальство, какого мнения придерживались за столом трибунала, когда судили Ершова, и что думают о ночном ЧП в минометном батальоне. Формулировка "пропал без вести" наводила Шилова на грустные размышления и поколебала веру в безопасность пребывания в родительском доме, которая появилась у него в связи с получением письма от Ершова. Шилов понимал, что под эту ширму можно спрятать и дезертира. Найденная в душегубке пилотка, видимо, не смогла стать достаточным основанием, чтобы прийти к выводу — "утонул". Отсюда опасность оказаться пойманным — в силе.

— Надо ехать — и немедленно, — сказал наконец Шилов и хотел было дать наставление матери, как вести себя у начальника училища, что говорить и как держаться перед большим человеком. Но мать оборвала сына:

— Не учи, Мишенька. Сама знаю. Слава богу… — Она не договорила, что всю жизнь изводила словцом своих супротивников и начальник училища не из святых — пошатнется и поверит ей.

— Когда пароход на Устюг?

— Сегодня уже ушел.

— Значит, завтра?

— Завтра, дитятко.

Утром Татьяна Федоровна надела черную кофту, в которой еще шла за гробом Анны Андреевны, матери Ершова, повязала вчерашний платок, припрятала деньги с извещением в чулок — подальше от карманных жуликов, высыпала в чистую тряпку чугунок картошки в мундирах, положила соли и ушла на работу в опытную вместе с Валентиной.

Перед обедом обратилась к бригадиру, Клавдии Семеновне, женщине степенной, с большими подпухшими глазами, и показала ей похоронку.

Чем же я могу помочь твоему горюшку? — спросила Семеновна, разглядывая извещение. — Сказывай.

— Съездить бы надо, милушка, да разузнать, как он там, бедняжка, утонул, — заплакала Татьяна Федоровна.

— Так поезжай. Успеешь на пароход. Мы за тебя отработаем.

— Спасибо, Клавдеюшка. Спасибо, милая.

— Когда выйдешь на работу?

— А уж в субботу с утречка придется, не раньше.

Не заходя домой, Татьяна Федоровна переправилась через реку в город и поспешила к кассам. Долго стояла за билетом. Когда впереди оставалось человек десять, кассирша сообщила, что билеты кончились, что пароход перегружен, и закрыла кассу. Пассажиры заворчали, но не расходились в надежде, что перед отправлением выбросят еще с десяток билетов.

Минут за пять до объявления посадки Татьяна Федоровна растолкала очередь, пробралась к кассе и постучалась.

— Что еще? — спросила недовольная кассирша.

Татьяна Федоровна протянула ей похоронку.

— У меня, доченька, сынок погиб в военном училище,

— заплакала она. — Мне уж очень надо бы попасть в Устюг.

Взглянув на извещение, кассирша приняла деньги и подала билет:

— Возьмите. Только палубный.

— Спасибо и за палубный, доченька. Дай тебе бог хорошего женишка.

— А может, твой сын — дезертир? — взглянув на извещение, вмешался инвалид на костылях. — Тут написано — "пропал без вести".

— Типун тебе на язык, служивый! — накинулась на него Татьяна Федоровна. — Что зенки-то выкатил? Бессовестный. А еще фронтовик…

Стоявшие рядом женщины пристыдили инвалида, и тот. покраснев, вышел из очереди и достал кисет.

Объявили посадку. Татьяна Федоровна каким-то образом оказалась впереди других и первая стала спускаться по дощатым ступенькам лестницы вниз. Предъявив билет, она бойко засеменила по борту дебаркадера.

Старенький однопалубный пароходик "Шеговары", приняв груз в порту, пришвартовался к пристани. Подали трапы. У кормы судна прошмыгнул винтовой катер, и дебаркадер закачался на волнах. Под ногами заходила палуба. Татьяну Федоровну закружило и повело в сторону. Она еле не слетела за борт, оказавшись у трапа со сломанными перилами.

— Не падай, мамаша! — поддержал ее за узелок с провизией молоденький матросик в полосатой тельняшке.

— За что хватаешься? — отцепила его от узелка Татьяна Федоровна и выругала: — Картофелину раздавил, ирод!

Матросик, почти мальчишка, ожидавший похвалы за то, что помог человеку, остолбенел и, оглянувшись на товарищей, покраснел, как девочка. Маячивший у трапа лоцман с "капустой" на фуражке громко рассмеялся:

— Не жалей, тетка, картофелины! Легче жевать будет.

— У-у, зубоскал! Чтоб твоей теще окриветь, богарадина треклятая! — огрызнулась Татьяна Федоровна и проскочила на палубу парохода.

Сошедший с капитанского мостика штурвальный, наблюдая сверху за посадкой, улыбнулся и заметил боцману:

— Ну как Иван Петрович, попало на орехи?

— Не говори. С характером бабонька, — признал потерпевший лоцман. — Не клади пальца в рот — откусит.

— То-то же…

Отыскав местечко у машинного отделения на реечном диванчике, Татьяна Федоровна удобно расположилась и успокоилась. Развязав узелок, она разделила картошку на три кучки, чтобы хватило на обратный путь, и поужинала.

Когда засипели хриплые отвальные гудки и колеса захлопали по упругой глади Двины, Татьяна Федоровна почувствовала усталость и решила отдохнуть. Положив в головах узелок с харчами, сняла кофту, чтобы прикрыть узелок сверху и прилечь, как вдруг с ужасом обнаружила, что в кармане не оказалось луковицы. Она забыла ее на столе, когда уходила на работу. По телу пробежали мурашки. Что будет, если ее глазная капельница сфальшивит перед большим начальством? Ведь Татьяна Федоровна выдаст с головой свою "кровинушку", ради которой живет на белом свете и кривит душой.

Это была минутная слабость, которая раньше времени заглянула в ее выцветшие не по возрасту глаза и помутила рассудок. "Стыдись! — приободрила себя Татьяна Федоровна.

— Лук-от и в Устюге растет".

Выкинув из головы тревожные думы, она утешила себя надеждой на удачную поездку, согнулась на диванчике и задремала.

Проснулась на рассвете от сильного толчка. Против Бобровникова в слепом тумане пароход наскочил на мель и опоздал на два с лишним часа.

Когда с пристани закрепили швартовы и подали трапы, она в пестрой толпе пассажиров поднялась на берег. На уличных часах вокзала значилось половина девятого. Уточнив время отправления парохода в обратный рейс, она вышла на Советский проспект… У Землянного моста встретила милиционера и спросила, где колхозный рынок.

— Идите прямо — и налево. Увидите, — козырнул милиционер.

На базаре Татьяна Федоровна купила пару луковиц и, расспросив завсегдатаев рыночного прилавка, где найти главного начальника военных, вскоре остановилась у каменных ворот училища.

В прихожей полковника Александрова она подошла к дневальному, стоявшему у входа, и сказала, что она мать погибшего курсанта Шилова, что ей нужно видеть самого большого начальника.