Фаворит. Американская легенда - Лаура Хилленбранд

Смит поднес бинокль к глазам, наблюдая, как Адмирал входит в дальний поворот и внезапно наталкивается на сопротивление со стороны Замаскированного Генерала, несшего на 12,7 килограмма меньше. Смит наблюдал, как Генерал поравнялся с Адмиралом. Это длилось всего мгновение, но Смит успел заметить нечто особенное. Впервые за свою карьеру Адмирал колебался. «Он сбит с толку», – подумал Смит{298}. Жокей Адмирала, Чарли Куртсингер, тоже, казалось, пришел в замешательство. Спустя секунду Адмирал собрался с силами, вновь захватил лидерство и выиграл призовую скачку. Но Смит запомнил это мгновение. Он понял, что нашел, как победить Адмирала, и улыбнулся.

– Сухарь, – услышал кто-то, – мы точно его побьем{299}.

Риддл разозлился на Мильтона за то, что тот применил щипцы, чтобы успокоить Адмирала, хотя один из его собственных служащих, как сообщалось, сам отдал их Мильтону, чтобы успокоить коня, если тот станет бесноваться подобным образом. Риддл затаил обиду на ипподром Пимлико еще с 1926 года, когда на каких-то важных скачках один из судей назначил его жеребцу Крестоносцу весовую нагрузку в 57 килограммов. Тогда Крестоносец проиграл лошади, несшей всего 42 килограмма{300}. Инцидент со щипцами стал последней каплей. Риддл не желал, чтобы Мильтон когда-либо еще приближался к его жеребцу, и поклялся, что больше ни одна из его лошадей не будет выступать на Пимлико. Он решил завершить сезон Адмирала раньше времени.

Через два дня Сухарь скакал в гандикапе Риггса такую же дистанцию, как и в Пимлико Спешл. Все служащие конюшен Риддла вышли к треку, чтобы посмотреть на забег Сухаря. Зрелище было достойным внимания. Сухарь просто уничтожил своих соперников, побил рекорд ипподрома, при этом он нес на себе 59 килограммов, на два фунта больше, чем Адмирал в Пимлико Спешл. С этой победой Сухарь снова вышел вперед по сумме заработанных призовых – на 9 тысяч долларов больше, чем Адмирал.

Вандербильт несколько дней подряд уговаривал Риддла прекратить бойкотировать Пимлико и выставить своего скакуна против Сухаря. Ховард никуда не перевозил своих питомцев в надежде, что что-то еще может получиться{301}. Вандербильт надеялся, что Риддл одумается и заявит Адмирала на гандикап Боуи. Он уговорил Ховарда принять участие в скачках, хотя это была марафонская дистанция в 2,6 километра, а Смит не готовил Сухаря к таким забегам. Но в день скачек стало понятно, что Адмирал участвовать не будет{302}. Поезда, забитые до отказа, привозили поклонников к месту проведения скачек, и Ховард не захотел разочаровывать зрителей, так что согласился в любом случае выставить Сухаря на этих соревнованиях. Сухарь с максимальной нагрузкой в 59 килограммов с честью выдержал суровые скачки, всего на нос проиграл великолепной кобыле по кличке Эспоза, чья весовая нагрузка была на 6,8 килограмма меньше, и установил новый рекорд ипподрома. Этим и закончился сезон в Пимлико.

В середине ноября Смит погрузил Сухаря и остальных своих питомцев, укутанных в красно-белые попоны, цвета его конюшни, в три железнодорожных вагона и отправился в Калифорнию. По пути поезд проехал вдоль восточного побережья. Они останавливались в Бельмонт-парке в Нью-Йорке, где Ховард заключил одну сделку. Бинг Кросби был настолько впечатлен успехами Ховарда в конном спорте, что однажды предложил жене назвать их сына Сухарем. Но любые попытки посоревноваться с другом заканчивались впечатляющими провалами. В 1937 году он даже объединился с сыном Ховарда, Лином, чтобы организовать конеферму Бинглин в надежде, что искусство Лина в верховой езде вернет ему удачу. Той осенью Лин поехал на турнир по поло в Аргентину. Там он нашел нескольких перспективных скаковых лошадей, купил их и отправил в Нью-Йорк морем. Чарльз Ховард согласился выбрать одну из этих лошадей и перекупить ее.

Ховард и Смит пришли в порт, чтобы посмотреть на лошадей. Две из них выделялись среди остальных. Одну из них звали Каяк, позже коня переименовали в Каяк II, – роскошный вороной жеребец, он был практически не объезжен, не приручен и сопротивлялся любой попытке управлять собой. Другой был зрелым конем, Лигароти, чемпионом Аргентины на дистанции в одну милю. Смит был совершенно очарован этим жеребцом. Ховарду понравились обе лошади. Но он предпочел приобрести Каяка.

После того как к составу присоединили дополнительные вагоны для перевозки лошадей фермы Бинглин, поезд отправился дальше на запад, через великую равнину, через белые пустынные Скалистые горы, застывшие в снежном зимнем безмолвии. Когда поезд останавливался в небольших городках на пути следования, поклонники собирались на холодных платформах, чтобы заглянуть в окна вагонов и хоть одним глазком посмотреть на Сухаря.

А впереди путешественников ожидали пышные празднования. Ховард позвонил Оскару Отису, сообщил, что Сухарь возвращается домой, и тот передал эту новость прессе{303}. Пять сотен энтузиастов решили встать пораньше, прийти на трек и шумно поздравить героя с возвращением. Первые лица города и штата придут, чтобы попозировать перед фотокорреспондентами рядом с общенациональной знаменитостью. И даже утомленные конюхи оставят все дела, чтобы посмотреть на Сухаря, а заодно позавтракать, сидя на скамейках станции. Под радостные аплодисменты и вспышки фотоаппаратов вагон Сухаря прибудет на платформу. Конь поднимется с мягкой толстой соломенной подстилки, ласково ткнет тренера носом и выйдет из вагона. Толпа вокруг него радостно взревет. Даже Смит придет в отличное настроение – он будет сравнительно разговорчив и произнесет несколько связных предложений, что впоследствии газетчики назовут «огромной моральной победой присутствовавших журналистов».

Но до этого момента поезду предстояло проехать много миль по холоду, через всю страну, при температуре до четырнадцати градусов ниже нуля. Снегопады один за другим накрывали поезд и все пространство вокруг толстым снежным покрывалом. Путешествие было трудным и пугающим.

Когда замерзли трубы водяного насоса, Ховард оставил Марселу в спальном вагоне и переселился в вагон к Сухарю. У него появилась привычка, чтобы успокоить нервы, самому ухаживать за жеребцом. Сухарю было тепло и уютно, он сонно покачивался в такт движению поезда, накрытый двумя попонами, пока поезд извивался змеей, пробираясь через горные перевалы. В покрытом льдом, качающемся поезде Ховард всю дорогу домой просидел рядом со своим конем.

Зима будет долгой и холодной.

Глава 11

Без Полларда не будет Сухаря

Серьезно пострадавшего Реда Полларда уносят с трека Санта-Аниты, 19 февраля 1938 года

(Библиотека USC, отдел специальных коллекций)

7 декабря 1937 года Ред Поллард, подгоняя лошадь, заходил на дальний поворот ипподрома Танфоран. Он скакал на Экспонате, одной из лошадей конюшни Ховарда. Это были будничные спринтерские скачки{304}. Они с Экспонатом обходили одну лошадь за другой, и соперники нерешительно расступались, пропуская жеребца, несущегося вперед. Перед выходом на финишную прямую Экспонат нагнал последнего впереди идущего скакуна, Полупериода, который мчался, прижимаясь к внутренней бровке. Поллард направил своего коня к середине скаковой дорожки. Она была свободна. Ред знал, что сил его лошади вполне хватит до финишной проволоки.

Внезапно конь, испугавшись какой-то помехи справа, понес к внутреннему ограждению. Вес Полларда резко сместился на правое стремя, и он оттолкнулся влево, стараясь избежать падения через плечо Экспоната прямо в грязь под ноги лошади. Экспонат развернулся в сторону Полупериода. Когда он накренился влево, Поллард услышал неровный стук передних копыт Полупериода. Его наездник в панике выпрямился во весь рост и натянул поводья, стремясь придержать лошадь, чтобы избежать столкновения с Экспонатом. Полупериод задрал голову и сумел отскочить от ограждения за мгновение до того, как широкий круп Экспоната врезался в него. Поллард снова удержал равновесие, выровнял лошадь и направил ее галопом к финишу, первым промчавшись под финишной проволокой.

Уже через пару секунд жокей Полупериода соскочил со своего коня и кинулся к судье. Экспоната дисквалифицировали. Судьи назначили слушание, чтобы выяснить, виновен ли Поллард в этом инциденте и нужно ли отстранить его от скачек. Поллард, похоже, ожидал, что его на несколько дней отстранят от работы. И хотя жокей был невиновен в том, что Экспонат внезапно изменил траекторию движения, судьи имели обыкновение все же наказывать жокеев в подобных случаях, чтобы предотвратить умышленное нарушение правил, так называемую «грязную игру».

Но никто не ожидал вердикта, который вынесли судьи. Возможно, они решили ужесточить наказание, чтобы сохранить имидж. А может, захотели отыграться на Полларде за то, что он обычно дерзил и пререкался с ними. Так, он обозвал деспотичного, лишенного чувства юмора судью «красномордым», и это прозвище вскоре подхватили все жокеи. Какой бы ни была мотивация, но судьи решили похоронить карьеру Полларда. Они вынесли самый суровый приговор за весь сезон. Они не только отстранили Полларда от скачек на ипподроме Танфоран, но и обратились в национальную ассоциацию конного спорта, которая обычно прислушивалась к их рекомендациям, с просьбой отстранить Полларда от скачек на любом ипподроме Калифорнии до конца 1937 года. Но и это было еще не все. Обычно судьи разрешали отстраненным жокеям принимать участие в призовых скачках, кроме тех случаев, когда они были замечены в мошенничестве, в чем Полларда не обвиняли. Но судьи ипподрома Танфоран позже собрали еще одно слушание и лишили Полларда и этой привилегии тоже.