Фаворит. Американская легенда - Лаура Хилленбранд

В августе Сухаря повезли в Саффолк-Даунс, где он должен был участвовать в престижном гандикапе Массачусетса. Там он схлестнулся в смертельной дуэли, пройдя почти на равных с кобылой по кличке Прекрасная Воительница. В состязании этой лошади назначили дополнительную нагрузку в 49 килограммов, а Сухарю – 59 килограммов. Несясь по треку бок о бок, они с кобылой сначала избавились от Анероида, а потом оставили далеко позади всю основную группу соперников. И только на финишной прямой Воительница наконец выдохлась и стала отставать. Сухарь пришел к финишу первым, побив прежний рекорд ипподрома на две пятые секунды. Прекрасная Воительница отстала от него на два корпуса, сражаясь до последнего. Сухарь легким галопом вернулся к трибунам под оглушительные овации. Поллард соскочил с седла и помчался по ступеням в жокейскую, выкрикивая: «Вот идет наш доблестный герой!{286} Парни, я наконец прославился!»

Празднование победы продолжилось на ежегодном обеде Ассоциации спортивных журналистов Новой Англии. Ховард получил трофей, потом на сцену поднялся Поллард и получил памятный хлыст. «Я буду заносить его высоко и хлестать изо всех сил», – съязвил он. Присутствующие, изрядно подогретые виски с содовой, никак не отреагировали. Поллард стал громко хлопать, толпа уставилась на него. «Черт возьми! – взревел Поллард. – Давайте уже поаплодируем!»{287}

Ховарды никак не могли забыть ослепительную скорость Прекрасной Воительницы. Спустя некоторое время после торжественного обеда Ховард связался с владельцем кобылы и предложил запредельную сумму за лошадь. И вскоре Воительницу перевели в конюшню Ховарда, поместив недалеко от стойла Сухаря. Она была одной из немногих лошадей, которые могли идти наравне с Сухарем на утренних пробежках, и, в отличие от жеребцов, ее не деморализовал тот факт, что Сухарь поддразнивал ее, – она отвечала ему той же монетой. После завершения скаковой карьеры Воительницы Ховард хотел случить ее с Сухарем.

Одна идея занимала умы всех любителей конного спорта: Сухарь и Адмирал должны встретиться в матчевых скачках. Сухарь победил всех остальных скакунов, выставленных против него Востоком. Кроме того, жеребцы соревновались и в том, который из них принесет больше призовых денег. В 1937 году Сухарь заработал 142 тысячи 30 долларов – всего на 2 тысячи меньше, чем Адмирал, который лидировал в том сезоне. Обе лошади приближались к рекорду, установленному жеребцом по кличке Сан Бо в 1931 году. На протяжении своей скаковой карьеры он принес владельцам в общей сложности 376 тысяч 744 доллара. Копыто Адмирала зажило, и он вернулся к тренировкам. Все любители конного спорта заговорили о необходимости устроить матчевые скачки. Даже Бинг Кросби, владелец перспективного жеребца по кличке Хай Страйк, подзуживал Ховарда. «ПОЗДРАВЛЯЮ, – писал он в телеграмме после гандикапа Массачусетса{288}. – ТИХООКЕАНСКОЕ ПОБЕРЕЖЬЕ ТРЕБУЕТ ПРОВЕСТИ МАТЧЕВЫЕ СКАЧКИ ХАЙ СТРАЙК АДМИРАЛ СУХАРЬ В ТАКОМ ПОРЯДКЕ». Ховарду понравилась эта идея.

По всей стране спортивные журналисты обсуждали идею проведения таких скачек. Газета «Лос-Анджелес Дейли Ньюс» провела опрос среди своих читателей, кто, по их мнению, победит{289}. По результатам опроса Сухарь удерживал небольшой перевес. Ипподромы по всей стране предлагали свои услуги в организации этих соревнований. Руководство ипподрома Хайалиа во Флориде обдумывало возможность проведения скачек с призовым фондом в 100 тысяч долларов на день рождения Джорджа Вашингтона. Арлингтон-парк в Чикаго тоже обсуждал эту идею. Позже, в конце августа, ипподром Бэй-Медоуз прислал официальное предложение Ховарду и Сэмюэлю Риддлу, предлагая той же осенью организовать скачки с призовым фондом в 40 тысяч долларов, при этом Сухарю назначалась весовая нагрузка в 56 килограммов, а на год младшему Адмиралу – 54,5 килограмма. Ховард принял предложение, Риддл не согласился – и идея матчевых скачек засохла на корню.

Потом Риддл всех удивил. После настоятельных уговоров основателя Санта-Аниты, Дока Страба, он согласился выставить Адмирала в 1938 году на скачках с призовым фондом в 100 тысяч долларов, карьерной цели Сухаря. Пресса ухватилась за эту новость.

Смит отнесся к известию скептически. Он знал о Риддле достаточно, чтобы понять, что старый коннозаводчик ни за что не позволит своему породистому жеребцу пять дней трястись в вагоне поезда ради второсортных, по его мнению, скачек. Смит считал, что придется «ловить» Адмирала на его собственной территории.

Сухарь семь раз подряд побеждал в призовых скачках, абсолютным рекордом было восемь побед подряд. Ховард хотел побить этот рекорд, но ему предстояло сделать нелегкий выбор. Как и предвидел Смит, после звездного часа на гандикапе Санта-Аниты в 1937 года Сухарю назначали максимальную весовую нагрузку на каждых соревнованиях, и иногда он нес на себе до 9 килограммов больше, чем его соперники. Практический опыт показывал, что каждые 1–1,3 килограмма тормозят лошадь на целый корпус на каждых 1,5–2 километрах. Значит, с такой нагрузкой, какую назначили Сухарю, с каждым полукилограммом он терял целый корпус на 2 километра. Чем больше весовая нагрузка, тем выше риск получить травму, а это особенно опасно для Сухаря, учитывая его давние проблемы с коленями. Многие лошади высокого класса до него, такие как его дед Военный Корабль, заканчивали скаковую карьеру раньше времени, чтобы избежать чрезмерной весовой нагрузки. А те, что продолжали участвовать в скачках с самыми большими назначенными нагрузками, такие как Равновесие или Открытие, неоднократно проигрывали соревнования.

Ховард готов был смириться с высокой весовой нагрузкой, но только до определенного предела. «Сухарь вам не грузовик», – сказал он. Он установил предел в 59 килограммов, и его решение объяснялось тем, что это был максимальный вес, назначавшийся судьями на гандикапе в Санта-Аните в 1938 году. Вот если Сухарь выиграет забег с таким весом, тогда он, Ховард, будет готов принять бóльшую нагрузку для своего скакуна, 59 килограммов – чудовищная нагрузка, многие великие скакуны проигрывали при таком весе. Но заявление Ховарда приняли неоднозначно. Некоторые журналисты обвиняли его в нерешительности, трусости и нежелании по-настоящему испытать свою лошадь. Эти обвинения глубоко ранили Ховарда.

Вопрос особенно остро встал в сентябре. Сухаря выставили для участия и в Золотом Кубке Хоуторна в Чикаго, и в Наррагансетт Спешл в Род-Айленде. И те и другие скачки были назначены на 11 сентября. В соревнованиях Наррагансетта Сухарю назначили весовую нагрузку в 59,9 килограмма, тогда как в Кубке Хоуторна ему давали 58 килограммов. Ховард никак не мог определиться. Он не хотел нагружать Сухаря почти шестьюдесятью килограммами, этот вес был явно завышен. Но он знал также, что, выбери он меньшую нагрузку, это решение вызовет шквал критики. Ховард решился нарушить собственное обещание не превышать максимум в 59 килограммов и согласился выставить Сухаря в Наррагансетте.

Накануне скачек проливной дождь превратил трек в Наррагансетте в сплошное болото. Сухарь плохо зарекомендовал себя на влажных грунтовых треках. С нагрузкой бы он справился, но его скорость значительно снижал раскисший после дождя трек. Как объяснял Поллард, у Сухаря была особая манера: он бежал нервными, быстрыми скачками, низко прижимаясь к земле, поэтому скакать по грязи ему было особенно неудобно. «Знаете, какая манера боя была у Джека Демпси? Короткие, хлесткие, молниеносные удары, – объяснял Поллард. – Вот так и Сухарь бежит. На влажном треке он не может делать эти короткие быстрые шаги. По грязи лошадь скачет крупными прыжками, а это не его стиль{290}. На таком треке он ничего не сможет сделать». Поллард в свойственной ему манере пытался убедить других простить коню его единственный недостаток. «Нужно дать ему отдохнуть, – говорил он своему близкому другу, журналисту Давиду Александеру. – Есть много такого, что я не могу делать. И еще больше того, чего не можешь делать ты, иначе вылетел бы из газетного бизнеса. Был бы тогда жокеем, ученым и ценителем женской красоты, как я».

Был еще и психологический аспект. Сухарь не выносил, когда ему в морду летели комья грязи из-под копыт других лошадей. «Он просто убедил себя, что не любит этого, и все тут, – объяснял Смит, – а он существо довольно решительное. В одиночку он может вполне хорошо отработать на самом отвратительном треке, но когда ему в морду, и особенно в уши, летит грязь, он просто никак не может с этим смириться. О, он будет пытаться – как тогда в Вайоминге, когда был град величиной с мячик для гольфа, но он просто не сможет показать все, на что способен. Так зачем без нужды наказывать его?»

Смита также заботило здоровье питомца. Во время тренировки на мокром треке в Санта-Аните конь поскользнулся и поранился. Зная, что в прошлом у него были серьезные проблемы с коленями, Смит старался по возможности избегать раскисших треков.