Фаворит. Американская легенда - Лаура Хилленбранд

Такие секретные тренировки шли на пользу Сухарю, но из-за того, что Смит отказывался объяснить свое поведение прессе, складывалось неправильное представление о происходящем. Редкое появление жеребца на публике порождало массу слухов о том, что лошадь не совсем здорова. И ее странная неровная походка только подогревала эти слухи. Смит не спешил развенчивать их. «Этот ваш конь и ходить-то не умеет», – сказал как-то один из зрителей, когда Сухарь проходил мимо. «Зато бегает», – ответил Смит{262}. И хотя на этом этапе своей карьеры конь был в идеальной форме, репортеры часто называли его «калекой». Эти истории принимались за чистую монету, и скоро это прозвище намертво пристало к Сухарю. Позже подобное представление о лошади станет настоящей головной болью для Смита.

Но всех обмануть тренеру не удалось. Ведущий спортивных колонок в «Лос-Анджелес Таймс» и «Сан-Франциско Крониклз» Оскар Отис был одним из немногих репортеров, которые действительно разбирались в конном спорте, и авторитетом для всех корреспондентов, пишущих о скачках на Западе. Почти сразу Отис выяснил, что Смит тренирует Сухаря в три часа ночи. «Теперь можно делать ставки на пару Сухарь – Грета Гарбо, – писал он в “Таймс”{263}. – Оба предпочитают оставаться в гордом одиночестве». Так репортеры узнали, что Смит что-то задумал. Большинство газетчиков невзлюбили его так же, как он ненавидел их, и были полны решимости поймать его на горячем. А Смит был столь же тверд в желании помешать им. Битва началась.

В отличие от Смита, Ховард наслаждался всеобщим интересом. Быть в центре внимания было для него вполне естественным. Ему было мало, что его лошадь лучшая. Он хотел, чтобы Сухарь стал суперзвездой – и среди современников, и в истории конного спорта. Ховард понимал, что добиться этого, только побеждая в скачках, невозможно – нужно было завоевать публику. После гандикапа в Санта-Аните в 1937 году Ховард решил захватить воображение зрителей.

Сначала он хотел показать всей стране возможности лошади. Для этого были организованы скачки на выживание, беспрецедентное по масштабу мероприятие. К обсуждению вопроса о том, в каких скачках Сухарь примет участие и кто станет его конкурентом, мог присоединиться любой желающий. В газетах на всю полосу шли объявления о победах Сухаря. Будучи убежденным, что пресса как представитель публики является важнейшим агентом в организованной им кампании, Ховард не оставлял газетчиков без внимания. Он практически жил с ними, пробегая по ступеням лестницы, ведущей в ложу для прессы, до и после забега, предоставляя репортерам возможность задавать вопросы, позируя перед камерами и первым делом бросаясь к газетчикам, когда поезд с вагоном, в котором перевозили Сухаря, прибывал на станцию{264}. Он следил за тем, чтобы журналисты знали предполагаемый маршрут коня{265}. Ховард и его жена всегда были рады каждому фотографу и в любое время дня и ночи благожелательно отвечали на звонки корреспондентов. Ховард делал все возможное, чтобы манипулировать прессой, освещающей карьеру его лошади. Он читал каждое слово, написанное о Сухаре, и писал длинные письма журналистам. Он держал все телефонные номера под рукой, лично звонил репортерам, чтобы дать возможность каждому почувствовать себя привилегированным осведомленным лицом, первым узнавшим сенсационную новость. Ховард использовал прессу, чтобы оказывать влияние на руководство ипподромов и на владельцев других лошадей, на которых не мог воздействовать собственным обаянием. Он предлагал сувениры с символикой Сухаря для лотерей, устраиваемых газетами, и рассылал открытки с изображением своего коня репортерам. И даже презентовал некоторым газетчикам ценные подарки, включая подкову Сухаря, отлитую из серебра{266}. Уже сложно было понять, кто кого преследует.

Но даже добившись контроля над прессой, Ховард оставался ее слугой. Он понимал, что его влияние небезгранично и, если он сделает хоть один шаг, который не оправдывает ожиданий газетчиков, образ, который он с таким трудом создавал, может разрушиться. В последующие годы в жизни Ховарда будут моменты, когда его погоня за имиджем войдет в антагонизм с интересами его лошади. Такие моменты станут самыми трудными и мучительными.

Ховард приступил к полномасштабной рекламной кампании Сухаря утром после скачки с призом в 100 тысяч долларов. Он облегчил работу репортеров – сам задавал себе вопросы и тут же на них отвечал: «Расстроены ли мы из-за того, что Роузмонт обошел нас в стотысячнике? Нет!» Чтобы подчеркнуть этот факт, он послал в ложу для прессы гигантскую бутылку шампанского, обложенную льдом. К подарку прилагалась записка: «За здоровье прессы. Мы старались как могли. Сухарь»{267}. Раньше он пообещал прислать шампанское, только если его лошадь выиграет, но «победа была так близка, – сказал он, – и я решил, что все равно пошлю вам эту бутылку». Репортеры прекрасно провели вечер, попивая пузырящееся вино и поднимая бокалы за здоровье Сухаря.

Да, репортеры пили за здоровье Сухаря и Ховарда, но ни один не произнес тост за Полларда.

До гандикапа Санта-Аниты рыжеволосый жокей купался во всеобщем внимании, хвастался непогрешимостью своей лошади и развлекал репортеров необычайным чувством юмора. Позже он процитирует Генри Остина Добсона: «Что ж, Слава – пища мертвецов / К ней мой желудок не готов». По правде говоря, он был в восторге от вновь приобретенной известности. Репортеры снова были к нему благосклонны. Если атлеты наводили на газетчиков тоску своими клише и вежливыми, ничего не значащими фразами, Поллард был необыкновенно красноречив, дерзок, весьма самокритичен и четко формулировал свои мысли. «Он, вероятно, выиграет, если я не упаду, – сказал он перед важными скачками{268}. – А я уже падал со многих лошадей, знаете ли».

Но ему не смогли простить поражение в скачках стотысячника. Когда Поллард вернулся в жокейскую после победы Роузмонта, то столкнулся с оборотной стороной славы. В нескольких метрах от него счастливый Ричардс хвастался приглашением на бал в жокейском клубе Санта-Аниты – традиционную вечеринку, которую устраивали в честь победителей скачки стотысячника. А самого Полларда забросали суровыми вопросами. Почему он не использовал хлыст в конце скачки? Он думал, что победа уже в кармане? Жокей пытался возразить, что он пользовался хлыстом и просто немного замедлился на влажной части трека, но напрасно – его просто никто не слушал.

На следующее утро травля продолжалась. На ипподроме поползли слухи, что Поллард был пьян во время скачек. Газеты раздули шумиху вокруг его мнимой потери концентрации. Грантланд Рис, один из самых именитых спортивных журналистов в стране, обвинил его в чрезмерной самоуверенности. Но больше всего ранили критические высказывания Оскара Отиса{269}. Хотя он похвалил действия Полларда на начальном этапе скачки и то, как мужественно он принял поражение, Отис, который называл Полларда Джеком, был категоричен в оценке вины жокея: «Жокей Гарри Ричардс на финишной линии обогнал Джека Полларда. В противном случае Сухарь, который еще в середине финишной прямой был на корпус впереди, должен был непременно выиграть, – писал он в “Лос-Анджелес Таймс”. – Если бы наездники поменялись местами, Сухарь бы выиграл, опередив соперника на полкорпуса. Джек Поллард слишком поздно использовал хлыст. Так что это поражение целиком на совести мистера Полларда».

Эти нападки взбесили Смита, который считал, что настоящей причиной поражения стало то, что Сухарь свернул к внутренней бровке дорожки и прижался к ограждению. Но этот факт пресса оставила без внимания. Смит отвел жокея в сторону и постарался убедить его, что критики, конечно, совершенно не правы. Мало что могло подвигнуть Смита на целую тираду, но несправедливость в отношении Полларда – смогла. Смит удивил репортеров несколькими развернутыми предложениями: «Поллард заслуживает похвалы за замечательное выступление Сухаря на гандикапе в Санта-Аните{270}. Только этот парень знает специфические особенности Сухаря, он знает, как выжать из лошади максимум. Так что вы к нему несправедливы. Он прекрасно провел скачку».

Но это заявление не принесло пользы.

На конюшню номер 38 опустился плотный полог уныния. Олли, конюх Сухаря, был открыто безутешен. Обычная жизнерадостность Ховарда казалась натянутой. Смит еще больше обычного ополчился на журналистов. Размышляя над причинами поражения, тренер взял шоры Сухаря и перочинным ножом проделал по небольшому отверстию с каждой стороны. Теперь ни одна лошадь не сможет подобраться к Сухарю незамеченной.

И только Сухарь оставался бодр и весел. После скачки он был полон боевого задора. Спустя два дня после соревнования Поллард вывел его на пробежку, и конь тянул так сильно, что жокей вернулся с тренировки с волдырями на руках. Сухарь рвался в бой, и скачки с призом в 100 тысяч долларов на ипподроме Капистрано в Сан-Хуане, завершающие скачки зимнего сезона в Санта-Аните, были как нельзя кстати{271}.